Генри Балмер - Ключ к Ируниуму

• Название: Ключ к Ируниуму
• Автор: Генри Балмер
• Издательство: Армада, Альфа-книга
• Жанр: Фэнтези
• ISBN: 5-7632-1000-X

Нелегко находить входы в иные Измерения, а тем более помогать другим людям проходить через них. Такое под силу только Проводникам — людям, способным с помощью своей внутренней энергии отыскивать нужные пространственно — временные порталы. Однако уникальные способности этих людей могут стать мощным оружием в руках мошенников. На Проводников началась настоящая охота! Находчивость, взаимовыручка, умение выживать в сложнейших ситуациях — вот основные качества, которыми обладают герои романов Кеннета Балмера.

---

Престайн испытывал определенное возбуждение. В конце концов, ему впервые в жизни представилась возможность принимать у себя настоящую живую графиню в столь ранний час. Конечно, он хорошо сознавал, что на самом деле его волнует только ее дружба с Фрицци; все утонченное очарование, исходящее от этой европейской дамы, при обычных обстоятельствах ничуть не затронуло бы его чувств. Не так уж он гонялся за утонченностью. Даже во время их короткого знакомства с Фрицци влечение к ней смешивалось у Престайна с жалостью из-за ее попыток изображать утонченность. Дверь бесшумно отворилась, когда Престайн надевал легкий серый пиджак. Он увидел, что дверь отошла внутрь, мельком увидел стену коридора, оклеенную обоями под мрамор, которую тотчас заслонила движущаяся фигура. Затем Престайн сердито шагнул вперед, взмахивая руками, как будто отгоняя овец, и возопил:

— Что вам нужно, почему вы врываетесь в мою комнату в такой час ночи! Убирайтесь, ступайте вон! Престайн сам был поражен собственной горячностью. Человек в дверях аккуратно переместил ладонь с наружной ручки двери на внутреннюю. Затем, перемещаясь с почтительностью хорошо вышколенного дворецкого старых дней, он закрыл дверь и щелкнул задвижкой.

Престайн стоял, как вкопанный, лишившись от гневного возмущения дара речи.

Вошедший снял бесформенную переливчато-черную шляпу и небрежно бросил ее на кресло. Он очаровательно улыбнулся Престайну. Поверх остальной одежды этот человек носил серый плащ с капюшоном. Под плащом на нем имелся облегающий костюм для гольфа цвета горчицы с перцем, броского и немодного покроя. Престайн заморгал. Пришелец держал толстую, солидного вида трость с серебряным набалдашником. Он вполне мог бы, сообразил Престайн, шагнуть сюда прямо из 1890-х годов.

— Прошу прощения, что вынужден был потревожить вас таким образом, господин Престайн, — проговорил посетитель. Престайн узнал его голос.

— Вы этот чертов наглец Маклин. Дэвид Маклин, не так ли? Это вы мне только что звонили?..

— И вы велели мне убираться к черту. Да, это так, — Маклин захохотал веселым булькающим смехом. Его густые волосы сияли под светом ламп пергаментной белизной — странное сравнение, подумал Престайн. Его лицо, худое, однако с пухлыми румяными щеками, лучилось здоровым юмором — живой портрет Санта-Клауса на диете. Очевидно, независимо от возраста, он в отличной спортивной форме. Некоторая лихость осанки, какие-то детали жестикуляции узких желтоватых рук, посадка головы или интонация речи подсказывали Престайну образ крепкого старикана, из которого порох не посыплется в любую погоду.

— Я жду гостя, — заявил Престайн, как он надеялся, с той уверенностью, которую в действительности катастрофически начинал терять. Этот человек по имени Маклин был окутан какой-то аурой. Она струилась из его глаз и гипнотизировала Престейна сознанием, что перед ним стоит не самый обычный человек. Одновременно это вызывало в нем чувство протеста.

— Гостя, Престайн, вот как, хм. И ставлю фунт против щепотки лунной пыли, что это Монтеварчи.

— Какого черта?..

— Да не злись ты так, парень. Утихни. Не возражаешь, если я дам роздых своим старым костям? Нет, конечно… — Маклин опустился в кресло точным, хорошо контролируемым движением и уставил в Престайна твердый взгляд. — Нет, парень. Если нам предстоит работать вместе, я не стану испытывать на тебе старые фальстафовы штучки. Ты заслуживаешь лучшего отношения.

— Вы мне делаете честь, — Престайн сцепил руки за спиной. — А теперь, если не возражаете, я бы хотел, чтобы вы ушли.

— Говорю же вам, Престайн, нам предстоит совместная работа. Я старик, но я еще сохранил силы, и все-таки, все-таки мне теперь нужен в помощь человек моложе и сильнее меня…

Престайн скроил нелюбезную гримасу.

— Вы, кажется, сказали, будто отбросите старые фальстафовы штучки. На меня они не производят впечатления. Я сейчас звоню управляющему и я бы очень советовал вам уйти. Престайн подошел к телефону и протянул руку.

Он не слышал, чтобы Маклин сделал хоть одно движение. Его рука заколебалась в нескольких дюймах от телефона, медленно продвигаясь вперед, чтобы, как он думал, дать Маклину время встать и с достоинством удалиться. Его рука уже почти коснулась телефона.

Черная трость с силой обрушилась на телефонный столик, слегка задев его пальцы. Телефон издал жалобное «дзиннь» и подпрыгнул в своем углублении. Престайн отдернул руку, словно от рукопожатия с хлопковым прессом.

— Поосторожнее, старый психопат! Эй… — он резко обернулся с туманным намерением выхватить палку. Маклин стоял у него за спиной, слегка раскачиваясь и разглядывал его с барской надменностью, полуприподняв трость.

— Я полагаю, — произнес Маклин, растягивая слова, — эта Монтеварчи сказала вам, будто она близкая подруга несчастной мисс Апджон? Да, — он кивнул сам себе. — Да, так она и заявила. Я с мисс Апджон никогда не встречался. Я даже ни разу не слышал о ней до тех пор, как она — хм — исчезла из «Трайдента», да и о вас самом не слыхал. И графиня тоже!

— Но она сказала…

— Да не строй из себя малолетку, парень! Думай! Воспользуйся же мозгами, сколько их там тебе бог дал!

— Ну…

— Да. Ты еще узнаешь, что в этом деле ничто нельзя принимать на веру. Даже меня, — старик сардонически захихикал. — В особенности меня.

— В каком еще деле? О чем вы говорите, коли на то пошло?

— Престайн испытывал неуютное ощущение, будто что-то — он не имел ни малейшего понятия, что именно — происходит и он увяз в самой середке событий, совершенно не зная броду.

— Если вы собираетесь угостить меня байкой про шпионов или тайных агентов, или там про наркотики или тому подобной чушью, то можете поберечь усилия. Я их сам могу вам нарассказать.

Маклин бросил на него резкий взгляд из-под кустистых бровей.

— Что вы имеете в виду — «можете нарассказать»?

— Ко мне прицепился один очень тупой шпион — авиация ими кишмя кишит — и потом этот идиот нарвался на пулю. В то время мне удалось остаться от всего этого в стороне. Если вы намерены как-то поднять эту старую историю, я пожалуюсь полковнику Блэку. Он обещал мне…

— Я, мой мальчик, не имею ничего общего с вашим предосудительным прошлым, за исключением одного-единственного момента.

— Какого же?

Маклин засмеялся и вернулся в кресло, положив трость поперек горчично-перечных колен.

— Вы берете быка за рога. Хорошо. Я узнал немало о вас в то время, когда вы были в Риме. Но мне хорошо известно, что графиня изучила вас тоже. Ее организация почти столь же эффективна, как и моя.

Престайн опять пожалел, что бросил курить. Неясность ситуации его раздражала. Полковник Блэк — впрочем, никаких имен — обещал ему. Шпиона застрелили, секреты остались в неприкосновенности, и Престайн тихонько умыл руки. А теперь на тебе. Неужто Фрицци — тоже шпионка? Не строй из себя малолетку, сынок…

— Каким образом сведения обо мне помогут нам найти Фрицци?

Маклин продолжал сверлить Престайна пристальным взглядом блестящих, как у воробья, глаз.

— Раз Монтеварчи должна была прийти к вам в гости, скоро она будет здесь. Мой друг в Лондоне знает вас достаточно хорошо; у него тоже много контактов в мире авиационной журналистики, так же, как и в других, куда менее причудливых мирах.

Престайн не вполне понял последнее замечание и, несмотря на снедавшее его нетерпение, вынужден был спросить:

— Что же такого причудливого в авиационной журналистике?

— Дело не в журналистике, мой мальчик. Но люди, тебе подобные, витают в облаках; вы, молодые авиаторы, понятия не имеете, что происходит в реальном мире. Любой неглупый молодой человек в воздушных силах любой страны живет в совершенно особой атмосфере, создаваемой его профессией. Атмосферу эту питает гордость, проворство и умение обращаться с оружием и летательными аппаратами — о боже мой! Вы, детвора, играете с игрушками, способными разнести весь мир!

— Вам не кажется, что те, о ком вы говорите, это сознают?

— Ну да, они сознают это — рассудком. Но чувствуют ли они, что именно готовы расколотить вдребезги? Что известно им о той жизни, которую ведут гражданские — те, кто сталкивается каждый день с безработицей, с опасностью разгневать работодателей или с болезнями, не будучи приписанными к удобному полковому госпиталю, со всеми мелкими досадными тяготами, грызущими гражданского, пока он не облысеет — а ваши замечательные украшенные медалями авиаторы так ничего о них и не знают!

Престайн встал и приблизился к Маклину. Он только что впервые прозрел хрупкость человеческого существования и приготовился оправдаться. Он заговорил было уже, стараясь смягчить голос:

— Полно вам, Дэвид Маклин. Вы сейчас взволнованы и…

Продолжить ему не дали.

— Взволнован! Еще бы мне не быть взволнованным! Как будто я не летал двадцать пять лет, чтобы в конце концов меня вышибли из авиации пинком! Взволнуешься тут!