Йен Пирс - Портрет

• Название: Портрет
• Автор: Йен Пирс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детектив
• Год: 2006

---

Зачем такое обиженно #8209;оскорбленное выражение? Страдание, которое вам выпало терпеть, мимолетно. Художникам приходится жить с чужими мнениями вечно, а потому мы стараемся игнорировать их насколько возможно, подобно островитянам, не замечающим каменные мемориалы бедствиям, свидетелями которых они были. Подумайте о жестоких пытках, которым вы подвергали других людей своим пером - по большей части вполне заслуженных, я не сомневаюсь, но от этого не менее мучительных, - и взвесьте, каким мелочным было бы такое мое мщение. И ведь я обязан быть верным тому, что вижу, и никоим образом не могу быть слишком жестоким с вами, пока набрасываю очертания вот этого подбородка. Я слишком хорошо помню, как он вынуждал меня смеяться, как я очертя голову соглашался с его пренебрежительными движениями.

Выходя, захлопните дверь. Поднимается ветер, и я не хочу, чтобы мои листы разбросало по полу.

Знаете, когда вы ушли вчера, я весь следующий час расхаживал по этой комнатенке (которую гордо именую своей мастерской) и проклинал вас? А также и себя за то, что не вышвырнул вас, едва вы переступили порог. С какой стати вы предложили, чтобы я написал ваш портрет? Конечно, я знаю причину, на которую вы прозрачно намекнули в вашем письме, - выраженную деликатно и сочувственно: вы подозреваете, что я нуждаюсь в помощи. Нуждаюсь в уверенности, что вы все еще меня любите. Что вы обижены на то, как я бросил вас и уехал без слова объяснения. Быть может, этот портрет вернет мне уверенность в себе и обеспечит кое #8209;какой столь необходимый мне доход. Ваш портрет на какой #8209;нибудь выставке - вот чудесный способ объявить, что я еще существую, и, возможно, он облегчит мое возвращение в Лондон. Ведь так? Я благодарен, тронут. Это всегда было самой скверной вашей чертой: одарить щедрой помощью и не попросить взамен ничего очевидного. Неудивительно, что столько людей вам не доверяет. Я прямо вижу, как вы обсуждаете это с женой: она сидит на кушетке и читает, а вы за вашим письменным столом у большого окна. Читаете верстку обзора? Готовите лекцию? Вы все еще работаете над книгой, которую начали писать в Париже? Вы поднимаете голову: «Последнее время я много думал о Генри. И, полагаю, мне следует посмотреть, не могу ли я ему немножко помочь…»

А она улыбается. У нее прелестная улыбка. «Такой несуразный человек! Ты знаешь, на самом деле он мне никогда по #8209;настоящему не нравился. Но я помню, он твой старый друг, мой дорогой…»

Вы продолжаете: «Может быть, написать ему и узнать, не возьмется ли он снова за мой портрет? Я слышал, с ним не все хорошо. Последние его редкие письма очень бестолковы, почти неудобочитаемы, как мне говорили. А таким способом я сумею узнать, как обстоят его дела…»

И ваша прекрасная супруга - чудесная женщина, которая никогда вам прямо ни в чем не перечила, - дает согласие, и вы пишете мне. Возможно, я сочиняю, но убежден, что не так уж далек от истины.

Но это еще не все, верно? Я здесь уже почти четыре года, и прежде от вас - ни слуху ни духу. Если бы вы хотели послать мне деньги, для этого есть простейшие способы. И никакая сила дружбы не заставила бы вас провести здесь, на острове, больше десяти минут, если бы на то не имелось какой #8209;то очень весомой причины. Люди меняются, но не настолько же! Вы даже через Гайд #8209;парк предпочитаете не ходить. Природа никогда не пользовалась вашей любовью. Так что же понуждает вас сидеть передо мной днями и днями? Что такое вам требуется, о чем вы, очевидно, не можете попросить меня прямо? Таким вот способом вы и воздействуете на людей, верно? Сидите и молчите, пока они не начинают говорить, лишь бы как #8209;то заполнить тишину; себя вы ничем не выдаете, а другие выворачивают свои души наизнанку?

Вот видите, самое ваше присутствие уводит меня в прошлое и пробуждает всяческие воспоминания о том, о чем я давно забыл, что годы и годы меня не тревожило. После того, как вы ушли, я абсолютно ничего не делал и с раннего вечера прибегнул к помощи вина, которое вы нашли таким отвратительным, а ужинать мне было нечем, кроме омлета. Идти к матушке Ле Гурен я не хотел из опасения встретить вас там. От одной мысли провести вечер в разговорах с вами меня затошнило, а потому я остался дома и чувствовал себя скверно в полном одиночестве. Спал я отвратительно. Собственно, я уже много лет не сплю по #8209;настоящему. С тех пор, как покинул Англию. Выпадают ночи получше, но в прошлую ночь я вообще не заснул вопреки фармакопее всяких настоев в моем шкафчике. Я в скверном настроении, главным образом из #8209;за моего стареющего желудка, который, как я замечаю, все меньше и меньше мирится с любым дурным отношением. Человека, который когда #8209;то сутками обходился без сна в исступлении работы, больше не существует. Скончался, друг мой, и похоронен. Осталась только тень, которая вынуждена ложиться рано и не может пить много вина.

Согласен, некоторые вопросы требуют ответа. Почему художник в расцвете сил, почти достигший вершины своей карьеры, повел себя так глупо? Надежный доход, некоторая слава и (что даже лучше) репутация. Он только что принял участие в одной из важнейших выставок в истории страны, находится в авангарде художественной революции, охватившей мир. Он на пороге того, к чему стремился всю жизнь. Почти нищета в Шотландии, затем иллюстратор #8209;ремесленник в паршивых журналах и грошовых книжечках «ужасов» в Лондоне, экономящий на всем, чтобы уехать в Париж, и вот наконец цель совсем достигнута. И тут внезапно - хоп! - он исчезает. Говорит «прости» более чем двадцати годам борьбы и упорного труда. Некоторое время никому не сообщает, где находится, отказывается отвечать на письма. Почему? В их роду же не было сумасшедших, ведь так? И отец, и мать были прямо #8209;таки отпетыми трезвенниками, верно? Если он заболел какой #8209;то ужасной болезнью, так не разумнее ли было остаться в Лондоне и пройти полный курс лечения? В чем причина такого поведения? Что он сделал такого, чтобы бежать из страны, будто разыскиваемый убийца? Кажется, какая #8209;то его знакомая умерла перед самым его отъездом? Нет ли тут связи, как вы думаете?

В конце #8209;то концов, существует предел для любой эксцентричности. В наши дни вести себя скандально для художников, которые хотят, чтобы к ним относились серьезно, стало общепризнанной необходимостью. Но такое далеко превосходит скандальность. Такое оскорбительно. Весь смысл бегства на континент в припадке эстетической досады заключен в возвращении для того, чтобы другие могли упиваться этим поступком, восхищаться отказом от общепринятого, черпать силы в шокированном Неодобрении филистеров. Исчезнуть же полностью, не присылать картин, свидетельствующих, что существуешь, это совсем другое и подразумевает презрение ко всем художникам в Челси и прочих местах, а мало кто способен простить презрение к себе. Оно вынуждает их обозреть свою столичную жизнь и задуматься. Что здесь настолько Скверно? Не следует ли и нам поступить также? Или же у людей возникают подозрения, они начинают сплетничать.

Вы хотите объяснения. У вас есть на него право. Что же, посмотрим, я думаю, вы знаете причины не хуже, чем я. По мере того как я буду писать, быть может, появится вместе с портретом и взаимопонимание. Я ждал почти четыре года, чтобы вы спросили, и вы можете подождать моего ответа несколько дней.

Так садитесь же. Свет отличный, а в скверном настроении я часто обретаю наилучшую форму. Нет, нет, нет. Вы же знаете, как надо. Обе руки на подлокотники, голову к подголовнику, вы должны выглядеть сенатором. Древнеримским. Внушительным воплощением власти. Разве вы забыли? Или ваш обед подействовал на вас как на меня, раз уж вы обмякли, как пустой бумажный пакет? Вот так гораздо лучше. А теперь не двигайтесь. Бога ради.

Воспоминания? О да. И хорошие, и плохие, уверяю вас. А самое скверное, что вы пробудили сожаления - в первый раз с тех пор, как я здесь. Но ведь вы всегда действовали на меня именно таким образом, так с какой стати чему #8209;то изменяться? Я начал думать о том, что могло бы быть, если бы я остался в Лондоне, культивировал бы людей как положено, продолжал бы драться, женился бы. Я видел перед собой карьеру, увенчанную большим особняком в Холланд #8209;парке или в Кенсингтоне, я видел себя в окружении многочисленных и благоговеющих учеников, а не забытым и живущим в полной изоляции. Теперь уже слишком поздно. Теперь я заработал бы репутацию капризности. Ненадежной пары рук. Сколько заказов, по #8209;вашему, я не выполнил, когда уехал? Не меньше дюжины, причем в большинстве оплаченных. И не думаю, чтобы то, что я пишу теперь, встретило бы одобрение. Слишком эксцентрично, слишком непривычно.

А все могло бы сложиться по #8209;другому, как вам известно. Все это было мне доступно, и от меня требовалось только и дальше оставаться в фаворе у людей вроде вас и создавать полотна прилично авангардистские, но не настолько дерзкие, чтобы их никто не покупал. Вот почему я могу позволить себе сожаления. Нельзя сожалеть о несбывшейся фантазии. Только утрата реальной возможности способна вызвать подобное тоскливое чувство. Был бы успех таким восхитительным, каким казался, когда я думал о нем вчера глубокой ночью в моей постели? Скорее всего нет. Я вкусил его достаточно, чтобы ощущать горечь на языке, сухость во рту, когда отпускал комплименты уродливым старухам ради содержимого кошелька их мужей или вел вежливые разговоры с торговцами, интересующимися только разницей между покупной и продажной ценой. Я узнал, насколько уязвимы преуспевшие для тех, кто внизу, жаждущих сбросить их и сожрать их внутренности.