Андрей Никитин - Дороги веков

• Название: Дороги веков
• Автор: Андрей Никитин
• Издательство: Melanar
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2005

…Если в первые годы на берегах Плещеева озера я находил стоянки на песчаных валах древнего берега, возвышающихся на два-четыре метра над озером, то, по мере того как накапливался опыт и возникали новые вопросы, мне все чаще приходилось спускаться в сырую озерную пойму…

Однако самое любопытное ожидало меня на Польце.

Копать это огромное многослойное поселение, где, словно визитные карточки, лежат черепки самых различных культур, отдаленных зачастую сотнями километров друг от друга, было трудно. Трудности возникали оттого, что подстегивали сроки: за лето надо было вскрыть большую площадь, чтобы освободить место для строительства железнодорожной станции, во всем требовалось разобраться сразу, все увидеть, сравнить, взвесить. Нельзя было остановиться, подумать, отложить на следующий сезон, чтобы вернуться с новыми силами и новыми мыслями: Вместе с тем копать было захватывающе интересно. Каждый день открывалось что-то новое — новые соотношения археологических комплексов, новые возможности истолкования прошлого, новые факты, понять которые удавалось порою спустя годы.

То было удивительное лето на берегу еще прозрачной тогда и рыбной реки, под солнцем и соснами, где прошлое переслаивалось настоящим, глубокая древность — современностью. Я рассказал об этом времени в своей книге «Дороги веков» — о том, как мы жили, копали и что находили…

Археология всегда была для меня не «наукой о древностях», как точно переводится это слово, а «наукой о прошлом», причем прошлое включало в себя не только историю человеческого общества, но и историю биосферы в целом… И потому речь здесь пойдет не столько о предметах, найденных при раскопках, сколько о закономерностях, на которые указывает анализ этих предметов; не столько о фактах, сколько о процессах, разворачивающихся на протяжении тысячелетий; не столько о следствиях, сколько о возможных причинах, истоки которых приходится искать иногда за пределами биосферы. А чтобы увидеть все это, понять, какое место в пространстве и времени занимает прошлое, ограниченное тем или иным квадратом раскопа, современный археолог должен уметь преодолевать эти границы, уметь подняться над ними, соединив в своем сознании результаты множества исследований. Вот почему сейчас я пишу не как только писатель или только археолог, а как оба они вместе.

Андрей Леонидович Никитин.

---

И лишь по центру его струится голубая живая дорожка: Вёкса бежит сквозь озеро и там, где оно кончается, становится Нерлью Волжской.

Я люблю Сомино. К нему подплываешь всегда неожиданно, петляешь, путаешься в многочисленных протоках дельты, слышишь за камышами гомон чаек, но только одна протока, сворачивающая под углом у Монашьего острова, выводит лодку на озёрную гладь.

Это единственный на озере островок — маленький, низкий, намытый весенними разливами Вёксы, заросший теперь камышом и тростниками. До революции озеро Сомино принадлежало Никитскому монастырю. Тогда на островке стояла избушка и в ней, карауля рыбные ловы от окрестных крестьян, жил брат Кирилл, ражий, здоровый, пивший горькую и озиравший с крыльца избушки своё озёрное хозяйство. Впрочем, на рыболовов, будь то с удочкой или острогой, он смотрел сквозь пальцы, следя только, чтобы в озере не вымётывали сетей и не ставили верши.

Старожилы усольские хорошо помнили Кирилла и показали мне бабку Матрёну, больную, сгорбленную старушку, ходившую с батожком через плотину в магазин, когда-то первую красавицу на селе, бегавшую по болотистой тропке на свидание к силачу монаху да так и оставшуюся бобылкой, когда в двадцатом году монах, занявшийся к тому времени бондарным делом, был затребован в какие-то иные, более далёкие края…

За лесом, за невысокими буграми северного берега виднеются избы Хмельник. ов. Ещё дальше поднимает из леса белую иглу колокольни гора Новосёлка.

Сегодня на озере, кроме нас, только одна лодка. Какой-то усолец медленно движется вдоль хмельниковского берега и тычет в воду острогой. Время от времени он ударяет ею о борт и сбрасывает в лодку рыбу. Пока ещё Сомино рыбой богато.

Солнце бьёт в глаза, отражается от воды; лёгкий ветерок доносит с берега медовый запах цветущего ивняка. Тишина, налитая всклень весенним птичьим гомоном. Сегодня наш день. И, бросив якорь в начале Нерли, мы закидываем удочки, полулёжа следим за убегающим по течению поплавком и даже не разговариваем.

12

Вчера был в купанской школе и договорился, что на раскопках будут работать старшеклассники. К сожалению, не раньше конца мая!

А сегодня, благо погода исправилась, закончили начатый шурф.

Мы заложили его на самом конце будущих раскопов, вдали от реки. Находками он не порадовал: здесь был край поселения.

Большой раскоп тут можно не разбивать, но траншея нужна обязательно. Надо увидеть, как образовалась дюна, на которой возникло поселение. Была ли она действительно дюной, перевеваемой ветром, или сложили её озерные пески и сейчас она отмечает древний берег усыхающего Плещеева озера?

Есть у меня давняя мечта, сладкая и нереальная. Вот так, ранней весной, когда только ещё сошёл снег с полей и бугров Переславля, а земля, лиловая и влажная, лежит в первозданной наготе под греющим её солнцем, мне хочется подняться в воздух на одном из вертолётов, облетающих зелёные моря Залесья. Хочется не в воображении, не на карте, а воочию увидеть сверху этот край. Вглядеться в него, увидеть его весь сразу, а не маленькими, микроскопическими порциями в ракурсах и поворотах холмов.

Это не прихоть. Это действительно нужно, чтобы проверить всё то, что было продумано, прочувствовано, предсказано…

«Большое видится на расстоянии…» Человек познал шаровидность Земли давно. Позднее он смог это исчислить, проверить и доказать. И всё-таки в глубинах своих душ человечество было потрясено свидетельством первого, кто глянул на Землю из космоса и принёс весть, что она действительно круглая…

Из вычислений, выкладок топографов, из линий горизонталей, проведённых чертёжниками на картах, я знаю, что Переславль лежит в углу грандиозной впадины-треугольника, открывающегося на северо-запад, к Волге. Этот треугольник, ограниченный высокими моренными берегами, залитый водой бесчисленных озёр, коричневой жижей торфяных болот, отделённых друг от друга невысокими узкими песчаными грядами, в конце ледникового периода был обширным пресноводным водоёмом.

На высоких холмах расстилалась тундра с чахлыми берёзками, кривыми сосенками и ёлочками. Медленно, очень медленно одевалась в зелёный наряд земля. Но чем дальше на север отступал ледник, чем теплее становилось лето, тем выше поднимались первые молодые леса.

Одновременно мельчал и водоём. Уровень его падал то быстро, то замедляясь, и его историю можно читать по сохранившимся террасам на склонах коренных берегов, по изгибу профиля, ступенчатости оврагов и балок, разрезающих склоны, по той летописи земли, которая именуется рельефом.

Плещеево озеро удивляет всех. Можно идти и идти от берега, а вода все будет по колено, потом, словно нехотя, поднимется до пояса, но настоящая глубина начинается за полкилометра. Там она резко увеличивается.

Когда мне случалось ловить рыбу с лодки в озере, часто бывало, что на носу, закреплённом якорем, отмериваешь по канату всего три метра, а на корме через каких-нибудь четыре метра — десять-двенадцать.

Впадина на озере Сомино по сравнению с Плещеевым озером как булавочный укол. Её диаметр пятнадцать-двадцать метров, а глубина сейчас — не более двенадцати. Яма. Так её и называют — «яма» и встают над ней на лодках, чтобы ловить окуней. Но эта яма оказалась для науки неоценимой, поскольку её первоначальная глубина была много больше, около пятидесяти метров, и вся она оказалась заполнена сапропелем, озёрным илом. В яме озера Сомино исследователи нашли самую большую в мире толщу ила — самую подробную летопись климата и растительности этих мест за все послеледниковое время.

Все знают цветочную пыльцу. Весной, когда цветут деревья, и в начале лета лужи бывают затянуты зернистой жёлтой плёнкой. На озёрах у берега она колышется под ветром, как ряска. Ветер разносит её за сотни километров. Кажется, такая нежная вещь! А пыльца может сохраняться миллионы лет.

Каждый год миллиарды микроскопических пыльцевых зёрен ложатся на почву, выпадают вместе с илом на дно озёр, откладываются в торфяниках. Изучением пыльцы занимаются палинологи. И она им рассказывает о древних лесах, которые росли здесь тысячелетия назад, о том, какие породы деревьев были в этих лесах, о климате. Для этого лишь нужно взять из разреза почвы в определённой последовательности образцы, обработать их, чтобы выделить всю пыльцу, и подсчитать под микроскопом количество пыльцевых зёрен каждого вида. Тогда, сопоставив процентное соотношение в каждом образце, можно определить, какие породы здесь росли, каких было много, а каких мало. Именно эти соотношения и будут показывать, как менялся климат.

Когда человек начал обживать берега Плещеева озера, современный рельеф уже полностью сложился. По берегам шумели леса, изобилующие той же дичью, что водится в них и сейчас, только дичи было несравненно больше; в реках и озёрах, которые простирались на месте современных болот и озёр, водилось много рыбы, и человек бил её острогой так же, как и теперь иногда охотятся на неё современные переславцы, ставил ловушки, сплетённые из веток, перегораживал реки заколами…

Все это происходило в неолите — новом каменном веке.

В повседневной жизни своей мы пользуемся обычным календарём, счисляя время днями, месяцами, годами, отсчитывая десятки и сотни лет, но почтительно останавливаемся перед тысячелетиями, лежащими как бы за пределами даже обобщённого человеческого опыта. Вот почему, обращаясь к истории всего человечества, мы переходим к иному счислению, определяя эпохи характерными, самыми важными завоеваниями человека, изменяющими его жизнь, когда в быт входят новые материалы, новые орудия труда, когда человеку подчиняются новые силы природы.

От золотого, серебряного, медного и железного веков римского поэта в обиходе науки остались лишь два последних. И это не случайно. Если два первых были лишь метафорой, то последние определили два главнейших рычага, перестроивших и экономику человеческого общества, и его самого.

Характерно, что и наше время, двадцатый век, столь богатый событиями, резкими общественными сдвигами, эпоху революций и реакции, мы пытаемся определить не по многообразию общественно-политических формаций, существующих бок о бок в сегодняшнем мире, а по развитию его научно-технической мысли, по вершинам технических достижений.

Правда, именно двадцатый век оказался удивительно многолик. Сначала его окрестили «эрой электричества», и это было справедливо, потому что совершеннее электричества люди не могли себе ничего представить. Но уже колдовали над радием супруги Кюри, затем Н. Бор открыл секрет атомного ядра, и, наконец, над развалинами Хиросимы вспухло грибовидное облако, объявившее начало «атомного века». А меньше чем через два десятилетия перед человеком открылся космос, положив начало «космическому веку»…