Фридрих Незнанский - Последнее слово

• Название: Последнее слово
• Автор: Фридрих Незнанский
• Жанр: Полицейский детектив

В Москве, на Киевском вокзале, происходит взрыв, уничтоживший часть стены. Пока сыщики разбираются в причинах, на сайте террористов в Интернете появляется сообщение, что этот взрыв — лишь первый шаг на пути к большому террору. Угроза представляется вполне реальной, и немедленно формируется оперативно-следственная бригада под руководством Александра Турецкого, которой поручено, как это бывало нередко, «найти и обезвредить». Много человеческих судеб прошло перед глазами следователя, пока ему и его верным товарищам и коллегам не удалось ухватить ниточку следа и, потянув за нее, размотать историю, которая началась более полувека назад, в тяжелом сорок первом году.

---

И настал однажды момент, когда Андрей твердо сказал себе: «Пора с этим кончать!»

Вспоминалось по этому поводу одно выражение, которое иной раз любил цитировать Олежка Базанов: «Нет человека — нет и проблемы».

Он долго и тщательно готовился к своей решающей, так он понимал, акции. Долго выбирал подходящую телефонную трубку из числа тех, что ему постоянно доставляли парни из организации Базанова. Некоторые умыкали из карманов зазевавшихся лохов, но большинство попросту отнимали у своих жертв во время «показательных выступлений», что называлось — собрать трофеи на поле боя. Наконец, остановился на «немолодой» уже «нокии». Довольно крупная относительно совершенно уже плоских последних моделей этой известной фирмы, в красивом, прозрачном футляре из пластика и с оригинальной цепочкой для ношения на шее. Мимо такой ни за что не пройдешь…

Он хорошо поработал над внутренним содержимым трубки, добиваясь, чтобы у «нашедшего» ее не возникло ни на миг даже малейших подозрений, тем более — опасений. И когда все было готово, осталось лишь провести саму операцию, что, как он понимал, требовало от него тоже определенного мастерства и отчасти удачи. Потому что «найти» эту трубку и взять ее в руки должен был именно Вадим Дорохов, и никто другой. Промахнуться, как в прошлый раз, Андрей Злобин не хотел.

4

Он сидел на лавочке в глубине двора, закрытый от дома кустами, и, раздвинув ветки, внимательно, словно заправский шпион, наблюдал за подъездом. Он прибежал сюда и плюхнулся на скамейку, когда увидел, что по дорожке, по направлению к своему дому, привычно медленно, чуть враскачку, действительно похожий на большого медведя, приближается Дорохов.

В последние дни, устроившись тут, где нашелся такой удобный наблюдательный пункт, Злобин просиживал некоторое время в ожидании появления Вадима. И успел приметить главное, что отличало мужа Лильки. Дорохов был поразительно спокоен и невозмутим буквально во всем, чем занимался в данный момент, — в том, как он возвращался домой с видом усталого рабочего человека, в недолгих и, видимо, совсем не обязательных разговорах со случайными знакомыми во дворе, даже в том, как методично докуривал он почти до фильтра свою сигарету, прежде чем бросить ее в урну у двери и войти в подъезд. Дома он не курил из-за присутствия девочки.

Сейчас Регина жила у прабабушки, где рядом был ее детский сад, куда ее и водили старики. И это тоже знал Злобин.

Вадим вышел из-за угла дома и остановился под козырьком подъезда. В зубах у него дымилась сигарета. Сейчас он ее докурит, щелчком бросит в урну и… увидит. Он просто не сможет не заметить этого «мобильника», валяющегося на траве возле ступенек, с такой яркой, красной цепочкой, которая заметно светится в темноте. Модная нынче фенечка, как выражается молодежь.

Злобин стал уже нервничать, проклиная про себя медлительность Дорохова. А ну как найдется кто-нибудь еще, кто предъявит свои права на телефон? Мой, скажет, это я потерял только что — и вся хорошо придуманная операция полетит к черту.

Нет, видно, сам Сатана помог Андрею — не Бог же!

Вадим постоял, явно увидел, наклонился даже, а потом поднял телефонную трубку и стал оглядываться в поисках того, кто мог бы ее обронить. Но во дворе было пусто — очень удобное время всегда выбирал себе Дорохов для возвращения домой.

Постояв и никого не увидев, он наконец сунул трубку в карман широкой своей куртки и вошел в подъезд. Хлопнула дверь.

Злобин, стараясь дышать спокойно, потому что его буквально колотила возбужденная дрожь, задами, прячась за кустарником, прокрался вдоль всего дома и остановился в томительном ожидании. Взрыв, если таковой произойдет, он должен был услышать обязательно.

Поразительная вещь, вдруг подумал он о самом себе, ведь сейчас произойдет страшное дело, а ему совсем и не страшно. Даже и не любопытно, словно то, что должно было случиться, уже случилось, но давным-давно, так давно, что и вспоминать незачем.

Было очень тихо. Потом ему неожиданно показалось, будто дом слегка вздрогнул. Именно весь дом. Откуда-то из глубины его выкатился грохот, и тотчас со звоном брызнули стекла окон на третьем этаже в противоположном торце.

Все. Вот теперь дело было сделано окончательно.

Андрей промокнул ладонью почему-то мокрый лоб и пошел домой. Медленно, как очень усталый человек, поднялся на свой этаж, открыл квартиру, вошел, захлопнул за собой дверь, постоял в прихожей, потом прошел к себе в комнату, скинул и отшвырнул в сторону пиджак и рухнул на постель лицом вниз.

Когда прибежала растерянная, заплаканная и вся какая-то словно растрепанная его мать и кинулась к сыну, чтобы сообщить ему ужасную новость, он глубоко и спокойно спал. И, разбуженный ее криками, почему-то никак не мог понять, что ей от него, собственно, надо и зачем она его разбудила.

Наконец вроде бы дошло, что на Дороховых обрушилось непоправимое горе. Вадим, оказывается, сам того не зная, притащил откуда-то с работы с собой настоящую бомбу, а Лилечка взяла ее в руки, повертела, покрутила, и та бомба у нее взорвалась. Вадька-то еще легко отделался, его только вроде ушибло здорово, так как он оказался в этот момент в другой комнате, но глаз здорово повредило, увезли его в больницу. А вот Лилечки не стало. С ней — просто страх божий! Голову оторвало, изуродовало всю — ужас! Будь он трижды проклят, тот гад проклятый, который придумал эту бомбу! Чтоб ему самому белого света больше не видеть! Чтоб родители его, породившие такого урода, сдохли в одночасье!..

Долго еще причитала мать, обливаясь слезами жалости и ненависти к «тому уроду».

Сперва Злобин растерялся. Потом стал злиться. И в конце концов не выдержал материнских криков и слез, подхватил свой пиджак и ушел из дома, сердито хлопнув дверью.

И вот тут он неожиданно понял, кого убил. И вдруг почувствовал, как к горлу тяжелой волной прихлынула, накатила странная, удушающая тошнота. Он забежал за угол, и его согнуло. Вывернуло так, будто он чем-то сильно отравился.

Он так и стоял, согнувшись и дергаясь в беспомощных, жестоких судорогах, пока слезы окончательно не залили его лицо и глаза перестали что-либо различать, а уши, в которых продолжали звучать истошные проклятия его матери, вообще слышать все, что происходило вокруг…

Внутри болело. Кашель разрывал грудь на части. Ноги не держали. И он стоял, даже, скорее, висел, распластавшись руками по голой стене и с невероятным трудом пытаясь сохранить равновесие.

Но так продолжалось недолго. Рвотные, уже пустые, позывы наконец закончились, сознание вроде немного прояснилось, и Злобин попытался оттолкнуться от стены, уйти с этого места, однако ноги его не хотели слушаться. Наконец ему это удалось.

Выйдя на тротуар вдоль проезжей части улицы, он бесцельно повернул в сторону от своего дома и, только отойдя шагов на двести, решил, что ему надо срочно что-нибудь выпить. Иначе его опять согнет.

В ближайшем магазине, в котором молоденькая продавщица посмотрела на него с непонятным изумлением, он купил бутылку коньяку — дорогого, за триста рублей, — и, вспомнив, что надо бы обязательно чем-нибудь закусить, потребовал еще и плитку шоколада. С этими покупками он вышел на улицу.

Где опростать бутылку, проблемы не было. В Мытищах в каждом дворе издавна были сколочены столы для любителей домино и стояли лавки. Вот на одной из них, как раз напротив светящегося яркими огнями заведения, на котором сверкали буквы «Игровой клуб», и уселся Андрей Злобин, отвинтив колпачок с бутылки и разломав плитку шоколада на несколько кусков.

Первые глотки прошли плохо — будто раскаленное железо скребло глотку. Но, втянувшись, он почувствовал подступающее облегчение. А когда бутылка была хорошо ополовинена, настроение вообще, похоже, стало исправляться. Появились даже щадящие мысли, типа того, что сделанного, к сожалению, уже не вернешь, но зато никому никогда и в голову не придет, что это дело его, Андрея, рук, и, значит, лично ему опасаться совершенно нечего. А раз нечего опасаться, так незачем и переживать. Жаль, конечно, что этот гнида Вадим снова почти не пострадал, но тут уж — судьба такая.

А вот Лильку… ее действительно очень жалко. Представив ее, живую, рядом с собой, Злобин даже едва не всплакнул — но не по ней, а по себе, потому что он, оказывается, всегда любил ее, желал, готов был ради нее… неважно теперь на что, да только она поступила с ним по-блядски… Эх, Лилька!..

Слезы жалости к себе все-таки пробились. Но, вытерев рукавом лицо, Андрей снова сказал себе, что сделанного не воротишь, а значит, надо о прошлом напрочь, навсегда забыть, будто никогда ничего не было.

Он в жизни не грешил пьянством, и потому почти полностью выпитая бутылка хоть и подействовала на него поначалу даже отрезвляюще, если исходить из того, в каком состоянии он находился, но в жар все же бросила. Да и сверкающие буквы так и манили к себе непонятным магнитом.