Фридрих Незнанский - Убийство за кулисами

• Название: Убийство за кулисами
• Автор: Фридрих Незнанский
• Жанр: Полицейский детектив

Криминал и искусство — веши, к сожалению, порой неразделимые… Убита известная оперная певица. Единственный подозреваемый — наш бывший соотечественник, известный тенор, ныне гражданин США.

В расследование включается Александр Борисович Турецкий. Чтобы найти виновных, даже ему, знаменитому «важняку», придется изрядно потрудиться и впервые в жизни заглянуть за кулисы оперного театра и узнать то, о чем обычный человек и не догадывается…

---

— Да, до этого кошмара он вел себя несколько иначе, — вздохнула та.

— Ничего удивительного, — покачал головой Валерий, — бедолага оказался свидетелем убийства, не поручусь, что ему тоже не досталось от убийцы, потому и озлобился окончательно… Жаль, что коты не умеют говорить!.. Ну ладно, давайте перейдем к делу… Галя, закрой кухню, чтобы зверь, не ровен час, не вырвался…

— Значит, вы уверены, что ничего из квартиры действительно не пропало? — Валерий внимательно посмотрел на Гудкову, присевшую рядом с ним на изящную полукруглую кушетку, обтянутую бежевым атласом и красовавшуюся посреди гостиной покойной оперной дивы. Вообще, судя по обстановке квартиры, певица тяготела к давно канувшему в Лету стилю рококо… Что ж, искусство, которому Краева себя посвятила, тоже было, с точки зрения Валерия, почти отжившим: любителей оперы в наше время с каждым днем становится все меньше. В основном это люди старшего поколения. Возможно, это его личное заблуждение.

Гудкова между тем, откинув со лба одну из многочисленных русых прядей, торчавших у нее на голове в художественном беспорядке, покачала головой:

— Во всяком случае, ничего из того, что на виду. Относительно драгоценностей я в курсе лишь частично, знаю те Машины украшения, которые она носила при мне… Они все целы.

— Вы часто общались?

— Довольно часто. Кроме того, когда Маша уезжала на гастроли или на отдых, я, если, конечно, сама находилась в городе, присматривала за квартирой и кормила Пуфа…

— Разве не проще было забирать животину к себе?

— К сожалению, у моей мамы аллергия на шерсть, — пояснила Алевтина Борисовна.

— Какой, по вашему мнению, была Краева? Я имею в виду — каким она была человеком? — поинтересовалась Романова.

— Видите ли… — Гудкова на минуту задумалась, прежде чем начать говорить, взгляд ее теплых карих глаз, устремленных прямо перед собой, сделался отсутствующим. Эта довольно крупная, не отличающаяся красотой женщина, несмотря на «художественный беспорядок» на голове, произвела и на Галю, и на Померанцева хорошее впечатление: от женщины так и веяло уравновешенностью и каким-то особым, домашним уютом.

«Ни за что бы не сказал, — подумал Померанцев, — что она живописец…» По его мнению, все художники должны были быть, во-первых, мужчинами, во-вторых, мужчинами в той или иной степени истеричными и имеющими склонность наряжаться, словно дамочки, в бархатные балахоны и прочие экзотические одежды… На Гудковой был самый обычный халат из мягкой ткани в симпатичный мелкий цветочек.

— Видите ли, — повторила она, — вопрос вы задали довольно сложный, на него за минуту не ответишь.

— Если у вас есть время. У нас его достаточно, — сказал Валерий.

— Куда мне спешить? — Художница вздохнула. — Мама спит, я ей только что укол сделала… В общем, Маша была очень неоднозначным человеком. Мы с ней обе родились и выросли в этом доме, почти ровесницы… Но если меня проблема писательских детей миновала, то о ней этого сказать никак нельзя…

— Что вы имеете в виду? — удивилась Галя.

— А-а-а… Ну да, вы этого не знаете по молодости. — Алевтина Борисовна улыбнулась Романовой доброй, совсем не обидной улыбкой. — Наш дом когда-то, в незапамятные времена, построен Союзом писателей СССР для его же членов. Машин отец, Олег Краев, был в те годы довольно известным драматургом… Во всяком случае, публикуемым, и ставили его часто. Это означало, что материально они жили лучше многих: драматурги среди писателей — самые богатые люди… Во всяком случае, были. Им с каждого спектакля шли авторские…

— А вы тоже дочь писателя? — полюбопытствовала Романова.

— Нет, я — внучка. К тому же дед — он когда-то писал прозу, в основном рассказы и небольшие повести — был из репрессированных, затем реабилитированных, квартиру здесь дали именно ему — в качестве компенсации за лагеря… Я его помню плохо, он умер — я еще маленькая была. Ну а папа с мамой у меня самые обычные люди: отец — инженер-строитель, мама всю жизнь прожила в домохозяйках. Папа умер четыре года назад…

— Вы упомянули проблему писательских детей, — возвратил разговор в нужное ему русло Померанцев. — Лично я не слышал даже, что она вообще существует… Что-то вроде проблемы «золотой молодежи»?

— Не совсем, — покачала головой Алевтина Борисовна. — Дело не в богатстве родителей, хотя и это, конечно, имеет значение… имело… А в их известности. Дети в таких писательских семьях с пеленок чувствуют, что к ним предъявляются завышенные требования, которые им зачастую не по силам… Они редко дружат со своими родителями и очень часто воспринимают их как соперников — особенно мальчики, если знаменитость — отец… А у Маши в характере с детства были мужские черты… Она своего отца терпеть не могла!

— Удивительно… — пробормотала Галя.

— Ничего удивительного, — не согласилась с ней Гудкова. — Вы только представьте ребенка, который растет в доме, где постоянно происходят какие-то, как теперь выражаются, «тусовки». Застолья со славословиями в адрес отца, переходящие в откровенную лесть… Дети любую фальшь чувствуют и принимают в штыки… А отец при этом млеет от удовольствия, от сознания своей власти над подлизами, и ребенку за него становится стыдно… Про него постоянно забывают, не кормят вовремя, вовремя не укладывают спать, он крутится среди взрослых в самое неподходящее время и все это видит… И постепенно начинает считать своих родителей идиотами, теряет к ним уважение.

— А почему именно лесть? — озадаченно спросила Романова. — Ну я понимаю, если хороший писатель, восхищение… Но лесть?

— Понимаете, — усмехнулась Гудкова, — в те времена печатали и ставили тех, кто имел вес в Союзе писателей, а не тех, кто отличался ярким талантом… Машин отец такой вес имел, был он, как тогда говорили, «просоветским» драматургом… После перестройки его пьесы были забыты моментально!.. Ну а жаждущих стать членом Союза тогда было море — это давало кучу льгот: от дач в Переделкине, бесплатных путевок на юг в дома творчества до частых публикаций в журналах и издания книг.

— Теперь понятно, — кивнул Валерий.

— К этому я и веду: в результате у Маши сформировалось такое отношение к жизни, которое многие считают циничным, хотя это не совсем так. С одной стороны, она твердо решила по-настоящему, собственным талантом, завоевать настоящую славу, без компромиссов! А не ту известность номенклатурного драматурга, какая была у ее отца. Избавиться таким образом от пережитого в детстве унижения за него. С другой — она совершенно не верила ни людям, ни в людей… За редким исключением. В общем, не слишком любила ближних…

— Исключением, надо полагать, были вы, — вставил Померанцев.

— Я уже говорила, что мы с Машей вместе выросли. Моя мама во время их домашних застолий частенько забирала ее к нам, иногда с ночевкой… Маша знала меня, как себя, и иногда называла «блаженненькой»… У нее всегда была цель — добиться этой самой подлинной известности, тем более что и талант для этого был. А меня она в этой связи не понимала: почему я, если так хорошо рисую, не стремлюсь к тому же самому, а довольствуюсь своей работой иллюстратора при издательстве… Маша не могла понять, как это у творческого человека может отсутствовать честолюбие, потому что ее собственных амбиций вполне могло хватить на дюжину таких, как я.

— А как она в этой связи относилась к Строганову? — мягко подтолкнул Альбину Борисовну Померанцев.

— Неоднозначно, — вздохнула та. — С одной стороны, Юра казался ей иногда тоже «блаженненьким», хотя и по другим причинам…

— То есть?

— Не знаю, как это сказать, — замялась Гудкова. — Просто Юра, с точки зрения Маши, часто был то ли слишком «правильным», то ли по-провинциальному наивным, что ли… И если честно, — Альбина Борисовна неожиданно начала краснеть, — лично я не верю, что Машу убил он!

— Вы так хорошо его знали? — поинтересовалась Романова.

— Да нет, не то чтобы хорошо… Просто он Машу любил как-то очень… романтично, наверное… Когда они находились рядом, это было видно!.. Они ведь познакомились давно, в Италии, когда Мария там стажировалась, были оба еще очень молодыми… Потом встретились здесь, и роман снова разгорелся… Продолжился с таким вот огромным перерывом. Юра видел ее теми же глазами, что и тогда, не замечал, что за эти годы Маша стала иной…

— А она стала? — спросил Померанцев.

— В ней появилось больше жесткости, расчетливости… Наверное, даже слишком много. В общем, не лучшие детские качества не исчезли, а окрепли… Юра этого всего не видел, потому что любил Машу…

— А она его?

— Не думаю… Хотя очень гордилась тем, что является любовницей звезды мирового класса, но… В общем, держалась она за него крепко, потому что собиралась с его помощью выбраться на тот же уровень… Со мной Маша не стеснялась говорить все, что думает, привыкла с детства. Знала, что я ее никогда и не подумаю за что-то осудить. Я и не осуждала, потому что знала, какое у нее было детство.