Вильям Гирш - Гениальность и вырождение

• Название: Гениальность и вырождение
• Автор: Вильям Гирш
• Жанр: Психология

---

Подобным же образом высказываются множество других авторов. Флегель говорит: «До Ньютона цветные лучи призмы, быть может, рассматривались, как детская игрушка; но этот великий ум основал на ней свою остроумную теорию цветов, которая одна доставила бы ему звание гения, если бы он в других отношениях не был великим». Это звучит так, как если бы звания гения можно было добиться, подобно званию полковника или тайного советника. Кант также считает гениальность человека «образцовой оригинальностью его таланта».

Но понятие оригинальности имеет в виду отнюдь не психические свойства, а лишь чисто внешнее явление. Оригинальность может быть обусловлена самыми различными психическими процессами, а с другой стороны одинаковые психические склонности могут в одном случае привести к оригинальности, а в другом – нет, так как это в немалой степени зависит от внешних обстоятельств и условий. Оригинально дитя ко времени пробуждения ума, когда в сознании еще не уместились сложные представления внешнего мира, а когда примитивные представления наивным образом сливаются в одно целое. Этим объясняется, что изречения маленьких детей так часто кажутся остроумными и вызывают всеобщий смех. Оригинален нередко тупоумный человек, воспринимательной способности которого не хватает для составления себе ясного представления о совершающихся перед ним процессах и который прячется от мира. Оригинальны также глупцы, которые воображают, что их сочтут за гениев, если они в своей деятельности будут возможно более отступать от общепринятых взглядов. Если, например, кто–нибудь, как это недавно случилось, напишет книгу, в которой старается убедить людей, что разумнее всего совсем не носить платья, а ходить в костюмах Адама, то такой писатель, по определению Джерарда, должен быть признан гением. Если кто–нибудь заявляет повсюду, что излечивает людей от всех болезней, заставляя их бегать босиком по мокрому лугу, то и он должен быть гением, и действительно, успех – материальный успех этого пророка, по–видимому, свидетельствует о том, что толпа склонна признать в нём гения.

Однако, вскоре убедились, что оригинальность как таковая не может быть существенной приметой гения, поэтому «оригинальность гения» стали всё более ограничивать и точнее определять. Но и тут наибольшее внимание обратили на внешнее явление и при благоприятном случае рассматривали всегда лишь симптом, вместо того чтобы исследовать причину, источник явления. От оригинальности поэтому стали требовать, чтобы она производила «прекрасное» и «истинное», и только тогда ей присваивали гениальность. Так, например, Вайзе говорит: «Гениальность – это непосредственная центральная сила индивидуума в гармоничном сосредоточении его духовных и физических сил для создания идеальных образцовых произведений ума». Многие требовали от гения, чтобы его произведения «составляли эпоху», чтобы они «нравились», «были полезны» и т.п.

Блэр пишет: «Гений всегда включает известную изобретательную или производительную силу, которая не ограничивается одним восприниманием красот, а способна также производить новые красоты в таком виде, чтобы они производили сильнейшее впечатление на душу».

Вместо того, чтобы, как сказано было, обратить внимание на психическую причину, упомянутые авторы всё более отдалялись от неё устанавливанием подобных условий, потому что в таком случае источника гения ищут уже не в нём самом, а во впечатлительности других. Ибо разве существует что–нибудь абсолютно «прекрасное» или «хорошее»? Если поставить понятие о гениальности в зависимость от этих изменчивых ощущений, от колеблющегося вкуса других, тогда становится неизбежным, что некоторые индивидуумы в известные исторические эпохи провозглашаются гениями, в то время как другие поколения развенчивают их и лишают этого звания. Но от этого гениальность теряет всякое значение как психологическое понятие, потому что таковое должно быть неизменным и не зависеть от внешних явлений.

Но оригинальность как таковая отчасти также зависит от внешних обстоятельств и условий. Значительное число выдающихся и ценных открытий и изобретений сделаны были чисто случайно. У многих учёных лишь благодаря счастливому сплетению внешних условий являлась мысль, приводившая их к изобретению или открытию, которого не могли сделать люди, гораздо выше тех стоящие по уму. Когда был изобретён микроскоп, то стоило только поглубже заглянуть в человеческую жизнь, чтобы сделать великие и важные открытия. И действительно, с целым рядом открытий связаны имена людей, которые при других условиях, быть может, вовсе не выдвинулись бы. Возможность явиться оригинальным ограничена в некоторых областях искусства, и шансы стать оригинальным в значительной степени зависят от того, насколько предшественники уже исчерпали данную область. В музыке говорят о «гениальном исполнении». Неужели артист, исполняющий пьесу Бетховена соответственно своему ощущению, будет менее гениален от того, что до него один или несколько артистов так же передавали пьесу, как он? Или же мы назовем гениальным только такого музыканта, который в погоне за оригинальностью, сулящей ему приз гения, исполняет уже не произведение композитора, а какую–то пародию его? Последнего рода явление стало в наше время совсем заурядным.

Учёные, пытавшиеся проникнуть к психологическим законам гениальности, пытавшиеся объяснить явления так называемой гениальности на основании известных психологических понятий, должны были, наконец, придти к сознанию, что при определении гениальности дело шло о самых разнообразных психологических комбинациях. Джерард при своих психоаналитических опытах также вынужден был в конце концов признать две разновидности гения: «Genius for science» (научный гений) и «Genius for the arts» (художественный гений). При этом, однако, яснее всего сказалось его заблуждение. Вместо того чтобы признать, что в обоих этих классах дело идёт о совершенно различных психических условиях, он видит разницу опять–таки во внешнем моменте, говоря: «Вся разница между научным и художественным гением заключается, по необходимости, в различии их целей». Джерард, очевидно, перепутал причину и следствие. Гельвеций также приходит к правильному заключению, что в психологическом отношении должно делать отличие между различными видами гениальности. Несмотря, однако, на вполне правильное воззрение, что естествоиспытатель и поэт должны обладать совершенно различными психологическими условиями, он всё–таки пытается придать этим столь разнообразным элементам одно обозначение и также приходит к заключению, что «изобретательность» и «составление эпохи» служат общим для всех гениев отличием.

Совершенно таким же образом высказывается, между прочим, и Радешток: «…и всё–таки имеются некоторые всем гениям свойственные особенности, а именно: оригинальность и высшая сила умственного творчества; различие видов гениальности есть лишь вторичное явление, зависящее от объектов и жизненных кругов, к которым она обращается». Мы видим здесь тоже смешивание причины со следствием, как и у Джерарда.

Кто после всех исследований, сделанных по этому предмету, пришёл к ясному сознанию, что обыденная речь понимает под гениальностью самые разнообразные вещи, тот должен был придти к убеждению, что науке ничего другого не остаётся, как лишь совершенно отрешиться от этого понятия или ограничить его точно установленным сочетанием психологических процессов.

Правильно толкуя эти факты, Кант и Шопенгауэр ограничили понятие гениальности областью искусства. Шопенгауэр говорит, что у художника дело идёт о совсем иных психологических условиях, чем у учёного и что поэтому нельзя обозначить оба явления одним и тем же именем. Он, между прочим, пишет следующее: «Творчество гения всегда считалось вдохновением, действием сверхчеловеческого существа, отличного от самого индивидуума и лишь на время поселяющегося в последнем. Опыт также показал, что гений в искусстве не имеют способности к математике; никогда еще человек не отличился особенно в обоих одновременно. Альфиери рассказывает, что он даже никогда не мог постигнуть четвёртой теоремы Евклида. Гёте достаточно досталось за его пробелы в математике. Этим же объясняется и тот известный факт, что отличные математики мало восприимчивы к произведениям изящных искусств, что особенно наивно сказывается в известном анекдоте о том французском математике, который, по прочтении Ифигении Расина, пожимая плечами, спросил «Qu, est ce due cela prouve?». Как известно также, выдающаяся гениальность редко сочетается с выдающеюся разумностью; наоборот, гениальные индивидуумы часто бывают подвержены сильным душевным движениям и неразумным страстям».

Но это ограничение гениальности областью искусства встретило сопротивление со стороны всех современных авторов, писавших об этом предмете. Юрген Бона Мейер категорически заявляет, что гении существуют и в науке.