Рене Генон - Очерки о традиции и метафизике

• Название: Очерки о традиции и метафизике
• Автор: Рене Генон
• Жанр: Философия

Книга Рене Генона (1886-1951), одного из наиболее влиятельных европейских философов эзотеризма, представляет собой сборник статей, расположенных по разделам, соответствующим структуре традиционного знания. В них представлена вся шкала интересов Генона, который усматривал скрытый смысл и единство содержания как в высокой метафизике или религиозной мистике, так и в истории алхимии или карт Таро.

---

До сих пор мы имели дело только с отрицательными аспектами нашего исходного вопроса, поскольку мы главным образом указывали на недостатки ряда определений, недостатки, среди которых встречается даже откровенная ложь; но теперь мы должны дать если не прямое определение, то по меньшей мере положительную концепцию того, что на самом деле представляет собой религия. Можно сказать, что религия, в сущности, образуется соединением трех элементов различного уровня, — соединением догмы, морального закона и культа — или формы богослужения; где одного или другого из этих элементов недостает, там не может быть и речи о религии в собственном смысле этого слова. Мы тотчас же добавим, что первый элемент образует собой интеллектуальную область религии, второй — ее социальную сторону, тогда как третий, ритуальный, элемент участвует в реализации как социальной, так и интеллектуальной функций; но все это требует дальнейших объяснений.

Слово «догма» прилагается, собственно говоря, только к религиозной доктрине; не углубляясь сейчас в специальные характеристики этой доктрины, мы можем сказать, что, хотя она, видимо, и является интеллектуальной в своем более глубоком значении, в целом она не принадлежит чисто интеллектуальному порядку вещей, ибо если бы это было так, то она уже являлась бы не религиозной, а метафизической доктриной. Отсюда следует вывод, что эта доктрина, рассматриваемая в той особенной ее форме, которая уже адаптирована к соответствующей точке зрения, должна испытывать влияние со стороны внеинтеллектуальных элементов, большей частью чувственного характера; само слово «вера», обычно используемое для обозначения религиозных концепций, отчетливо обнаруживает здесь свой характер, поскольку элементарное психологическое наблюдение показывает, что вера, взятая в ее самом точном значении, когда она противоположна чисто интеллектуальному состоянию несомненности, есть феномен, в котором чувство играет существенную роль; вера сводится к чему-то вроде наклонности или симпатии к идее, что ко всему прочему неизбежно предполагает постижение самой идеи в более-менее ясно выраженной сентиментальной тональности. Тот же самый чувственный фактор, второстепенный в доктрине, становится преобладающим, и даже чрезмерно, в морали, зависимость которой от догмы как от своего принципа является в основном только теоретическим утверждением; этот моральный аспект религии, обоснование которого должно быть исключительно социальным по своему характеру, может приниматься за вид законодательства, единственный вид, остающийся в области религии тогда, когда гражданские институты уже порвали с ней связь.

Наконец, ритуалы, образующие культ, или форму богослужения, обладают интеллектуальным характером постольку, поскольку принимаются в качестве символического и чувственного выражения доктрины; они же обладают социальным характером, когда рассматриваются как обряды, требующие участия всех членов религиозного сообщества. Термин «культ» может по праву быть сохранен только за религиозными ритуалами; тем не менее на практике он достаточно часто употребляется — хотя это скорее ошибочное употребление, — для того чтобы обозначать ритуалы другого типа, например чисто социальные, как в том случае, когда люди говорят о «культе предков» в Китае. Следует заметить, что в религии, где социальные и чувственные элементы преобладают над интеллектуальным, как догма, так и культ теряют свой удельный вес все больше и больше, настолько, что религия такого рода вырождается в чистый и простой «морализм», и хорошим примером этому является протестантизм; в крайнем случае, к которому сегодня очень близок «либеральный протестантизм», то, что остается, уже совсем не религия, поскольку сохраняется только один из ее существенных элементов; на самом деле в таком случае перед нами просто особая разновидность философского мышления. Необходимо сказать, что мораль может быть понята двумя совершенно разными способами: в качестве религиозной морали, где она привязывается к догме как к своему принципу и подчиняется ему, и в качестве философской морали, где она рассматривается как совершенно независимая форма человеческой жизни.

Теперь будет понятно, почему мы утверждаем, что термин «религия» трудно применять с точностью за пределами группы религиозных традиций, образованной Иудаизмом, Христианством и Исламом, и это подводит нас к доказательству специфически еврейского происхождения той идеи, которую это слово теперь выражает. Причина заключается в том, что ни в каком другом случае те три элемента, которые мы только что перечислили, не обнаруживаются соединенными в одной и той же традиционной концепции; так, в Китае можно, как мы уже говорили, обнаружить интеллектуальный и социальный элементы, которые к тому же представлены двумя различными ветвями традиции, но элемент морали здесь полностью отсутствует даже в социальной традиции. Также и в Индии та же самая моральная точка зрения никак не обнаруживается; и если законодательство здесь не является, как в Исламе, религиозным, то это потому, что оно полностью свободно от элемента чувственности, который один только и может сообщать законодательству особый характер морального кодекса; что касается доктрины, то она здесь является чисто интеллектуальной, иными словами метафизической, без малейшей примеси чувственных форм, которые были бы совершенно необходимы, чтобы придать доктрине характер религиозной догмы, и без которых связь морального кодекса с принципом доктрины была бы совершенно непостижима.

Таким образом, можно увидеть, что моральная точка зрения, так же как и религиозная, в сущности, предполагает определенный элемент чувственности, сентиментальности, который чрезвычайно развит среди людей Запада за счет интеллекта. Следовательно, мы прикасаемся здесь к чему-то такому, что в действительности свойственно лишь людям Востока, причем к последним следует отнести также и мусульман, но опять-таки при том важном условии, что мораль и в Исламе, сохраняя принадлежащее ей второстепенное место, никогда не будет принята за некоторую совершенно автономную сущность. Это остается справедливым даже в том случае, если забыть о сверхрелигиозном, метафизическом аспекте доктрины Ислама; ментальность мусульманина в любом случае не способна принять понятие «автономной морали», иначе говоря, — философской морали, идеи, которая первоначально появилась среди греков и римлян и которая опять становится широко распространенной на Западе в настоящее время.

Здесь требуется сделать одно последнее замечание: мы никоим образом не разделяем мнения социологов, рассматривающих религию в качестве чисто социального факта; мы просто говорим, что религия включает в себя составной элемент, принадлежащий социальному порядку вещей, и это совсем не одно и то же, поскольку при нормальном положении вещей этот элемент вторичен по отношению к доктрине, которая в свою очередь принадлежит уже совершенно иному порядку; таким образом, религия хотя, с одной стороны, и связана с социальным устройством, но в то же самое время представляет собой нечто безусловно большее. Более того, на практике встречаются случаи, когда все, что связано с социальным порядком, ограничивается религией и зависит от нее; так обстоит дело не только в случае с Исламом, о чем мы уже говорили, но и в Иудаизме, где законодательство является не менее религиозным по своему характеру, хотя и с той характерной особенностью, что оно распространяется только на отдельный народ; то же самое справедливо и для раннего Христианства, которое может быть названо «интегральным» и которое в те времена еще предполагало метафизическую реализацию.[9]

Мнение социологов полностью соответствует современному состоянию Европы, где любые рассуждения о традиционных доктринах уже не принимаются во внимание, поскольку эти доктрины и на самом деле утратили свою изначальную ценность среди протестантских наций; как ни странно, но теории социологов даже используются для обоснования концепции «государственной религии», то есть такой религии, которая в той или иной степени становится частью государства и которая может, следовательно, использоваться уже как политический инструмент. Эти теории в каком-то смысле даже возвращают нас к религиям греков и римлян, в соответствии с тем их описанием, которое мы выше уже предприняли. Следует только добавить, что идея «государственной религии» диаметрально противоположна идее «Священной империи»: последняя, появившись еще до образования наций, после того, как они появились, не могла ни продолжать свое существование, ни быть позднее восстановленной вновь, будучи, в сущности, «сверхнациональной» по своей природе; однако здесь у нас нет возможности специально останавливаться на данном вопросе, который мог бы увести слишком далеко от главной темы данных очерковa.[10]