Харуки Мураками - Сборник рассказов

• Название: Сборник рассказов
• Автор: Харуки Мураками
• Жанр: Современная проза

Рассказы и варианты перевода, не выходившие в официальных (русскоязычных) сборниках.

---

И по этой причине никто вокруг не мог ткнуть пальцем и сказать: вот здесь у нее слабое место. Ее нетерпимость объясняли артистическим темпераментом, а истерические наклонности списывали на повышенную сенсибильность. Так она стала в компании королевой. Жила в Нэдзу, в стильном многоквартирном доме, где ее отец в порядке борьбы с налогами снимал четырехкомнатную квартиру, якобы для работы. Когда случалось настроение, молотила по фортепьяно; а шкаф был битком набит новыми нарядами. Стоило ей хлопнуть в ладоши (выражаясь фигурально, конечно), как несколько любезных поклонников оказывались рядом, чтобы помочь. Многие верили, что в будущем она добьется изрядных успехов в своей специальности. Тогда казалось, что не существует решительно ничего, что могло бы помешать ее движению вперед. «Тогда» — это примерно в семидесятом или семьдесят первом году.

Один раз, при странных обстоятельствах, я ее обнимал. Это не значит, что я занимался с ней сексом — просто физически обнимал, не более. Дело было так: мы напились и спали вповалку, а потом оказалось, что она как раз возле меня. Ситуация самая обычная. Однако даже сейчас я помню все на удивление отчетливо.

Я проснулся в три часа ночи и вдруг увидел, что она лежит со мной под одним одеялом и сладко посапывает. Было начало июня, самый сезон для спанья вповалку — но, поскольку за неимением матрацев мы улеглись прямо на татами, то все суставы теперь ныли, несмотря на молодость. К тому же моя левая рука была у нее вместо подушки — я не мог ей даже пошевелить. Жутко, безумно хотелось пить, но скинуть ее голову с руки не было никакой возможности. Тихонько обнять ее за шею, приподнять голову и высвободить руку тоже никакой возможности не было. В самый разгар этой операции она могла бы проснуться и истолковать мои действия совершенно неверно — разве смог бы я такое вынести?

В общем, немножко поразмыслив, я решил ничего не делать и подождать, пока ситуация изменится. Вдруг она будет ворочаться? Я тогда изловчился бы, вытащил бы из-под нее руку и сходил бы попить. Но она даже не вздрагивала. Повернувшись лицом ко мне, она дышала размеренно и методично. Ее теплое дыхание увлажняло рукав моей рубашки, производя странное щекочущее ощущение.

Думаю, я прождал так пятнадцать или двадцать минут. Она все не шевелилась, и в конце концов я примирился с невозможностью дойти до воды. Терпеть жажду было трудно, но смерть от нее пока не грозила. Изо всех сил стараясь не шевелить левой рукой, я повернул голову и, заметив чьи-то сигареты и зажигалку, валявшиеся в изголовье, потянулся за ними правой. После чего, прекрасно понимая, что это только усилит жажду, закурил.

На самом же деле, когда я кончил курить и засунул окурок в ближайшую банку из-под пива, случилось чудо — жажда слегка ослабла. Я вздохнул, закрыл глаза и попытался снова уснуть. Рядом с квартирой проходила скоростная автострада; звук плоских, словно раздавленных, шин полночных грузовиков за тонким стеклом окна слегка сотрясал воздух в комнате, проникая в нее и смешиваясь с сопением и похрапыванием нескольких человек. Меня посетила мысль, которая обычно посещает проснувшегося посреди ночи в чужом доме: "А что я, собственно, здесь делаю?" В самом деле — не было никакого смысла, ну просто полный ноль.

Вконец запутавшись в отношениях со своей подругой, я оказался на улице и нагрянул жить к приятелю. Не занимаясь лыжами, влился в какую-то непонятную лыжную компанию. И теперь, в довершение всего, рука моя служит подушкой девчонке, которая нравиться мне никак не может. Подумать обо всем этом — и впадешь в уныние. Думаешь: да разве этим надо сейчас заниматься? Но когда дело доходит до вопроса, чем же именно надо заниматься, то никакого ответа не вырисовывается.

Я отказался от мысли заснуть, снова открыл глаза и бездумно уставился на фонарик светлячка, болтавшегося под потолком. Тут она заворочалась у меня на левой руке. Однако, руку не выпустила, а наоборот, как-то скользнула в мою сторону и тесно ко мне прижалась. Ее ухо пришлось на кончик моего носа; чувствовался еще не выветрившийся аромат одеколона и едва заметный запах пота. Слегка согнутые ноги ее лежали у меня на бедре. Дышала она так же, как и раньше, спокойно и методично. Теплое дыхание долетало до моего горла, а в такт ему поднималась и опускалась мягкая грудь, упиравшаяся мне в бок. На ней была облегающая рубашка из джерси, заправленная в юбку-клеш, и я мог четко прочувствовать все линии ее тела.

Положение было странное до невозможности. При ином раскладе, с другой девчонкой, разве не смог бы я от души порадоваться такому повороту? Но с ней я впадал в смятение. Честно говоря, я вообще понятия не имел, что придумать в подобных обстоятельствах. Да тут и никакая придумка не помогла бы — слишком уж дурацкой была ситуация, в которую я попал. К тому же, еще больше усугубляя картину, мой пенис, прижатый ее ногой, начал понемногу твердеть.

Она все сопела в том же духе — но, думал я, она ведь должна прекрасно улавливать изменения формы моего пениса. Чуть погодя, будто бы нисколько и не просыпаясь, она тихонько просунула руку и обняла меня за спину, а потом чуть повернулась у меня на руке. Теперь ее грудь еще теснее прижалась к моей, а пенис прижался к мягкому низу ее живота. Положение стало хуже некуда.

Загнанный в такую вот ситуацию, я, конечно, в известной мере на нее злился — но вместе с тем объятие с красивой женщиной несет в себе элемент некоего жизненного тепла — и меня всего обволакивало это одуряющее, газообразное чувство. Мне уже было никуда не убежать. Она отлично чувствовала все мое душевное состояние, и от этого я снова злился — но перед лицом чудовищного дисбаланса, который являл мой распухший пенис, злость теряла всякий смысл. Плюнув на все, я закинул свою свободную руку ей за спину. Теперь окончательно получалось, что мы обнимаемся.

Однако и после этого мы оба делали вид, что крепко спим. Я чувствовал своей грудью ее грудь, она ощущала областью чуть ниже пупка мой твердый пенис — и мы долго лежали, не шевелясь. Я разглядывал ее маленькое ухо и линию мягких волос, она не сводила глаз с моего горла. Притворяясь спящими, мы думали об одном и том же. Я представлял, как мои пальцы проскальзывают в ее юбку, а она — как расстегивает молнию на моих брюках и дотрагивается до теплого, гладкого пениса. Чудесным образом мы могли прочитывать мысли друг друга. Это было очень странное ощущение. Она думала о моем пенисе. И пенис мой, о котором она думала, казался мне совершенно не моим, а чьим-то чужим. Однако, что ни говори, то был мой пенис. А я думал о маленьких трусиках под ее юбкой и о жаркой вагине под ними. И возможно, что она ощущала свою вагину, о которой я думал, так же, как я ощущал свой пенис, о котором думала она. Хотя кто его знает — может, девчонки ощущают свои вагины совершенно иначе, чем мы свои пенисы? В подобных вещах я не очень разбираюсь.

Но и после долгих колебаний я не сунул пальцев в ее юбку, а она не расстегнула молнии на моих штанах. Тогда казалось, что сдерживать это неестественно, но в конечном счете, я думаю, все было правильно. Я боялся, что если дать ситуации толчок к развитию, то она загонит нас в лабиринт неминуемой страсти. И она чувствовала, что я этого боюсь.

Обнявшись так, мы лежали минут тридцать, а когда утро осветило комнату до самых дальних углов, оторвались друг от друга. Но и оторвавшись от нее, я чувствовал, как в воздухе вокруг меня плавает запах ее кожи.

С тех пор я с ней ни разу не встречался. Она нашла квартиру в пригороде, переехала туда и так отошла от этой странной компании. Я бы даже сказал, очень странной — но это исключительно мое мнение; сами-то они, наверное, никогда себе странными не казались. Думаю, в их глазах мое бытие выглядело куда более странным.

После этого я несколько раз встречался с моим добрым товарищем, давшим мне приют, и мы, конечно же, говорили о ней — но я не могу вспомнить, что это были за разговоры. Боюсь, просто бесконечные переливания из пустого в порожнее. Товарищ этот закончил университет, уехал к себе в Кансэй, и мы с ним перестали видеться. А потом прошло двенадцать или тринадцать лет, и я постарел ровно на столько же.

У старения есть одно преимущество: сфера предметов, вызывающих любопытство, ограничивается. Вот и у меня в ходе старения стало гораздо меньше поводов для общения со всякого рода странными людьми. Бывает, по какому-нибудь внезапному поводу я вспоминаю таких людей, встречавшихся мне раньше, но воодушевляет это не больше, чем обрывок пейзажа, зацепившийся за край памяти. Ничего ностальгического, и ничего неприятного.

Просто несколько лет назад я совершенно случайно встретился с ее мужем. Он был моего возраста и работал директором фирмы по торговле пластинками. Высокого роста и спокойного нрава, он казался человеком неплохим. Волосы его были пострижены ровно, как газон на стадионе. Встретился я с ним по делу, но когда деловой разговор закончился, он сказал, что его жена раньше меня знала. Потом назвал ее девичью фамилию. Эта фамилия ни с чем не увязалась у меня в голове, но после того, как он назвал университет и напомнил про фортепиано, я наконец понял, о ком идет речь.