Евгений Горбунов - Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке

• Название: Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке
• Автор: Евгений Горбунов
• Издательство: Вече
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2002
• ISBN: 5-94538-006-7

В 1930-е годы Советский Союз оказался на грани войны с Японией, имперские амбиции которой простирались от Байкала и Приморья до Китая и европейских колоний в Южных морях. Ожесточенные военные схватки на Хасане и Халхин-Голе были пробой сил и желанием определить мощь северного соседа. Сокрушительный разгром в этих сражениях и военное превосходство СССР на Дальнем Востоке заставили военное руководство империи повернуть на Юг. В этих условиях деятельность разведки имела решающее значение для принятия оптимальных и верных решений. Благодаря профессионализму разведчиков СССР сумел своевременно перебросить войсковые соединения на Дальний Восток, и это удержало Японию он нападения, увязшую в то время и затяжной войне с Китаем.

В книге военного историка Е. А. Горбунова на основе огромного массива документов рассказывается о тайной войне на Дальнем Востоке в 20-30-е годы XX столетия.

---

«Одной из основных проблем в операции „Рамзай“ было создание более частой живой связи с Центром, хотя бы в виде транзитного представителя в пункте, близком к Японии. Объяснялось это тем, что Зорге при всех его положительных данных, вполне вписывающихся в оптимальные рамки его как разведчика (опыт журналиста-международника широкого профиля, эрудиция, знание языков, опыт нелегальной работы, знание конспирации, личная смелость, находчивость, общительность, оперативность, критический подход к полученной информации), не имел необходимого опыта как разведчик-профессионал, недостаточно был знаком с работой контрразведывательных органов противника. Он нуждался в более частых встречах с квалифицированными представителями центрального аппарата Разведупра.

Поэтому было решено направить на продолжительное время «Алекса» в Шанхай. Учитывалось, что Зорге не может часто приезжать в Союз, а он постоянно нуждался в руководстве, которое не всегда можно осуществлять по радиосвязи. В Китай же, в частности, в Шанхай и Пекин, Зорге мог приезжать сравнительно естественно и беспрепятственно как политический корреспондент немецких газет, которого могли интересовать события в Китае.

Кстати, в то время уже откуда-то сверху появилось предложение о вызове Зорге в Москву для инструктажа. Это предложение было явно основано на недоверии к Зорге и желании проверить: если он в ответ на предложение прибыть в Москву для инструктажа откажется, значит, это будет свидетельствовать о его измене, а если он приедет, то… После обмена радиограммами было решено вместе с ним, что поездка в Москву дело непростое, чреватое большими потерями во времени и может стать причиной его провала».

Вернулся Борович в Разведупр в январе 1935-го. Время было тревожное, и руководство военной разведки во главе с Берзиным и Артузовым старалось вернуть обратно в «шоколадный домик» всех опытных разведчиков и резидентов. За несколько лет многое изменилось в Разведупре. Новая организационная структура, новые отделы, которых не было в 1920-е годы, новые люди. Агентурный отдел, где он работал в середине 1920-х, был разделен на два: западный и восточный. Заместителем начальника восточного отдела и назначили Боровича. Руководство, очевидно, решило, что он достаточно долго (более восьми лет) работал в Европе, мог примелькаться и попасть под наблюдение контрразведок европейских стран. Поэтому решили сменить место действия разведчика, выбрав для него азиатские страны, в которых он был никому неизвестен. В ноябре 1935 года были введены персональные воинские звания. Боровичу было присвоено воинское звание дивизионного комиссара, что соответствует теперешнему званию генерал-майора. Генерал военной разведки вернулся к своей основной профессии.

При назначении Боровича в Китай учитывалось и то, что он лично знал Зорге и еще в начале 1933 года, работая в Бюро международной информации, встречался с ним и обсуждал различные внешнеполитические проблемы во время подготовки разведчика к поездке в Токио. Наверняка встречались они и во время пребывания Зорге в Советском Союзе в 1935 году. Для поездки в Китай он взял свой старый псевдоним «Алекс». Но чтобы успешно работать в Шанхае и Пекине, нужна была солидная «крыша». И в Разведупре решили воспользоваться журналистским прикрытием. При этом опыт журналистской деятельности Зорге в Китае, а затем в Японии использовался в полной мере. Очевидно, учитывался и двухлетний опыт работы Боровича в Бюро, который позволил ему достаточно свободно ориентироваться в международных делах и не выглядеть дилетантом среди журналистской братии в Китае. Обратились в ТАСС, и руководство этой организации пошло навстречу военным разведчикам. Для своей разведывательной работы в Китае он получил фамилию «Лидов». И 14 марта 1936 года было подписано постановление, согласно которому «Лидов Лев Александрович был назначен помощником заведующего отделением ТАСС в Шанхае с марта 1936 года».

30 апреля 1936 года «Лидов» прибыл в Шанхай. И началась тяжелая кропотливая работа военного разведчика. Нужно было освоиться в новой стране, новом городе, изучить обстановку. Да и работа, связанная с его журналистским прикрытием, отнимала много времени. Оперативная связь с Зорге была основной задачей Боровича в Китае. Но кроме этой связи были, конечно, и другие разведывательные задания. Шанхай и в 1920-х, и в 1930-х годах был крупным центром советской военной разведки в Китае, и сотрудников Разведупра в этом городе было много. Возглавлял ли дивизионный комиссар шанхайскую резидентуру? Документальных подтверждений пока нет, и здесь можно высказать только предположения. У него было много встреч и в Шанхае, и в Пекине, и в других городах Китая. К встречам нужно было готовиться: тщательно продумывать маршрут, иметь удобные места для контактов с людьми. И, может быть, самое главное, оставаться незамеченным, не выделяться среди сотен тысяч иностранцев, наводнивших этот китайский город. А это Борович, имевший огромный опыт нелегальной работы, умел делать мастерски.

Одна из сотрудниц Разведупра Раиса Мамаева, работавшая в это время в Китае и хорошо знавшая Боровича по предыдущей работе, писала в своих воспоминаниях: «Потом я узнала Алекса – агентурщика. Вернее, руководящего работника по закордонной работе. Он приехал в тот город, где работала и я. Теперь я увидела его в штатском. Он казался еще моложе – этакий немудрящий заграничный клерк, каких тысячи. В меру приметен, в меру прилично одет, в меру любознателен, в меру воспитан. Все в меру. И надо было быть не просто разведчиком, а иметь громадный опыт за плечами и ту бешеную интуицию, без которой нет разведчика, чтобы понимать, что именно так надо уметь раствориться среди нужного круга, как умел это делать Алекс…»

В августе 1936 года радист группы «Рамзай» Макс Клаузен принял радиограмму из Центра: «Изыщите возможность немедленного личного контакта с Алексом. Желаем успеха». Никакой дополнительной информации Центр не сообщил, учитывая то, что оба разведчика отлично знали друг друга. Встреча состоялась, как это и было оговорено при обмене радиограммами с Центром, в Пекине, в парке у храма Неба. Через несколько лет Зорге в своих тюремных записках писал: «На этой встрече мы обсуждали с ним различные проблемы, связанные с нашей работой, в том числе организационные и политические». Во время встречи Зорге передал Боровичу микропленки документов о переговорах Германии и Японии по заключению Антикоминтерновского пакта, которые были сразу же переправлены в Москву. Эта ценнейшая информация подтверждала и дополняла материалы об этих переговорах, полученные Вальтером Кривицким в Европе. Возможно, были и другие встречи с Зорге и членами группы «Рамзай». Но документальных подтверждений таких встреч пока нет. В открытой печати, кроме встречи в храме Неба, о которой писал Зорге, никакой информации нет.

Весной 1937 года следователи НКВД начали раскручивать дело мифической организации «Польская организация войсковая», якобы существовавшей на территории Советского Союза. Арестовывали поляков, служивших в РККА, выбивали показания о принадлежности к этой организации и к работе на польскую разведку, требовали назвать соучастников. И арестованные, не выдерживая пыток, называли тех, с кем работали, с кем вместе воевали на фронтах Гражданской. Фамилия Боровича как члена «ПОВ» появилась в показаниях арестованных сотрудников разведки, и участь дивизионного комиссара была предрешена.

5 мая приказом наркома обороны № 00106 он был уволен в запас, а в июне корреспондент ТАСС в Шанхае «Лидов» получил срочный вызов. 20 июня он выехал из Шанхая и 7 июля прибыл в Москву. 11 июля его вызвали для доклада. Домой он уже не вернулся – арестовали прямо в помещении Разведупра.

Дальше все шло по накатанной колее. После соответствующей обработки «признания» в работе на польскую разведку. Но для дивизионного комиссара принадлежность только к одной разведке выглядела несолидно. И от него потребовали дать «показания» о связях с немецкой разведкой. Его работы в Берлине секретарем делегации Исполкома Коминтерна в 1923 году и участие вместе с Карлом Радеком в 1922 году в переговорах с начальником штаба Рейхсвера было достаточно для следователя, чтобы обвинить его в работе и на немецкую разведку. Для большей убедительности Боровича заставили написать в этих «показаниях», что он был представлен немецкому разведчику полковнику Нидермайеру, который якобы завербовал его. Собственноручные «показания» с личной подписью были царицей доказательств того времени, и их было достаточно для суда.

25 августа состоялось закрытое судебное заседание Военной Коллегии Верховного Суда. Два листа протокола, имеющиеся в следственном деле, и 20 минут времени, включая чтение приговора, наглядно отражают конвейерную систему судебных расправ 1937 года. Боровича приговорили к высшей мере наказания – расстрелу. В тот же день приговор был приведен в исполнение. Справку о расстреле подшили в следственное дело, дело сдали в архив. Человек исчез, и о нем забыли. Забыли настолько основательно, что в Главном Разведывательном Управлении Генштаба, правоприемнике знаменитого Разведупра, о Боровиче не вспомнили и в 1996 году, в годовщину столетнего юбилея разведчика. Такой была судьба одного из генералов разведки довоенного времени.