Филип Фармер - Бессмысленная маска

• Название: Бессмысленная маска
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996

Роман в стиле «космической оперы», смело оспаривающий наши представления о реальности — в том числе реальности Бога.

---

Дэвис спросила:

— Вы на самом деле сделаете это со мной? Рамстан обернулся:

— Послушайте, Бранвен. Мне такое не нравится. Но это абсолютно необходимо. Меня бы оправдали, даже если бы я приказал выкинуть вас в космос. Вы представляете реальную опасность, и существуют события… вещи… о которых вы не знаете. В их свете ваше положение представляется очень незначительным… сравнительно неважным. Я превысил свои полномочия… Я не должен был делать для вас даже этого…

— Они говорили правду! — закричала она. — Они говорили правду!

Рамстан не спросил ее, что она имела в виду. Он предположил, что она ссылалась на слова других женщин о нем. Однако она была не права, в этой ситуации не было ничего общего с его отношениями с женщинами из экипажа. Если бы она не была так испугана, она поняла бы, что он должен это сделать, чтобы обезопасить корабль и экипаж. И для более важных целей. Куда более важных.

Он сказал Дэвис, что она должна покинуть его каюту и идти навстречу сопровождающему.

— Я не могу ждать, пока он придет сюда. Возможно, осталось мало времени. Но то, что я скажу, вы услышите и на корабле, и в челноке. И тогда вы поймете все.

«Или, быть может, запутаетесь еще больше», — подумал он.

Проходя мимо него к двери, Бранвен отвернула лицо от света.

Рамстан сказал:

— В конце концов, я спас вам жизнь, и я делаю все, чтобы уберечь вас. Для вас лучше поскучать в одиночестве — неважно, сколько оно продлится, — чем быть разнесенной на кусочки. А я прежде всего обязан позаботиться о безопасности корабля.

— Сейчас вы обязаны, — произнесла она. — А как насчет потом?

Рамстан не ответил ей. Он сообщил вахтенному, что приказ молчать, пока он говорит, не касается его в том случае, если детекторы засекут что-либо, могущее представлять опасность.

ГЛАВА 24

— Сначала я должен поведать вам, что случилось, когда коммодор Бенагур, лейтенант Нуоли и я вошли в храм глайфы. Иначе вы не поймете последующие события, если не будете знать, что случилось с нами троими. В особенности со мной.

Он умолк. Но заговорила глайфа:

— Рамстан, расскажи мне, что произошло с тех пор, как я в последний раз говорила с тобой, и что происходит сейчас. — На этот раз она говорила голосом его отца.

Рамстан вздрогнул — слишком это было неожиданно.

— Офицеры и экипаж! Подождите немного!

Он обернулся — хотя в этом не было необходимости, — чтобы поговорить с глайфой. Люди и все разумные существа, которых он встречал, предпочитали при разговоре видеть лицо собеседника — для установления более глубокого понимания и меры доверия к тому, что говорилось. Лицо выражало душу, сознание, искренность. О правдивости говорящего судили по выражению его — или ее — лица. Но яйцеобразный предмет был всегда неизменен; на его поверхности не отражалась игра эмоций, у него не было выражения лица, телодвижений, об истинности или ложности слов можно было судить только по голосу. А этот голос мог меняться, мог становиться голосом его матери, отца или любого, кого знал Рамстан. Как будто он говорил с кем-то по древнему телефону или радио, когда изображение собеседника не передавалось.

Тяжким грузом на него давило и то, что он узнал от вуордха. Казалось, атмосфера сгущалась, превращалась в слои липкой бумаги, и эти слои накладывались друг на друга, их тяжесть становилась невероятной, сокрушающей. Он был придавлен, как будто на него обрушилось здание, и он чувствовал, что этим зданием было то, чего он не знал прежде. Оно высилось, высилось, поднималось за пределы границ воздуха и космоса.

Границы.

Это слово сверкнуло в сознании Рамстана, как летящий метеорит.

— Глайфа! Я долгое время пытался вызвать тебя на разговор. Но ты не отвечала.

— Я думала.

— Может быть, — отозвался Рамстан. — Но ты также не воспринимала того, что творилось вокруг тебя. Ты меняла свои… батареи?.. горючее?.. сущность?.. Ты не отвечала мне, потому что не слышала меня.

— Это сказали тебе вуордха.

— Да. Они сказали, что периодически тебе поневоле приходится отключаться. Это потому, что ты зависишь от источников питания, как и все живое, это нужно для того, чтобы ты оставалась в живых, если «в живых» — верное выражение. Когда твоих источников энергии недостаточно для твоих потребностей, ты должна отдыхать и накапливать силы, прежде чем…

— Так. Они сказали тебе. Я ожидала этого. У меня очень маленькая площадь поверхности. Хотя я работаю при 67-процентной экономии, то есть более эффективно, чем кто-либо или что-либо в этом космосе, за исключением одного, я должна периодически… впадать в глубокий сон… останавливать жизненные процессы… нет, лучше всего ты понимаешь аналогию с перезарядкой батарей.

— Но у тебя широкий спектр источников энергии, — сказал Рамстан. — Электричество, рентгеновские лучи, гравитоны, даже антигравитоны, фотоны, антифотоны. Нет причин перезаряжаться так часто. Особенно если учесть, что на корабле есть источники энергии и я мог бы подключить тебя к ним. — Он помолчал, потом возразил сам себе: — Нет. Биоинженеры заметили бы незапланированную утечку энергии. Они бы проследили ее.

Он по-прежнему не верил, что вынужденное бездействие во время перезарядки объясняет хотя бы половину периодов молчания глайфы. По большей части, если не всегда, она не отвечала ему по каким-то иным причинам, известным только ей.

Она то и дело пыталась подтолкнуть его в нужном ей направлении, чередуя периоды молчания с загадочными откровениями.

Вуордха тоже направляли его к своей цели. Но когда глайфа толкала его в одном направлении, то они — в противоположном. И наоборот. Или глайфа и вуордха только хотели казаться оппонентами?

— Ты знаешь о двух ограничениях, существующих для меня, — произнесла глайфа. — Сказали ли вуордха тебе о третьем?

— Да.

— Мне известно, когда ты лжешь. Сейчас ты солгал.

— Тогда я отныне не буду лгать тебе, — сказал Рамстан. — Может быть. Я не знаю, способна ли ты судить, когда я лгу. Моя правда может отличаться от твоей.

— Хитро, хитро. Всегда принимай во внимание все варианты — насколько ты их видишь. «Видеть». Почему вы, разумные, используете это слово? Существует так много вещей, которые вы не можете видеть, но тем не менее как-то чувствуете их. Даже без света вы можете видеть. В определенных пределах.

— Все чувства имеют предел, — ответил Рамстан. — Кроме одного. И даже это…

— Должно быть, ты долго говорил с вуордха. Но это не могло быть достаточно долго. Однако они рассказали тебе о том, что ограничивает меня. Я завишу от других разумных в плане передвижения, и я завишу от источников энергии, как и все, принадлежащие к моему виду. Хотя это может удивить и даже шокировать тебя, я принадлежу к твоему виду, хотя и сотворена искусственно.

— Что… кто… послужил моделью для тебя?

— Никто! Или, быть может, сотни. Каковы бы ни были замыслы моих создателей… и модели… конечный результат уникален. Так же, как и ты — результат слияния сотни миллионов моделей — уникален.

— Уникальность не обязательно означает нечто большее, чем посредственность, даже идиотизм — слабый отсвет принадлежности к человечеству, — возразил Рамстан. — Послушай! Это никуда нас не приведет. Давай я расскажу тебе, что я делал с тех пор, как ты отключилась… для перезарядки. Я должен спешить. Меня ждет экипаж. Они гадают, что за чертовщина творится, почему я вдруг решил рассказать им все.

— Все?

Рамстан почувствовал, как кровь приливает к коже. Он понял, что глайфа в некоторых случаях поступала так же, как он сам. Она подвергала сомнению употребление слова или термина; она любила продемонстрировать другому, что тот сам не знал, что именно он, она или оно говорит. Делалось ли это для того, чтобы возвыситься, унизив собеседника? Или целью было заставить собеседника более тщательно выбирать слова? Или и то, и другое?

Могло быть и так, что глайфа не была похожа на него. Она могла таким образом просто насмехаться над ним. Возможно, она знала, что ни одно разумное существо не может использовать каждое данное слово в буквальном смысле, что у каждого разумного есть свой личный, особый язык.

Личность настолько древняя, как глайфа, не могла использовать слова в том же значении, в каком использовал их Рамстан, столь недолговечный, столь связанный временем.

— В пределах твоих ограничений… и моих… даже моих… все, — сказала глайфа.

— У меня нет времени, — ответил Рамстан.

— Врееееммммя, — протянула глайфа, сперва повышая, а потом понижая звук — словно бы волна набежала на берег, а потом откатилась. Теперь она говорила голосом дяди Рамстана, дяди, который научил его «языку» белок, дяди, в натуре которого странно и противоречиво сочетались склонность к философии и чувство юмора. Давно умершего дяди, который продолжал жить в памяти Рамстана и чей голос теперь был воссоздан глайфой.