Евгений Салиас - Аракчеевский сынок

• Название: Аракчеевский сынок
• Автор: Евгений Салиас
• Издательство: Печатный двор
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-7062-0026-2

«Аракчеевский сынок», «Аракчеевский подкидыш» – романы Е.А.Салиаса (1840–1908 гг.), популярного писателя, которого современники называли «русским Дюма», впервые опубликованы в журнале «Исторический вестник» за 1888–1889 гг.

В центре повествования молодой красавец-офицер, любимец общества, которому все сходит с рук благодаря его влиятельному отцу. Интрига, любовь, веселые пирушки, дуэли делают сюжет занимательным и интересным.

---

– Нет, какова Лукьяновна-то! Ах дура, дура! Вот Дурафья-то Лукьяновна, как он сказывает. Эдакое слово, уж именно страшное, да выпустить, как птицу. На, мол, летай, где хочешь. Ведь не пройдет недели, по всему Питеру слово-то ее пробежит. Не мы одни, холопы, ахнем. Весь Питер ахнет. Ведь, пойди, пожалуй, до царя дойдет. Вот дело-то! Ах, ты, Господи! – уже улыбаясь, с злорадством шептал лакей.

Вернувшись в квартиру, он хлопнул дверью слишком громко и негаданно навлек на себя гнев барина. На стук двери Шумский стремительно вышел из своего кабинета, быстрыми шагами прошел коридор и выговорил тревожным голосом:

– Авдотья, ты?

– Никак нет-с, она не ворочалась, – отозвался Копчик.

– Фу, дьяволы! – воскликнул Шумский. – Кто же вошел?

– Это я-с.

– Убью я тебя когда-нибудь, – закричал Шумский, наступая на лакея, но тотчас же повернулся на каблуках и ушел к себе, ворча что-то под нос.

– И чего вдруг озлился? – прошептал Копчик. – Черт его знает, что с ним делается. Мало ли раз приходилось эдак стукнуть. А теперь вскочил!

Разумеется, Копчик не мог знать, в каком нравственном состоянии сидел у себя Шумский и как важно было для него предполагаемое появление Авдотьи. Услыхав звук захлопнутой двери, он почему-то вообразил себе, что это явилась его мамка, и пожалуй, так же, как тогда, после объяснения с Пашутой, ошпаренная и очумелая.

Когда совершенно стемнело, и Копчик зажег огонь в нескольких горницах, а затем вышел в прихожую, то остановился в удивлении: перед ним стояла хорошенькая, молоденькая девушка, незнакомая ему и никогда еще не бывавшая у них в квартире. Девушка смущенно оглядела лакея, видимо конфузясь.

«Это еще что за новая затея», – подумал Копчик и сурово опросил незнакомку.

– Вы кто такие? Зачем?

– Белье починить позвали, – отозвалась девушка.

– Кто позвал?

– Иван Андреевич. Они к барину вашему прошли.

– Былье чинить? – усмехнулся Копчик. – У нас драного ничего нет. Все затейничество. Смотрите, как бы они вас тут…

– Что тоись? – слегка оробев, вымолвила девушка.

– Что? Вестимо что… Ну, да это ваше дело…

Копчик махнул рукой и вышел в коридор.

XXVIII

В эти самые минуты Лепорелло-Шваньский докладывал патрону своему о важном деле. Шумский, сбыв с рук посланца от графа да еще с дерзким ответом, проволновался еще немного относительно Авдотьи. Но полная темнота, вечер… успокоили его. Если бы баронесса отказала женщине, то она была бы уже дома. Шумский, вполне счастливый, распевал и посвистывал, собираясь к Квашнину, когда в кабинете его появился Шваньский со своей особенной обезьяниной усмешкой на лице.

– А! – весело воскликнул Шумский. – Иван Андреич – шпрехен зи деич! Откуда несет?

Доморощенному Лепорелло это восклицание доказывало, что патрон Дон-Жуан в духе… Что-нибудь новое и приятное случилось.

– Дурафья Лукьяновна не вернулась! Понял ты, глиняная голова! – объяснился Шумский.

– Ну и слава Богу, и благодарение…

– Должно быть… – рассмеялся Шумский и презрительно, и резко. – Благодарение и слава Господу… Дурень! Неужто же ты думаешь, что Господь помогает людям во всех делах, хотя бы и в самых пакостных. В это и турки, я чай, не веруют.

– Так сказывается, Михаил Андреевич, – тоже смеясь, отозвался Шваньский. – А вестимо, что Господь…

– Вестимо… Ничего не вестимо людям. Сам Господь-то не вестим. Слыхать-то слыхали, а видать никто не видал, – пробурчал Шумский себе под нос, но весело и хорохорясь, как школьник, которому удалась шалость, и он ею сам пред собой похваляется.

– Верхом бы, что ли, покатался… Или бы выпил здорово с приятелями… – снова произнес Шумский, как бы сам себе. – Так бы выпил, что непременно бы кончил фокусом на всю столицу. Давно я не безобразничал, засиделся, все тело как-то потягивает. Хотелось бы косточки расправить.

– Что ж, прикажите клич кликнуть. К полночи вся квартира полна будет народу. Только доложу, Михаил Андреевич, не время. Не в пору. Надо бы ныне делом заняться нам.

– Нам? Делом? Тебе и мне – вместе? Скажите пожалуйста?!

– Нам-с. А желаете, можно и без меня, одни действовать.

– Что же это? Ну… Шваньский усмехнулся самодовольно.

– Марфуша здесь. Привел-с.

– Какая Марфуша? – удивился Шумский.

– А швейка-то… Забыли. Создание-то.

– Создание?.. Для пробования питья?! – расхохотался молодой человек. – Ну, конечно, надо заняться делом, а не бездельем… Ты ей как же разъяснил-то… Боится небось?

– Никак-с. Нешто можно говорить эдакое, – возразил Шваньский важно. – Помилуйте. Она просто пришла ваше белье перечинить. Вечер посидит, ночует, а утром опять за работу… А ввечеру попозднее мы ее чайком угостим, со сливочками и с нашим новгородским соусом. Вот и увидим, как оно действует.

Шумский молчал и насупился.

– Жаль бедную… Молоденькая? Жаль. Кто его знает, что потрафится от питья. А делать нечего. Надо.

– Вестимо надо… Да и верного человека. Чтоб не провралась.

– Ладно… Ну, давай ее сюда… Поглядим.

– Уж лучше, Михаил Андреевич, вы выйдете к ней. Она у меня боязная, пожалуй, не пойдет сюда, да станет домой проситься. А то и убежит сама. Девицы народ опасливый.

– А она девица?

– Да-с.

– Тебе кто ж это сказал? – рассмеялся Шумский.

– Видать-с.

Шумский расхохотался еще громче и прибавил безобразную шутку. Шваньский съежился, кисло ухмыляясь, так как она касалась его личности и была хотя и очень остроумна, но до крайности груба и оскорбительна.

– Ну пустое! Раз залучили твое создание, так не выпустим. Я выеду ненадолго. Приеду, посылай ко мне; а сам не приходи. С глаз на глаз вольготнее все. Хоть я и не такой дальнозоркий, как ты, а все-таки сразу увижу, годится ли она для пробы. А то, может, солдата в юбке привел, которого не то что питьем каким, а дубьем разве свалишь с ног.

– Вот изволите увидеть. Девушка из себя совсем барышня нежная…

– Перелетным ветерком подбитая!..

– Нет-с. Зачем! Не ветром, а…

– Кости да кожа. Одёр. Ну, вели чай подавать… Ее посади покуда за работу, а там приеду, посылай сюда. Я ее угощу. Принеси мне сюда сейчас же сливки, надо оршад-то этот загодя приготовить. Какая дура ни будь, а налей ей бурдецы в чай из пузырька, побоится пить. Ну, пшёл! Действуй. Шпрехен зи дейч! – весело прибавил Шумский.

Спустя около полутора часа, когда Шумский, выезжавший из дома, вернулся обратно, в его спальне был накрыт стол и подан самовар. Вслед за ним появилась в горнице та же девушка, слегка смущаясь и робко озираясь. Увидя себя в спальне барина, а его сидящего на диване, она опустила глаза и стала близ двери. Шумский, слегка изумленный, молча глядел на девушку. Его поразило сразу… Сходство!

– Что прикажете? – едва слышно выговорила, наконец, девушка, чтобы прервать неловкое молчанье.

– А прикажу я… моя прелесть, меня не дичиться. Успокоиться… Быть веселой. Никакого худа я тебе не сделаю, в любви объясняться не стану. Ты для меня ни на какое дело – не пара. Я швеек, да кухарок, да поломоек – женщинами не почитаю. Пускай за такими, как ты, ухаживают господа Иваны Андреичи. Стало быть, ты меня и не бойся. Ты мне что кошка, что канарейка, что блоха… поняла?!

Марфуша молчала и стояла, опустя глаза. Она поняла все очень хорошо, но понятое было ей совсем обидно. Такие же господа, как и этот, офицеры и чиновники, случалось не раз говорили с ней совершенно иначе, бывали много ласковее и вежливее.

– Ну, поди сюда. Садись… Я тебя угощу чайком… Выпьешь чашечку, две и пойдешь опять работать… Ну, иди же… Садись. Не ломайся.

– Что ж? Я сяду… Только… Зачем? – произнесла Марфуша наивно просто, и вдруг впервые подымая большие глаза на Шуйского.

И при виде ее лица, оживившегося от красивого синего взора, молодой человек снова смолк на мгновенье.

– Удивительное сходство! – произнес, наконец, Шумский вслух. – Чудно! Знаешь ли ты, Марфуша, ты вот девочка так себе. Ничего. Не урод. А похожа ты на первую в столице раскрасавицу… Только вот… То же, да не то! Ну, садись же?

Марфуша, смущаясь немного, села к столу, где стоял самовар. Шумский налил ей чаю, а затем сливок из молочника. Наливая, он думал: «Черт его знает, что я делаю… Ну вдруг тут же у меня в спальне подохнет. Какая возня будет». Однако, подвинув чашку к девушке, он произнес весело:

– Пей скорее. Еще налью…

Марфуша принялась за чай… Шумский глядел на нее во все глаза, ожидая, что вкус чая ее остановит. Но девушка, вылив на блюдце, пила вприкуску с видимым удовольствием, и пощелкивая сахаром.

– Сливки-то хороши ли? – вымолвил Шумский совершенно серьезно.

– Ничего-с.

– Не испортились… Мне показалось, что они малость попахивают… Точно будто сапогами смазными. А? Что?

– Ничего-с.

– Хороши?!.

– Хороши…

– Дайка-сь мне понюхать.

Шумский взял чашку девушки и поднес ее к носу. Чай ничем не пахнул… Он держал чашку и колебался.