Арсений Миронов - Много шума из никогда

• Название: Много шума из никогда
• Автор: Арсений Миронов
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-03877-8

---

VII

Они встретились почти на пороге дома — в сенях. Данька вышагнул из-за косяка на лестницы, чтобы спуститься с мостов — и толкнулся плечом в чью-то жесткую грудь, затянутую в блестящий бронированный панцирь: быстро отступил на полшага, высвобождая правую руку для короткого удара цепом. Сухо треснула ступенька — человек в панцире тоже отпрянул вбок, с лету наваливаясь спиной на перила и поднимая голову;

Данька увидел черные и жадные угольки глаз в прорезях бронзовой личины и подумал: правым локтем в голову — так, чтобы проломил поручни и упал с лестницы, а там я его догоню…

Данька сдержал себя в последний миг.

— Данэил? — быстро прошептал он. — Я узнал тебя. Уходи — здесь засада Белой Палицы. Они убили Жереха…

Только на мгновение Данька отвел глаза от стальной личины незнакомца — словно оглянулся в беспокойстве на дверь, из-за которой могли вот-вот появиться ищейки Белой Палицы. Вновь обернул встревоженную морду, чтобы встретить горящий взгляд, блестевший в глазницах маски, — и испугался. Не потому, что увидел жадное острие серого кинжального лезвия, мелко подрагивавшего перед глазами. Он с ужасом осознал, что совершенно упустил из виду, не заметил этого быстрого и нервного движения неприятельской руки, в которой был зажат теперь тонкий и длинный нож, похожий на стилет. У незнакомца была молниеносная реакция…

— Цыц, не шуми, — вполголоса сказала железная маска, и человек в панцире приблизился, навалился всем телом: Данила ощутил под правым глазом льдистое прикосновение кинжального жала. — Засада, говоришь? Жереха прирезали? А сам кто будешь, лихой молодец?

Дергать цепом было уже поздно — Данька понял, что скользкому лезвию сейчас очень несложно проникнуть внутрь его черепа. Он промолчал.

— Ты, никак, будешь человечек Белой Пальцы? — Колкие зрачки в прорезях надменной личины насмешливо сузились. Данила поморщился устало и осторожно — чтобы не поранить нижнее веко об острие стилета.

— Я всего лишь хочу спасти твою жизнь, о избранный из воинов. Твоя сила, Данэил, нужна нашему униженному народу. Если ты хочешь узнать про меня больше… что ж: опусти взгляд ниже. Там — за воротом кольчуги — ты найдешь доказательство.

Ловкие пальцы в кожаной перчатке юрко скользнули Даниле за пазуху, нащупали крошечный амулет и туг же испуганно отпрянули: с Данькиной шеи свесился и закачался на длинной веревке, нехорошо мигая темным глазом, помятый жетон со сцепленными угломерами…

— Да поможет тебе мышца великого бога, о хранитель Камня! — пробормотал незнакомец иным голосом. Лезвие стилета исчезло так же быстро, как появилось — и Данька снова испугался этого неуловимого движения вражеской руки.

— Надо спешить! — Данила сжал незнакомцу локоть, слегка подталкивая вниз, к выходу. — Здесь опасно! Жир-хан лежит мертвым у себя в горнице — я видел его тело.

В чужих глазах мутным облачком мелькнуло недоверие.

— Если хочешь — поднимись наверх и убедишься сам. — Данька безучастно отвернулся. — Однако будь осторожен: там полно славянских скотов! Они заготовили ловушку. Лично я не останусь здесь ни на миг… Я предупредил тебя — и теперь ухожу!

Словно в подтверждение Данькиных слов из гостевого двора донесся сквозь прикрытые двери внезапный грохот, похожий на падение тела! И сразу вослед — резкий неприятный взвизг нескольких луженых глоток — не то боевой клич, не то пьяный гогот! Что это? — Данька побледнел и, оттолкнув плечом незнакомца в панцире, прыгнул по ступеням на порог — кажется, он думал теперь только о собственном спасении…

Несложный трюк удался: молча метнулся за ним избранный из воинов, выбежал на двор, чуть пригибая голову — не выпуская из рук кинжальной рукояти и часто оглядываясь. Поспешил к коновязи, не теряя из виду широкой Данькиной спины, пятнистого грязно-кольчужного сгустка звериной прыгучести… Скорее, скорее к лошадям — и прочь отсюда, из разоренного Жирханова гнезда, наутек из русской западни!

VIII

Пусть сильней метет пороша,

Я бесцельно еду вдаль.

И не сказать, чтоб я хороший…

Но мне себя ни чуточки не жаль.

Павел Кашин

Сквозь стылый ночной лес, через суматошную жуть черных веток, рушивших на плечи ледяные потоки недавнего дождя, они неслись молча и не оглядываясь — парой лунно-стальных истребителей мелькая в просветах дерев… Наконец первый всадник одернул разогнавшегося, обезумевшего от страха жеребца — крутым рывком узды едва не свернул ему голову — темная лошадь второго воина тоже захрипела и стала как вкопанная. Первый бесшумно опустился из седла на землю, торопливо пробежал вперед несколько шагов, замер на миг — и поманил рукой второго: на этой укромной поляне, зажатой в угол между гнилым болотцем и жесткой стеной бурелома, можно укрыться до рассвета.

Они не обмолвились ни словом, пока Данька разводил в середине прогнившего пня маленький воровской костер — человек в панцире стоял рядом, схоронив кисть правой руки в жестяных складках дорожного плаща. Только когда вялые отсветы пламени пятнами желтого олова заиграли на железной маске воина Данэила, Даньке показалось, что в глазах незнакомца утих нервный звездный блеск. Коганый витязь опустился перед костром на корточки: скорченное рослое тело озарилось теплой мутью огня. Подбрасывая в небольшой дымный клубок плазменного жара короткие сырые ветки, Данька украдкой оглядел врага: толстый панцирь поверх плотной кожаной рубахи, глухой шлем с личиной… жесткой гранью под плащом угадывается меч (еще один клинок, потолще и подлинней — Данька заметил ранее — был привязан к седлу). Глаза в прорезях маски молодые и презрительные, а движения мягкие и очень быстрые, пугающе быстрые. Впервые Данила осознал, что не ощущает прежней уверенности в себе, не знает, как закончится предстоящая схватка с Данэилом. Поэтому он долго молчал, заботливо поправляя выпадающие из огня угли, розовой плесенью тлевшие во мраке.

— Как твое имя, о хранитель камня? — бесцветным голосом спросил Данэил, и Данька понял, что схватка началась.

— Меня зовут Облак-хан, — ответил он, и слова прозвучали как глухой скрежет клинка, выдернутого из ножен.

— Ты не похож на торка.

— Да. Подобно твоей матери, моя мать была славянкой. Пауза, как после обмена ударами. Мутные кляксы света танцуют по поверхности блестящего панциря. Почему он прячет руку под плащом — не хочет выпустить из пальцев свой кинжал?

— Как ты оказался в этих краях? — Снова испытующий взгляд из-под холодно улыбающейся маски.

— Мы искали здесь одного славянского кузнеца. Так повелел Окул-хан. Почему ты меня допрашиваешь? Ты не веришь потайному знаку Камня?

— Я верю знаку Камня. Я не верю людям — никому. Так учил меня Окул-хан. И ты ответишь мне, незнакомец, потому что я так хочу.

— Ты прав, Даниил. Я готов ответить на твои вопросы, Что ты хочешь знать?

— Как погиб Жир-хан?

— Я не знаю. Я прибыл к нему с письмом от Окулы. Он был уже мертв. На дворе я видел несколько боевых лошадей.

Уверен, что его выследили люди Белой Палицы. Они едва не схватили меня самого на дороге под Морамом.

— Покажи письмо, которое ты вез Жир-хану. Данила молча протянул клочок бересты, предусмотрительно выдернутый давеча из толстых Жереховых пальцев. Осторожно, как пропитанный ядом платок, Даниил ухватил записку кожаными пальцами перчатой рукавицы и стал читать, то и дело поглядывая на молчаливого Даньку, перемешивавшего угли в костре поседевшим концом тонкой веточки.

— С сим приспели к тебе Смеяна-всадница а с нею Одинок-хан да Облак-хан — их же накорми подай что спросят —

медленно зачитал он и склонил голову, не сводя с Даньки внимательных чуть насмешливых глаз. — Куда подевались твои спутники, Облак-хан? Неужели их тоже выследили люди Белой Палицы? И прирезали легко, будто спящих свиней?

Данька вдруг рывком вскочил на ноги — Данэил успел дернуть рукой, выхватывая из-под плаща свой стилет, — но никто не собирался атаковать его. Данька просто распрямил плечи и свысока посмотрел на собеседника:

— Ты жалкий щенок, Данэил, — а вовсе не избранный из воинов. Только безмозглые сучьи дети насмешливо говорят о смерти великих людей. Да падут твои нечистые слова позором на твою собственную пустую голову!

Человек в панцире замер, по-прежнему сидя на согнутых напряженных ногах — словно не смея подняться. Он не вскочил на ноги и не сделал выпада — он промолчал. И Данила почувствовал, что невидимое лезвие достало противника и вязко вошло в коганую грудь под самой шеей.

— Славная воительница Смеяна и доблестный Одинок-хан погибли в схватке с язычниками. Осажденные в ночи ищейками Белой Палицы, они сгорели заживо в жестоком пламени… Великие хранители Камня сгинули в доблести, достойной молодых львов! Я молюсь, да сопричтет их грядущий мессия к сонмищам избранных сынов Эсраила!