Хидзирико Сэймэй - В час, когда взойдет луна

• Название: В час, когда взойдет луна
• Автор: Хидзирико Сэймэй
• Жанр: Научная Фантастика

Начало 22-го века. После глобальной войны и глобальной экологической катастрофы, случившихся в середине 21-го века, власть на Земле принадлежит вампирам. Это «классические» вампиры по Стокеру, т. е. нежить, вступившая в союз с нечистой силой. Сложная клановая иерархия вампиров смыкается с государственной иерархией объединенной всемирной сверхдержавы — Союза Свободных Наций. Техническая и информационная мощь соединенных сил государства и нечисти такова, что, кажется, сопротивление невозможно. Тем не менее, оно есть. Главный герой романа Андрей Витер — боевик подполья по прозвищу Эней. Его ячейка провалена, все его товарищи погибли, он вынужден бежать из города, где назначена акция — но перед этим решает сделать дело, убить того, кто приговорен организацией.

Автор, Хидзирико Сэймэй, состоит из трех частей — Ольга Чигиринская, М. Т. Антрекот и Екатерина Кинн.

Книга взята отсюда: http://fan.lib.ru/c/chigirinskaja_o_a/luna_01.shtml

---

[Пометка на полях: «Последнее ожидаемо».

Другим почерком: «И, скорее всего, это позднейшая вставка. Попытка дискредитировать весь текст».

Ниже: «Не скажи. Поколение назад это было общим местом.»]

Молитесь, молитесь и кайтесь, потому что всем нам есть за что, и просите у Господа мужества для борьбы, или нас ждет новая кара, по сравнению с которой Полночь покажется сущим Диснейлендом. Просите мужества и убивайте их, если вы миряне; они и так всё равно что мертвы. Просите мужества и изгоняйте бесов, если вы священники. Им не должно быть места на земле. И не говорите, что вы не слышали.

[Пометка на полях: «И ты удивляешься, что этот текст не изъяли из обращения…»

Другим почерком: «Да, удивляюсь. Все проверяемые вещи, насколько мне известно, соответствуют действительности»].

Глава 5. Черная жемчужина

Еней з Дiдоною возились,

Як з оселедцем сiрий кiт.

Качались, бiгали, казились,

Що лився деколи i пiт.

Дiдона мала раз роботу,

Коли пiшла з ним на охоту —

Та дощ загнав їх в темний льох.

Лихий їх зна, що там робили:

Було не видно з-за могили.

В льоху ж сидiли тiлько вдвох.[54]

I. Котляревський, «Енеїда»

Когда море порозовело, Цумэ вывел машину на какую-то жуткую грунтовку, указанную Энеем, и все проснулись, потому что спать и даже дремать не было никакой возможности. Антон (аналитик группы, оперативный псевдоним Енот) продрал глаза, и, увидев обступившие дорогу сосны, сказал:

— Ух ты!

— А земляники тут! — поддержал Эней.

Никакого забора, никакой ограды не было — только бетонные столбики через каждые пять метров — и поперёк дороги ворота. Цумэ остановил машину. Эней выскочил прямо через бортик (дверь с его стороны открывалась плохо) и, обойдя ворота, открыл засов. Сдвигаемая в сторону створка завизжала на всю ивановскую. Антон прыснул при виде этого театра абсурда.

— Это, — наставительно сказал Костя (капеллан группы, оперативный псевдоним Кен), — ты ещё в Дании не был. Тут хоть столбики стоят, а там вообще только ворота. Причем, бывает так, что дорога сплошь травой заросла. Так и торчат посреди ничего. А когда перед ними ещё стадо стоит — пока хозяин ворота откроет… так и ждешь, что на той стороне — Марс.

Эней сделал знак — заезжай! — и Цумэ повел «фарцедудер» дальше. Фарцедудером джипик «сирена» окрестили сразу же после покупки — уж больно характерный звук он издавал при включении двигателя.

То ли этот характерный звук, то ли скрежет ворот разбудил обитателей ближайшего к воротам домика. В окошке загорелся свет, за занавеской задвигались тени.

— Тачку — под навес, — Эней показал рукой. Цумэ увидел в указанном направлении маленькую пристань, где пришвартованы были четыре лодки и две прогулочных яхты — и гараж-навес прямо над ней, как бы этажом выше, так что мачты приходились вровень с крышами автомобилей.

Игорь вышел из машины, выволок свой рюкзак и рюкзак Антона, поражаясь тому, как это Эней не сомневается в том, что его тут после почти трёхлетнего отсутствия встретят пирогами.

Дверь домика, где горел свет, открылась — обитатель вышел на порог.

Точнее, обитательница. Цумэ застыл как вкопанный. Эней тоже выглядел несколько озадаченным.

— Ой, — сказал Антон. Игорь внутренне с ним согласился: действительно ой.

Явление было облечено в джинсы и, кажется, верхнюю часть купальника. И то, и другое скорее подчеркивало, нежели скрывало скульптурные формы. Кожа… Цумэ не мог точно охарактеризовать этот цвет — крепкий свежезаваренный чай? Полированное дерево? — матово светилась, как «мокрый шелк». Огромные, влажные карие глаза сияли с тёмного лица. Волосы, завитые в бесчисленные косички, переплетались на голове какой-то хитрой сеткой, а дальше ниспадали на чуть приподнятые плечи и маленькую, почти мальчишескую грудь. У кос был неслабый запас длины, потому что шея прекрасной квартеронки высилась… м-м-м… как там у пана Соломона — как башня Давидова? Умри, Денис, лучше не напишешь.

— Антоха, ты будешь носить за мной челюсть, — сказал Цумэ.

— Не будет. Твоя челюсть зацепится за твой же болт, — успокоил его Костя.

— Зато твоя сейчас в самый раз Самсону.

— А твоя будет два дня срастаться…

Эту тихую перепалку прервала сама квартеронка, спросившая, округлив брови:

— Энеуш?

Эней кивнул. Молча.

— А Михал з тобоу? Чи бендзе пузней?

Эней так же молча покачал головой на оба вопроса.

— Естешь сама? — спросил он в свою очередь. — Пеликан где?

— Пеликан згинел, — ответила девушка. — Зостало се нас двое.

Антон мысленно присвистнул.

— Як то згинел? — спросил изумленный Эней. Квартеронка пожала плечами.

— Як вшистци люде. Он стжелял, в него стжеляли. Згинел. В Монахиум. Газет не читалеш?

— Доперо пшиехалем. Где Стах?

— Там, — девушка показала на длинный сарай, одним торцом открывающийся к морю. — Одпочива,[55] — она пояснила жестом, после чего именно.

Эней усмехнулся. Видимо, пьянство Стаха его не удивляло.

— Чещч, хлопаки, — обратилась девушка к компании. — Ким естещче?

Антон недоуменно помотал головой. Скорее всего, его просили представиться, а может и нет, а промахнуться очень не хотелось. Он открыл рот, но его уже опередили.

— Естем Игорем, то Антон, а то — Костя. Препрашам ясноосвенцоной пани, але розмавям польскей бардзо зле.[56]

Видимо, с игоревым польским дело обстояло ещё «злее», чем он думал: красавица прыснула, протянула было руку, — и, едва коснувшись пальцев Игоря, вдруг резко отдёрнула, а потом в руке (откуда, в этих джинсах же, кроме нее, явно ничего не уместилось бы?) оказался пистолет.

— Энеуш!?

— Спокойне, — сказал Эней, бросил свой рюкзак и заслонил Игоря, подняв руки вперед. — Вшистко в пожондку. Вшистци свое, жадных вомпирув. Оповям, кеды зложимы свое чухи. Лепей покаж мейсце же б мы мугли змагазиновачь.[57]

«Мейсце» нашлось в соседнем домике — скорее даже в хижинке. Темнокожая красавица стукнула в двери и когда там зашевелились, сказала в щель:

— Лучан! Мамы гощчи. Отверай джви, спотыкай зе своем гитаром.[58]

— О, — сказал Цумэ. — Так меня ещё нигде не встречали. У вас там что, цыганский хор?

— Почти, — сказал Эней. — Ты лучше у меня за спиной держись, потому что хор у нас нервный. Весь.

За дверью завозились, через минуту отодвинулась щеколда. Польская Аврора толчком открыла — и отступила в сторону. Взору Игоря предстал невысокий чернявый парень, более приземистый и мускулистый, чем Эней. Парень направлял на них… Игорь достаточно хорошо разбирался в огнестрельном оружии, чтобы сказать «штурмовую винтовку „Штайр“» — и недостаточно хорошо, чтобы сказать, какой именно модели. Напарник Авроры и в самом деле походил на цыгана — гораздо сильней, чем Костя: глаза черные, густые сросшиеся брови — черные, волосы — как вороненая проволока, и смуглая кожа покрыта шрамами, куда более впечатляющими, чем у Энея.

— Чещч, Лучан, — Эней шагнул вперед, чуть подняв руки. — Добжа гитара. Вышьменита.[59]

Парень беззвучно засмеялся, опустил ствол, кивком пригласил Энея сесть на кровать, а сам сел на незастеленную койку напротив. Эней, в свою очередь, показал жестом, что приглашение распространяется на всех. Игорь подумал секунду — и сел на край кровати, Антону Эней глазами указал место рядом с Лучаном, а Костя примостился на табурете.

Чёрная роза осталась в дверях, демонстративно держа ладонь на рукояти заткнутого за ремень джинсов пистолета.

— Ребята, знакомьтесь, — сказал Эней. — Это Лучан Дмитряну, Десперадо, брат Пеликана. Он раньше был братом Корвина, но Корвин погиб. Десперадо не разговаривает. Он не глухой, но не говорит. Это Малгожата Ясира, Мэй Дэй, сестра Пеликана. Кто рассказывает первым?

Лучан посмотрел на Энея, потом на Игоря, потом на винтовку, потом опять на Энея. Виновато улыбнулся. И как-то сразу стало ясно, что говорить должны гости, ибо хозяева… нервничают и хотели бы перестать. Потому что неуютно как-то.

Эней кивнул.

…Когда ему было восемь, соседям снизу, Роговским, приятель-журналист подарил пекинеса. Пса он привёз с Дальнего Востока и клялся, что собака — из тех, что когда-то охраняли богдыхана, и даже обучена правильно. Звали императорского телохранителя Бинки и весь двор тут же стал называть его Бинькой. Рыжий плоскомордый пёс был весел, вездесущ, исполнен чувства собственного достоинства и стоически добр к многочисленным дворовым детям. Ещё Бинька любил летом спать на внешней стороне подоконника — как раз на высоте роста Андрея — и его можно было погладить по дороге домой.

А шутка «это наш бойцовый пекинес» держалась в доме года два. Пока однажды вечером какой-то, может, вор, а может, просто пьяный дурак, не попытался залезть в окно Роговских. Он успел примерно наполовину перевалиться через подоконник, когда милый ласковый Бинька решил, что ситуация ясна, и перервал ему горло и вены на запястьях. Видимо, не врал журналист, и собаку действительно чёму-то учили. Не могло же это выйти на чистом инстинкте… или могло? Вор остался жив — старший Роговский оказался дома, а до скорой помощи было всего два квартала. Но с Бинькой после этого почему-то никто уже не играл. Хотя он, кажется, обижался.