Елена Лобанова - Из жизни читательницы

• Название: Из жизни читательницы
• Автор: Елена Лобанова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-04594

Марина устала от одиночества и безнадежности ни к чему не ведущих отношений с женатым мужчиной. Она живет среди книг — и мечтает хоть как-то изменить свое унылое существование. И однажды мечты сбываются… Теперь у Марины есть все — и интересная работа в новом журнале, и даже роман с известным писателем. Но… как отличается реальность бытия литературной богемы от всего, что рисовалось ей в воображении! И как нелегко найти счастье в мире тех, кто избрал своим уделом Слово!..

---

Однако сегодня никакого дождя не было. И в доме ни звука. Я лежала, старательно вслушиваясь. Что-то же должно было меня разбудить? И… напугать?

Кажется, тишина сегодня была какая-то не такая. Слишком полная, что ли… Чего-то в ней недоставало. Шелеста страниц? Папиного похрапывания? Внезапного скрипа родительской двери?

Похоже, родителей сегодня пушкой не разбудишь. Отдыхают по полной программе — готовятся к дороге. И небось уже видят во сне свой санаторий с любимым врачом Полиной Георгиевной.

Ну вот и замечательно! Можно наконец-то почитать без помех. Можно даже тихонько послушать магнитофон…

Но нет, не хочется. Мешает одна противная мысль…

Да, да, вот эта самая, которую я вечно гоню от себя.

Вообще-то наша война с нею уже имеет солидный стаж. Бывает, что я не пускаю эту вражескую мысль в сознание неделями; она же упорно и злорадно караулит свой час, и если уж войдет в голову, то — прощай покой и радость!

Мысль эта простая и незатейливая, как обух.

То есть облечь ее в слова — это как обухом по голове.

Я понятия не имею, для чего живу.

То есть теоретически мне известно, что жизнь — счастье и дается один раз, далее смотри по Островскому, «Как закалялась сталь». Но практически я вижу, что не только Римус и Людасик, но даже секретарша Анечка, даже двоечники-пятиклассники живут настоящей, полнокровной жизнью! И даже мои престарелые родители живут настоящее меня , и все, что не получилось у меня, у них сбылось — любовь, семья, карьера, друзья, воспоминания, и доныне они продолжают к чему-то стремиться, мечтать и строить планы…

Я же — почему бы не признаться хотя бы самой себе темной ночью? — умудрилась прожить свои сорок с лишним лет совершенно бесплодно! Не считая, разумеется, того, что к пятому десятку мне удалось приобрести килограммов пятнадцать лишнего веса, хронический конъюнктивит и репутацию посредственности в работе и неудачницы — в личной жизни. И впереди у меня…

Но тут я опомнилась и, судорожно нашарив лампу, щелкнула выключателем и стащила со стола первую попавшуюся книгу. Та раскрылась сама…

Я знаю, что мы никогда не будем вместе. Нет, не так: я знаю, что ЭТОГО не может быть, потому что ТАКОГО в мире не бывает. А бывает в мире — ложь, страх, предательство, болезнь. Или, может быть, ложь и страх — это тоже болезни?

В принципе и я сам часть этого мира, и по-другому жить не умею. А она? Неужели и она тоже? Возможно, возможно… Когда-то же и она ходит по магазинам и выбирает сапоги, или ругается с соседкой, или ищет балетные туфли. (У них эти туфли почему-то регулярно пропадают.)

Но вот когда начинается музыка… Когда гаснет свет и на сцене остается одна фигура в золотистом круге… Недавно понял: музыка и движение — это одно и то же. Движение — это музыка, а музыка — движение. И вместе они составляют шифр судьбы, тайный код, включатель-выключатель счастья, неведомый простым смертным…

И шифр несчастья тоже.

Уф-ф… Кажется, полегчало. Как будто услышала знакомый голос. Все-таки не я одна страдаю в этом мире…

А новую жизнь тем не менее пора начинать. Откладывать некуда!

И завтра же напомнить Римусу с Людасиком: когда еще собирались вместе ходить на аэробику!

Но ни завтра, ни послезавтра никому ничего напомнить не удалось. Римку спешно услали на какие-то курсы. А Людасик неизвестно почему не показывалась ни в библиотеке, ни в учительской.

Наконец я сама заглянула к ней в кабинет.

Она сидела за столом без всякого дела, глядя перед собой. Не читала, не проверяла тетради, не заполняла журнал — просто сидела, и все.

— Люд! Ты что? — удивилась я.

Людка посмотрела на меня без выражения, как будто не узнала. На столе перед ней лежала новенькая глянцевая книжечка. Я приблизилась, глянула на название. «Болезни почек и способы их лечения».

— Вот… Валерик… — сказала она никаким голосом.

Дети носились по классу, сшибая парты. Она не реагировала.

Я попятилась. Это была не Людасик.

В учительской выяснилось, что уже недели две она не проводит классные часы. В школу является под самый звонок. И, однако, дежурные завучи воздерживаются от замечаний, глянув ей в лицо. И неизвестно, что там такое она преподает на уроках, но в прочее время ее интересует строго одна тема: почки, мочеточники и почечные лоханки.

Теперь и я сообразила: пару раз она заглядывала в библиотеку, но не могла вспомнить зачем. Постоит, посмотрит очумело на книги — и назад!

Я ужаснулась. Значит, за эти дни Людка тихо выпала из нашего мира, как неосторожный пассажир с борта корабля, а мы, подруги, даже не заметили! И где она теперь?!

Я принялась тормошить ее.

— Людка, ты вчера интервью с пушкинской правнучкой смотрела? А «Первое сентября» читала, насчет единого экзамена?

Но она смотрела пустыми бесцветными глазами и качала головой.

— Лю-уд! Зайди в учительскую, глянь — там белорусский трикотаж привезли! Кофточки по триста, а костюмы можно в рассрочку с двух зарплат.

— …Обещают новые доски повесить, тройные! Коричневые и зеленые.

— …Людасик, у меня кактус расцвел! Зайдешь глянуть?

Она отворачивалась.

Пришлось стушеваться и отступить. Никудышный из меня утешитель! Оставалось только слушать ужасающие Людкины монологи, похожие на бред:

— Если что с ним — я не знаю… зачем все тогда… надо было бросить эту работу… мне Сережа давно говорил… упустила ребенка… как ты думаешь, среди года дадут без содержания? Говорят, где-то в Тимашевске есть один такой монах… целитель… главное, Валерика довезти…

Кажется, я сама начала потихоньку съезжать с катушек. И если бы не Римка…

Но Римка, как всегда, не подвела. В понедельник еще не было двенадцати, когда она хлопнула дверью библиотеки и зашипела:

— Марыська! Быстро! Собирайся! Две секунды! Едем! У Людки уроки кончились!

По натуре я, как говорят дети, тормоз. Я могу усваивать информацию только последовательно и в определенном темпе. Я осведомилась:

— Куда собирайся? Я до четырех. При чем Людкины уроки?

Римус приблизила ко мне свой хищный нос, изогнула брови буквой «М» и завопила:

— Людку спасать надо! Ты не видишь?! Слепая, да?! Тебя отпустят, я договорилась! Едем ко мне, на консультацию с урологом. Аветик в машине ждет.

— А я зачем? На консультации-то! — слабо сопротивлялась я, уже, впрочем, в куртке и сапогах.

— Ты для антуража. Поняла, нет? Людка без тебя не поедет.

Аветик и правда ждал в машине. Когда мы втроем спустились с крыльца — я в турецкой куртке, Римус в мехах, Людасик налегке, в костюме (пальто она забыла надеть, его несла Римус), он врубил на всю мощь «Дилайлу». И между прочим, у Людки от музыки, пока ехали, что-то даже прояснилось в глазах.

— Школу вспомнила? У вас тоже ее на вечерах крутили? — тотчас подметила в зеркале Римка.

— Ага! И вот что интересно: оказывается, столько народу страдает почками — вы не представляете! — отозвалась Людасик с мечтательной улыбкой. — Но у подростков динамика в основном положительная!

Мы только молча переглянулись.

Когда Римус с Аветиком проявляют свое, подчас несколько агрессивное, гостеприимство — а происходит это весьма часто, — сопротивление бессмысленно. Во всяком случае, для нас с Людасиком. Не с нашим замученным школьной программой темпераментом!

Не успели мы с Людкой опомниться, как были с почестями усажены на необъятных размеров диван и отгорожены от мира столь же необъятным столом. Закуска в этот раз была, по Римкиным масштабам, скромная: голубцы в виноградных листьях, крабовый салат и фасоль в двух видах — маринованная и в паштете. Из напитков Аветик ограничился двумя бутылками «Хванчкары».

А тоненькая пятнадцатилетняя Жанна была на подхвате: бесшумно меняла тарелки, расставляла бокалы и подносила салфетки и воду. В ее чертах лица яркая Римкина красота сочеталась с кротким мечтательным выражением Аветика. Время от времени Римма, по своей привычке, сжимала дочь в коротком мощном объятии. Мне всегда кажется, что Римус пытается и никак не может передать хрупкой Жанночке избыток своей жизненной энергии.

Смешно сказать, но в гостях у Римки и Аветика, особенно после пары тостов, я начинаю чувствовать себя армянкой. Мне чудятся вокруг голоса, смех, словно собрались вместе множество братьев и сестер, с которыми играли в детстве. Присутствуют также нарядные тетушки с роскошными именами — тут и Жанна, и Джульетта, и Жаклин, и Мадлен, — с пышными волосами, убранными наверх, или на одну сторону, или с моднейшей стрижкой; и дядюшки, все щеголеватые, при галстуках — веселые, моложавые. А на почетном месте престарелые, но все еще весьма бодрые бабка и дед, а возможно, прабабка и прапрадед (у старушки темное платье с белым кружевным воротником, у старика — костюм-тройка). И все так чинно сидят бок о бок за столом, и переглядываются, и провозглашают величественные тосты, и отпускают шуточки, и не спеша отведывают кушанья. Но что объединяет их? Неужели только шашлык-антрекот и голубцы «долма» в виноградных листьях? Женщины вполголоса обмениваются рецептами закусок и приправ, жалуются: раз в жизни как следует, в ниточку, выщипала брови — а теперь вот не растут, и Арут ругается! Мужчины ведут свой отдельный разговор на другом углу и время от времени вдруг взрываются хохотом, не доводя, однако, его причины до ушей всех присутствующих. И возможно, здесь же решится какая-то проблема (хоть в общем-то я терпеть не могу это холодное иноземное слово, равно чуждое русскому и армянскому языку), кто-то подскажет, куда устроиться на работу, и даст телефон, а кто-то вспомнит адрес отличной портнихи или пообещает помочь с достройкой дома. И кажется, что сама жизнь тихонько кружит вокруг этого стола, над бокалами с вином и горками всяческой снеди на блюдах, тарелках и салатниках. Грянет вдруг короткий, в несколько слов, анекдот, за ним взрыв хохота и неожиданный жалобный звон — малыш Арменчик разбил бокал, — и сокрушенный вскрик, и опять смех, — все это словно сгущенная и усиленная, доведенная до возможностей восприятия человеческого слуха, а в обычной жизни неслышная мелодия бытия…