Анатолий Алексин - Дым без огня

• Название: Дым без огня
• Автор: Анатолий Алексин
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Детская проза
• Год: 2004

---

Катя ко времени прогулки по больничному парку успела стать семиклассницей — и неожиданно для себя подумала, что могла бы влюбиться в Алексея Алексеевича. Но тут же вспомнила Васю — и устыдилась своей ветрености, пусть даже мгновенной.

Семьи у Туманова не было: ее унесла блокадная зима в Ленинграде. «Заводить вторую мать или вторую семью не считаю возможным», — пересказал как-то Александр Степанович слова своего друга. И добавил:

— Это единственное его убеждение, которое я полностью разделить не могу.

— Откуда же у него такой оптимизм? — размышляя, произнесла Юлия Александровна.

— От уважения к окружающим. Не считает возможным взваливать на них свои беды. Все загнал внутрь… пожертвовав при этом здоровьем.

— Ты любишь ходить в школу? — спросил вдруг у Кати Алексей Алексеевич. И взглянул на нее глазами, которые вытягивали честный ответ. В них было прямодушие, от которого бы ложь не смогла увернуться.

— Люблю, — ответила Катя.

— Молодец ваш классный руководитель! Или руководительница?

— Руководительница.

— Это особого значения не имеет… Сейчас ратуют за призыв мужчин в школу. И я ратую! Не могу выбиваться из хора. Да и солист должен петь с хором в унисон! Но учительский дар полом не определяется. Женщина может быть с твердым характером, а мужчина — с дряблым. Вообще же женщины ближе к детству… Я не настаиваю на этой позиции. Но и противоположную не стоит слишком канонизировать. Стало быть, классная руководительница у вас молодец? На заводе есть директор, начальники цехов — от них в глобальных измерениях зависит главное. Но чтобы рабочий с удовольствием шел к станку, должен быть душа-бригадир. В человеческом ракурсе! Я знаю, что нет ничего сомнительней аналогий… Но тут некоторое сравнение возникает.

Потом он спросил у Кати:

— А ты кем хочешь быть? Прости за надоевший вопрос.

— Я? Как дедушка и как мама…

— Таким образом, и как я? Ну, Саша, если б не было поздно, я бы воспользовался твоим опытом семейного воспитания: ни один из моих родственников в учителя не подался. Наверно, решили, что труд педагога обязательно сочетается с диабетом. И другими болезнями, не подлежащими излечению. — Он помолчал и добавил: — О намерениях сына и дочери ничего сказать не могу. Они не успели их высказать… Возникло молчание. Туманов задумчиво прервал его:

— Они бы, пожалуй, могли пойти в педагоги. Чтобы сделать папе приятное. Как ты думаешь, Саша?

— Так же, как ты.

— У нас все сотрудники говорят, что думают так же, как ректор. А что на самом деле думают, не всегда разберешь. Но мы-то друг в друге уверены?

— Да, Алеха…

Ректор вновь обратился к Кате.

— Коль решила идти нашим путем, запомни: главное — воспитывать человека и специалиста одновременно! Не отрывая одно от другого ни на мгновение. Даже прекрасный человек без дела — не человек. Но и блестящий специалист без душевных достоинств — тоже учительский брак. Поняла?

— Поняла.

— Это тебе мое педагогическое завещание. Опять я про смерть… Хотя поэты, например, всегда думали о любви и смерти!

Он азартно подмигнул медсестре. Но она по молодости слишком строго предупредила, что время посещений уже истекло.

— Вскормленный в неволе орел молодой!… - посочувствовал себе самому Алексей Алексеевич.

И бойко зашагал по больничному парку. Потом обернулся и, сложив руки рупором, точно был где-то на фронтовой переправе, крикнул:

— Саша, будь на посту! Но так, будто на посту двое… Создай этот мираж!

— Спи спокойно, Алеха! Тьфу ты…

Александр Степанович оборвал себя и подумал, что дочь права: в русском языке каждое слово и все ходячие выражения имеют смысл остро определенный. Надо думать, что говоришь!

— Это ты правильно сформулировал! — все еще сквозь рупор согласился Алексей Алексеевич.

Расхохотался и пошел дальше.

— Ты не рассказывал ему о своих… приступах? — спросила Катя дедушку, когда они возвращались от Алексея Алексеевича.

— Зачем? Пусть думает, что я в силах действовать за двоих.

— Но ведь у тебя тоже есть… прогрессирующий фон. Фронтовая контузия…

— Ну и что? — по-ректорски бодро ответил Александр Степанович.

Катя знала, что стоять на посту за двоих ему помогает Вася. И что именно он создает впечатление, будто на посту стоит человек не только с львиной внешностью, но и с львиным здоровьем.

В отсутствие ректора Александр Степанович считался исполняющим его обязанности.

— Но не следует принимать временные права и обязанности за постоянные, за свои, — говорил он дома. — Поэтому я не покидаю проректорской комнаты, — и в кабинет Алехи перебираться не собираюсь. Хотя предлагают. Говорят, из проректорского кабинета распоряжения и звучат всего-навсего по-проректорски.

— Правильно делаешь, — согласилась Юлия Александровна — Зачем садиться в чужое кресло? Сиди на своем стуле.

Дедушка продолжал сидеть на своем стуле… Но когда чувствовал, что может сползти с него на пол, как с того березового пня на траву, поспешно звонил Васе и говорил:

— Мне что-то не по себе.

И Вася, по-деловому вытянув шею, не выдавая тревоги, поднимался со второго этажа на третий, где располагалось высшее институтское руководство.

В минуты сердечных приступов, «усугубленных последствиями контузии», Александру Степановичу непременно виделся пень, вызывавший ощущение обезглавленности, утерянной мощи. «Почему бесчувственного человека сравнивают с деревом, а дурака с пнем? — не раз недоумевал Александр Степанович. — Дерево, его всепроникающая корневая система — это же олицетворение жизни и, стало быть, чувств. А могучие пни? Сколько в них мудрой скорби… Может быть, все ходячие сравнения и словесные обороты обладают четкой определенностью, но бесспорностью — далеко не все».

Александр Степанович и Вася запирались в проректорской комнате… Врачей условились ни при каких обстоятельствах не вызывать.

— Фамилия Туманов, — говорил Александру Степановичу, гуляя по больничному парку, его друг ректор, — намекает на то, что институт наш плывет, как в тумане, «без руля и без ветрил». Так что ты, Саша, обязан выглядеть морским волком! Впрочем, львом… Это на тебя больше похоже!

И Александр Степанович держался. Вася уже изучил повадки малининских приступов — и научился отбивать их атаки, даже обращать их в бегство.

— Ты, Вася, можешь стать по совместительству деканом в мединституте, — восторгался Александр Степанович, возвращаясь в нормальное рабочее состояние. — Но признайся: и в педагогику и в медицину продвинул тебя я!

— Вы, Александр Степанович… Вы! — трепетно соглашался Кульков.

Операция «Пень» называл каждый такой случай Александр Степанович. Юлия Александровна в эти операции посвящена не была. Поэтому она сказала отцу: — В институте считают, что ты без Васиных подсказок не способен решить ни одной задачи. Запираетесь как влюбленные!

— Коллегиальность! — отшучивался Малинин.

— Двое в запертой, отгороженной от всех комнате — это не коллегиальность, а групповщина.

«Еще немного — и она произнесет столь любимое дедушкой слово „семейственность“, — ужасалась Катя. — Сколько можно терпеть эту несправедливость? Я должна доказать, что Вася — рыцарь, спаситель… Обязана! Но как это сделать?»

5

В свободные часы Александр Степанович пытался развлекать семью, чтобы Юлия Александровна не ощущала одиночества. Но она ощущала — и это иногда прорывалось беспричинным, как считала Катя, раздражением.

Однажды атмосфера, несмотря на забавные дедушкины воспоминания, все сгущалась: выяснилось, что забавные истории Юлии Александровне были давно известны и что она даже Александра Дюма по нескольку раз не перечитывает.

Очень вовремя зазвонил телефон… Катя обрадовалась, потому что телефонные дедушкины беседы часто преображали обстановку: Юлия Александровна, вслушиваясь, вновь проникалась уважением к позициям, научной бескомпромиссности отца и осознавала свое необъективное к нему отношение, постепенно и виновато сменяя его на объективное.

— Что мне дороже — друг или истина? — произнес в трубку дедушка. — Вы мне не первому, я слышал, задаете такой вопрос… Дороже то и другое! А верность другу на этот раз не вступает в конфликт с верностью истине. Вы не убеждены? Тогда мне придется забрать статью. — Выслушав контраргументы, Малинин непримиримо отчеканил в трубку: — Ни одного эпитета не уступлю! Что? Конечно, беру на себя: под статьей же стоит моя фамилия, а не ваша.

И, не попрощавшись, повесил трубку.

— Ничего… Напечатает так, как написано, — пробурчал Александр Степанович, возвращаясь к столу.

— Рецензию на очередную кульковскую книжку? — уточнила Юлия Александровна.