Александр Бушков - Последняя Пасха

• Название: Последняя Пасха
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-373-02087-9

В мирной деятельности антикваров иногда случаются эксцессы. Визит милиции в магазин и обвинение в торговле холодным оружием – это еще цветочки.

А вот когда антиквару угрожают ножом с выкидным лезвием, да злоумышленников трое, да под ударом оказывается беззащитная девушка – вот тут-то Смолину впору разозлиться и достать наган.

С попытки ограбления, неприятности Василия Яковлевича только начались. Бросок по тайге помог раскрыть многолетнюю тайну, ночевка в заброшенной деревне привела к знакомству с малоприятными людьми, вооруженными огнестрельным оружием, отдых в далеком городе Курумане преподнес целый букет сюрпризов, один из которых – правда о Последней Пасхе императора.

---

– Успела, – сказала Инга. – И все равно… Взрослый мужик будет всю ночь привидением бродить по дому, стены выстукивать, половицы отдирать. Как хочешь, но это как-то…

– Самое смешное, что порой и в самом деле что-то есть под половицами… – заметил Смолин. – Ладно, ложись. Только обязательно на задвижку закройся, мало ли что…

– А ты потом как?

– Ох, – сказал Смолин, – когда я закончу, есть сильные подозрения, будет уже белый день, и ты давно проснешься… Я пошел. Закройся только обязательно, я проконтролирую…

Он и в самом деле постоял у двери, пока не услышал внутри скрежет старой задвижки.

Последующие четверть часа он ходил по дому, из квартиры в квартиру, стоял на лестничной площадке (свет на лестнице был им самим погашен), смотрел в окна, не следит ли кто за домом. И ничего подозрительного не обнаружил.

Можно было, конечно, посадить ребят в машине где-нибудь неподалеку, чтобы подстраховывали его, пока все не кончится. Но от этой идеи Смолин почти сразу же отказался. Он ко всем трем относился с превеликой симпатией, уважал и ценил, вместе они съели пуд соли и все друг на друга могли положиться…

Именно по этой причине не стоило их впутывать в историю, где замаячили трупы во множественном числе. Тертые ребята, твердые, не трусы, но ни одного из них жизнь не жевала так, как Смолина, ни один из них ничего подобного и не хлебнул. А значит, не стоило выставлять их против человека, который наловчился без зазрения совести бить заточкой в сердце. Хороший командир старается солдат поберечь и в рост на пулеметы не пошлет. Противостоять на равных сволочи, прекрасно владеющей заточкой и не боящейся крови, мог один Смолин – таково было его твердое убеждение…

В тишине, в лунном свете он поднялся на чердак по старинной крутой лестнице. И оказался в совершеннейшем мраке – единственное слуховое окошечко он сам еще вечером тщательнейшим образом завесил куском брезента, чтобы и лучик света наружу не проник.

Посветил крохотным фонариком, вмонтированным в зажигалку, – автомобильный чемоданчик с инструментами, конечно, на месте. Как и короткий ломик с выгнутым концом, пластиковый пакет с зубилами-стамесками и прочими причиндалами. Подсвечивая себе тускловатым, призрачным синим светом, Смолин прошел к балке, на которой был присобачен старомодный выключатель, годов еще пятидесятых, с двумя пластмассовыми штырьками: один торчал наружу, другой сидел в гнезде по самую маковку.

Нажал верхний – и тот вошел в гнездо, а нижний, соответственно, выскочил на всю длину. Вспыхнула лампа на сто пятьдесят ватт, лично вкрученная Смолиным после тщательного осмотра ветхой проводки и старинной розетки.

Светло стало, конечно, но никак нельзя сказать, что чердак залило ослепительным сиянием. Лампочка была одна, а чердак обширный, этак пятнадцать на пятнадцать, в четырех местах пучком, веером расходились массивные балки из цельных бревен, поддерживающие крышу. Справа громоздились старинные купеческие лари – три сундука, обитые проржавевшими железными полосами, настолько неподъемные, что их, надо полагать, вперли сюда после постройки дома и более уже не двигали. Все, что там было, грузчики выгребли, так что лари интереса не представляли. Смолин их уже успел тщательно осмотреть и был уверен, что там нет никаких придумок вроде двойного дна или стенок, или крышек. Совершенно неинтересные лари. Под ними вряд ли есть тайники – ну кто, когда дом строили, мог что-то такое предполагать? В самом начале царствования могучего, казавшегося несокрушимым Александра Третьего? Такие тайники у купцов историей антикварного дела и кладоискательства не отмечены…

Он стоял посередине чердака. От вееров толстенных брусовых балок легли диковатые тени.

Стояла совершеннейшая тишина, пропахшая пылью и, если кому-то кажется, что так будет не в пример романтичнее, дыханием чуть ли не полтора столетия. Одним словом, условия для работы – идеальные.

Теперь и начиналось самое интересное: экономя время, нервы и силы, попытаться сразу отмести те местечки, где тайника заведомо быть не может… Федор Степанович Коч был не романтичным гимназистом, а человеком пожилым, степенным, с вологодской крестьянской закваской, он просто обязан был действовать обстоятельно, качественно, семь раз отмерив, один отрезав, так, чтобы сразу и наверняка…

Частенько, судя по немалому опыту находок на чердаках, разнообразные вещички (от маузеров до свертков с деньгами) заворачивали во что-нибудь и без особых затей засовывали куда-нибудь за балки, под перекрытия, в укромные уголки. Смолин подобные места, конечно же, начал тщательно осматривать в первую очередь, но лишь в качестве первого этапа. Вообще-то, и такие немудрящие тайники надежно сохраняли укрытое долгими десятилетиями, иные из них обнаруживаются даже сегодня (а иные, логически рассуждая, до сих пор не обнаружены), но у Коча имелось ведь нечто особое, и он, к бабке не ходи, рассуждал иначе…

В узких местах, где можно что-нибудь засунуть, ничего не обнаружилось, как и следовало ожидать. Потом Смолин уже не так скрупулезно осмотрел балки – для очистки совести. Чересчур глупо было бы выдалбливать в них тайники – бросалось бы в глаза, как пьяный поручик Ржевский среди благонравных гимназисток.

Пол тоже отпадал. Он был выстелен солидными досками примерно в дюйм толщиной (Смолину было сейчас не до того, чтобы вспоминать, сколько это будет в тогдашних российских мерках). Нигде ни единого сучочка – чтобы гниль не пошла, в те времена любой строитель или подрядчик, прохлопавший одну-единственную доску с сучком, навсегда потерял бы репутацию и мог заранее готовиться кончить жизнь под забором в обнимку с четвертью сивухи – кто бы его после такого нанял?!

Чересчур много трудов пришлось бы приложить, чтобы поднять даже одну доску и оборудовать тайник под нею – длиннющие, на совесть сбитые, возиться пришлось бы чертову уйму времени – а тайник опять-таки будет бросаться в глаза… И все же Смолин, то приседая на корточки, то перемещаясь так, словно шел вприсядочку, то без церемоний ползая на коленях, а то и на брюхе, осмотрел весь пол. И в который раз похвалил старых мастеров – доски лежали идеально, прилегали плотно, в жизни их не тревожили…

Слуховое окошко он осмотрел еще три дня назад, по светлому времени – нет, никто не разбирал черепицу, опять-таки работа была бы тяжелая, а риск обнаружения – максимальный.

Оставалось самое интересное, самое вероятное. По периметру там, где наклонная крыша соприкасалась с полом, все это протяженное пространство было тщательно забито вертикально положенными досками – длинными, конечно, массивными, конечно, но не идущими ни в какое сравнение с просто-таки монументальным половицами.

И Смолин понял, что наступило главное. Либо он был прав, либо – не повезло. Он не поколебался бы отодрать все до единой доски, погонных метров этак шестьдесят (сам он именно там бы и прятал), но спешить не стоило, этот мартышкин труд можно и оставить на потом…

И вновь, где на корточках, где скрючившись в три погибели, где ползком (вывозившись к тому времени по уши в сухой пыли, паутине и вовсе уж непонятном мелком мусоре) он двинулся вдоль этой полосы потемневших от времени досок высотой с ладонь. Он не исследовал пока что сомнительные места – просто накрепко запоминал, впечатывал в память вид этого сооружения, длину, места стыков, шляпки гвоздей, утопленные заподлицо с досками, иногда осторожненько поддевал стамеской доски там, где они соприкасались с половицами или внутренней поверхностью крыши.

Заняло это чертову уйму времени, но потом он, грязными пальцами поднося ко рту первую за несколько часов сигаретку, мог с уверенностью сказать, что видит в уме шестьдесят метров досок так, словно сам их старательно приколачивал.

И, еще раз, уже мысленно, пройдя вдоль них, отметил странность. Даже не одну, а две.

В двух местах, расположенных примерно напротив друг друга доски были нестандартной длины. Только в этих двух местах. Повсюду, по всему периметру доски были строго одинаковой длины, что-то около полутора метров (надо полагать, два аршина), а в помянутых местах красовалось по две доски половинной длины.

Он не знал, то ли это, долгожданное. Но другого столь подходящего для тайника места просто-напросто не имелось. Смолин, выбрав мысленно между двумя местечками, подошел к тому, что располагалось со стороны слухового окна. Аккуратно постукивая молотком, загнал стамеску между доской и крышей, осторожно нажал…

Тягучий скрип показался пулеметной очередью. Он работал неспешно, старательно. Вскоре короткая доска была выдернута со своего места, а там и вторая. Распластавшись на полу. Смолин посветил туда фонариком.

Пустышка. С первого взгляда видно. Совершенно пустое пространство треугольного сечения. Ничего, кроме пыли – справа, и слева от проделанной им дыры – то же самое.