Галина Щербакова - Дом с витражом

• Название: Дом с витражом
• Автор: Галина Щербакова
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-03975-8

Человек слаб и одинок в этом мире. Судьба играет им, как поток – случайной щепкой. Порой нет уже ни надежды спастись, ни желания бороться. И тогда мелькает впереди луч света. Любовь – или то, что ею кажется. И вновь рождается надежда. Потому что Жизнь есть Любовь, а Любовь есть Жизнь...

Произведение входит в авторский сборник «Актриса и милиционер».

---

И все по индивидуальным чертежам. По индивидуальному рисунку. Первоначальный, так сказать, эскиз дома висел над супружеской кроватью. Это было нечто. Существующий в рисунке дом был похож на элеватор, ломбард, мечеть и градирню одновременно. Дед говорил – это дом будущего. И он на самом деле так считал…

Кончили школу дети – Надя и Володя, – уехали. Надо сказать, безмерно этим счастливые. Стройка их тоже выматывала. А дед продолжал упорствовать «в поисках оптимального решения». Уже зацвели в соседних дворах сады, заплел дикий виноград стены и заборы, а на дедовском подворье продолжало бушевать смешившее всех возведение. Дом стал анекдотом, притчей во языцех. «Видел, Петро, хату? Больше не смотри… Приснится».

Двадцать два года дед строил дом по вечерам и воскресеньям. А когда вышел на свою бухгалтерскую пенсию, то посвятил этому уже все время без остатка.

Он был упоен. То, что дом строится так долго, не смущало.

– Все истинное… – кричал он с крыши насмешникам.

– Не трогайте его, – говорили люди друг другу. – Не говорите под руку. А то навернется сверху.

Жалели старуху. Сколько ж можно подавать то раствор, то стекло, то мел, то глину…

Соседки судачили:

– Я б с таким жить не стала… Лучше у чужих белье стирать.

Не заметил старик и главного: его дом, в сущности, никому не нужен. Дети осели в Москве, приезжали редко, внуков не привозили – боялись ям во дворе, лежащих на земле проводов, самодельных лесов, шатающихся под дедовой тяжестью, когда он подымался на них с полным ведром. Боялись – и правильно делали. За годы стройки две кошки и собака пали жертвой этого дома.

Дважды дед сам ломал руку. Один раз ногу. В моменты вынужденной остановки стройки дед обязательно придумывал что-то еще… Например, лепнину на фасаде в виде солнца и лучей… Зеленый пол… А почему, собственно, нет? Какого цвета главный покров – покров земли? После болезни у него от рабочего сладострастия дрожали руки.

А потом умерла бабушка. Дочь Надежда с присущей ей категоричностью сказала:

– Маму сожрал проклятый дом.

Уже после ее смерти, не отступив ни на шаг от своего «уникального проекта», дед закончил дело своей жизни. Непропорциональный, с разновысокими окнами, с выехавшими вперед крыльцом и шпилем, с высокой, как у хорошей котельной, трубой (для тяги, а в доме всегда было сыро и холодно), с новшеством – витражными стеклами на веранде – дом, так сказать, был объявлен готовым. Утоптал дед вокруг него землю, на которой уже ничего не могло расти, посыпал ее красной кирпичной крошкой. От калитки до оглашенного крыльца положил светлый кирпич. И не просто положил, а выложил слова. «Добро пожаловать» называлась дорожка. Правда, для того чтобы прочитать это, надо было зависнуть в воздухе птицей, в крайнем случае – забраться на крышу соседнего дома. Сосед, чинивший стропила, и рассказал, что дед на дорожке наваракал. Чуть не свалился сосед, когда прочитал, так смеялся.

На «торжественный пуск дома в эксплуатацию» были званы дети и внуки «в обязательном порядке». И все приехали, что говорило о том, что засел этот дом прилично в печенках, если такие все занятые согласовались в дне и явились. Надя с мужем и дочерью Верой. Володя с семьей. Даже брат деда приехал, которого сроду никто не видел, да и сам дед знал плохо. Брат тот с малолетства жил на Севере, рыбачил, потом был каким-то деятелем районного масштаба. Все показывал им на карте, которую всегда носил в кармане, этот районный масштаб – три острова с людьми, штук пять без людей, но с птицей, два вообще без ничего, парочка проливов…

Был этот двоюродный дедушка такой же шелапутный, как и брат, потому что один из всей родни домом восхитился, по буквам дорожки попрыгал, громко крича, какая это ценная идея – «добро пожаловать» под ноги. Было это семь лет тому назад. Собрались сесть за стол, но оказалось, что ни в одной из пяти комнат плюс кухня и веранда большой стол не помещается. Пришлось вынести стол на улицу, на красную кирпичную крошку. Там поели и попили. Когда стали расходиться ко сну, выяснилась еще одна подробность дома. В каждой комнате было по две двери, которые нельзя было закрывать, потому что становилось нечем дышать. Все легли, ощущая себя на вокзале: голос в доме звучал хорошо, он уходил от тебя в одну дверь и возвращался эхом в другую. Сам дед лежал в центре дома, в кухне, на диванчике, и говорил с глубоким удовлетворением:

– Проект очень экономичный. У меня одна труба все отапливает. Никаких тебе «голландок».

Зимой выяснилось – в доме собачий холод. Жить можно только в кухне. Сквозило в многочисленные двери, позванивали от ветра плохо пригнанные витражи, низким басом гудел шпиль. Дед радовался мелким недоделкам – в устранении их был смысл жизни. Но все-таки зимой его хорошо прохватило. Получил двустороннюю затяжную пневмонию. Пришлось приехать Наде. Злая от свалившейся на нее обузы, она первая сказала эти слова:

– Дом надо продать. Зачем он одному человеку?

От потрясения дед выздоровел. Он чинил, латал, совершенствовал свое уродливое детище и надорвался уже до инфаркта. У Нади же в это время свалился с инфарктом муж. Плохой был год. Конечно, она не приехала. Володя уехал в какую-то очередную командировку, жена его, Нина Сергеевна, сказала:

– Это не мои проблемы. Каждый в наше время умирает в одиночку.

Отозвался северный брат, приехал, пожил, но и он сказал:

– Продавай, братан, дом. Хорошо возьмешь за такого красавца (он вполне искренне так считал).

Разве ж мы знаем, какое слово в нас отзовется? То, как сказал брат, оказалось правильным. Упор на красавца. И дед затеял продажу. Под это дело он воспрял и духом, и телом.

Старик предвкушал процедуру – показ, демонстрацию дома, восхищение и удивление им – домом, – счастье покупателя, которому дом достанется, вечная благодарность ему, деду, за это. Было твердо решено – в первые попавшиеся руки дом не продавать, а найти человека настоящего. Может, даже попросить характеристику? На этом месте дед стопорился. Возникло подозрение, что нынешние люди его не поймут. Сейчас совсем другой народ, без понятия… В том, что покупатель пойдет к нему вереницей, сомнений у деда не было.

Но покупатель не шел… Вообще. Никакой… То есть не так… Покупатель шел, но останавливался далеко от дома и, потрясенный, поворачивал обратно. К счастью, дед про это не знал. Не знал силу воздействия дома. Не знал, что тот убивает наповал.

А тут случилась беда: умер муж Нади. Прошло полгода, подошла вроде и радость: внучка Вера вышла замуж за Максима. Но оказалась не радость, а полная несовместимость зятя и тещи. В семье Володи этому не удивлялись. Наоборот, считали закономерным: жить с Надей невозможно. С этим ее вечно фальшивым энтузиазмом, что нет таких крепостей и так далее. Оля немножко поучилась у тетки. Надя в восьмом классе заменяла одну четверть заболевшую учительницу. У них был тогда по программе Лермонтов. Надя любила задавать ученикам вопросы: «Что было бы, если б Михаил Юрьевич дожил до отмены крепостного права? А до революции 1905 года? А семнадцатого?» Она была мичуринцем в литературе. Высаживала, пересаживала, прививала Пушкина к сегодняшней африканской проблеме по принципу арапского происхождения поэта, Гоголя – к проблеме очковтирательства, Лермонтова – о, ужас! – к половому воспитанию в условиях акселерации. Маленький щуплый Лермонтов представал перед амбалами как образец укрощения плоти. Оле было стыдно, что Надя ее тетка.

Однажды Надя пришла к ним и сказала категорически:

– Надо заставить отца продать наконец дом. Что он с ним тянет?

Володя ответил:

– А ты знаешь, как это можно сделать?

– Да, – категорически заявила Надя, – знаю. Ты должен сказать ему, что забираешь его к себе.

– А почему не ты? – закричала Нина Сергеевна.

– Себе на голову? – парировала Надя.

– А мы куда?

– В комнату Игоря. Вы же живете как баре… У вас каждый имеет по комнате. А по мне ночами ходит зять… – И Надя заплакала.

Дурацкая она женщина. Но объективно говоря, ей деньги от продажи дома действительно были нужней всего. Надо было отделить Веру с мужем или самой отделиться. И еще Надя сказала, будто бы покойница бабушка давно хотела, чтобы продали дом, а деньги отдали детям. Бабушка любила их времянку, теплую, тесную, где росли дети и никому не мешали… А двоим зачем больше? Убедить деда бабушка не могла.

– Она ненавидела этот дом… – говорила Надя. – И отца ненавидела из-за него, только сама себе в этом признаться не могла.

Нина Сергеевна не преминула попенять мужу:

– Как легко твоя сестра распоряжается нашей площадью! Почему мы должны ущемлять Игоря?

– Меня нельзя ущемлять, – засмеялся Игорь. – Я не ущемлюсь…

Этот разговор был в прошлом году. Оле же стало до слез жалко деда, и она заявила с вызовом:

– Пусть живет со мной в одной комнате.

Отец с матерью посмотрели на нее как на ненормальную.