Евгения Дебрянская - Учитесь плавать (сборник)

• Название: Учитесь плавать (сборник)
• Автор: Евгения Дебрянская
• Жанр: Современная проза

---

— Больна что ли? Почему раньше молчала?

— Потом, завтра.

— Сейчас скажи, серьезное что-нибудь?

— Нет, пустяки, завтра поговорим.

— С утра приходи, как проснешься.

— Хорошо, утром:, - и, не заботясь больше ни о чем, кинулась вниз по ступенькам.

У подъезда постояла немного, успокоила дыхание и пошла прочь. Наступила глубокая ночь, а она все шла и шла, не останавливаясь, не оглядываясь по сторонам. Казалось, давно должна была подойти к дому, но знакомая улочка, куда обычно сворачивала, чтобы сократить путь, не попадалась. Справа тянулся длинный бетонный забор, а слева грустные пятиэтажки. На небе ни звездочки, облаками затянуло, низко, рядом с крышами чуть оттаяло: луна тщится пробить себе путь. Ночная прохлада спустилась на землю и потянуло сыростью. Мартина ни о чем больше не беспокоилась, просто шла, куда глаза глядят.

-: Открой, Нин, Христом Богом прошу, — отлетело от стены эхо.

Уличный фонарь вырвал одинокого неопрятного мужчину, что ломился в какую-то дверь. Она махнула ему на прощание и, вдруг подпрыгнув, полетела. Словно крылья за спиной выросли, сильные, тренированные. Она увидела, как, потеряв ориентир, оступилось ее тело и некрасиво упало в канаву рядом с забором. Головой на край камня. Подскочил мужик, потянул за руку, но, почесав в затылке, отошел на цыпочках к фонарю.

Мартина, все еще не веря в освобождение от ненавистной плоти, приманку для идиотов, отчаянно кружилась рядом. Но быстро встрепенулась и понеслась дальше от нелепой ночной сцены. В последний миг, соблазненная мыслью еще раз оглянуться на свою жизнь, подлетела к дому и впорхнула в открытое настежь окно. Промчалась по комнате и притормозила у подоконника. Безжизненные, бездыханные вещи захламили пространство. Она поразилась, что раньше не замечала нагромождения этих существ, соседство с которыми может погубить даже самый сильный дух. «Как я не задохнулась здесь?! Склеп для мертвецов! Ни единой мысли, ни воли к свободе! Мертвым оставляю мертвое! Распорядитесь по своему разумению, Вы, мертвые!» И, уже спеша к неизведанным берегам обретенной мудрости, засмеялась возбужденно и радостно.

Смех ее подхватили и мгновенно переложили на музыку небесные арфы. Грандиозный, торжественный оркестр праздновал победу!

— Свободна, свободна! — дирижировала Мартина золотым смычкам, — Ах, Боги, даже если вы все умрете в один день, я и тогда не покину благословенный источник мгновений!

Пролетая мрачные, одинокие кафе, смеялась над фиолетовыми руками, подающими напитки на изящных серебряных блюдцах.

— Вам хорошо знакома тоска и скука. На обратном пути приготовьте элексир, что окрасит небо в пурпурный цвет! А сейчас в путь!:

— Толик! — вдруг дико закричала, внезапно увидев его, ползущего к вершине горы.

От неожиданности тот прилип всей грудью к камням. Пальцы, стертые в кровь и жалкое истомленное тело.

— Мартина, — он беспомощно закрутил головой в поисках ее.

— Тише, Толик, я здесь, рядом: смотри вверх, не оборачивайся, — Мартина испугалась, вспомнив, что он боится высоты.

— Так вот ты какой, — растерялась она, словно поняв и объяв его единым взмахом, — вот почему бегал от меня, ото всех:

— Что со мной, Мартина? — завопил он, — почему не вижу тебя?

— Увидишь, обещаю, просто ты ослеп от ноши, которую взвалил на себя.

Там, на вершине, прозреешь. А сейчас будь осторожней. Я не смогу тебе помочь, если сорвешься.

— Я справлюсь?

— Похоже на то.

— Ты выше меня, Мартина?

— Не выше и не ниже, я — другая! Ты же выбрал дорогу, по которой редко кто ходит, разве что дикие звери, но они не тронут тебя, потому что они — это ты. Ты в теле и духе. Ты — тело и дух!

— Хочу с тобой!

— Я твоя, Толик, надо только вдохнуть побольше воздуха в легкие.

— Какой дорогой идешь ты?

— Дорогой смерти. Я прошла ее, и я свободна.

— Свободна от чего?

— От обетов, Толик, от обещаний жить. Я больше не вьючная лошадь! Я — есть любовь! Ничего, кроме любви!

VI

Море страдало, выбрасывая волны далеко на берег. Пляжи опустели. Поднялся буйный ветер — вот, вот разразится гроза. Вольно на сердце в такую погоду!

С презрением смотрела Лиданька сверху на больные страхи маленьких людей перед стихией.

— Хочу вас всех, сразу, — кричала она морю и черному небу.

Лиданька жила весело. Всей душой привязавшись к самшитовому деревцу, каждое утро, просыпаясь, бежала поздороваться с ним. Она соорудила из его веточек небольшой гребень и подолгу, присев рядышком, расчесывала волосы, пересказывая деревцу сны. Во сне Лиданька непременно с кем-то сражалась, то с Галькой за мужика, то в очереди, чтоб пошевеливались, то насмерть дралась с соседкой по комнате, то кидалась чем-нибудь тяжелым в Толика или Мартину. Просыпалась возбужденной и утоляла жажду только вблизи деревца. Оно, похоже, также признало в Лиданьке подругу. Всё в ней было мило ему, особенно, когда та, самозабвенно предавалась вслух воспоминаниям о жизни внизу.

— Сынок вздумал меня дурить, нет, ты скажи! И эта, Галька-то, тоже Бог весть что с собой вытворила! Итак на чёрта была похожа! А сейчас? Разве можно людям на глаза показаться, на смех поднимут в таком виде.

С каждым днем Лиданька распоясывалась все больше и больше, чувствуя себя полноправной хозяйкой. Даже в походке, во внешности её появилась королевская усталость и снисходительность к окружающим вещам. Запросто карабкалась на самые крутые холмы поорать от души в небо, пихала в стороны цветы, мешавшие ходьбе, ругалась на птиц, что будили ни свет, ни заря.

— Ладно бы красиво, да складно пели, а то галдят, точно сороки!

Однажды утром Лиданька примостилась рядом с деревцем чем-то обеспокоенная. Раскинула волосы по плечам и застыла с гребнем в руке. Долго смотрела в одну точку, а потом сообщила.

— Не знаю, верить или нет. По дороге сюда Аполло встретила. За камнем сидел, казалось, будто за мной следит. Молодой, красивый. Кликнула, но он убежал.

Деревце затряслось в беззвучном смехе.

— Весело? — усмехнулась она, — Он! Точно! Не могла ошибиться. Колени полные и гладкие, как у женщины. Тело налитое, словно спелая дыня:

Деревце повалилось на бок со смеху. Пригнувшись, как бы невзначай заглянуло Лиданьке под юбку. Та шутливо оттолкнула его.

— Пень старый, а туда же.

Самшитик, увернувшись от шлепка, опять полез под юбку. Лиданька, наблюдая, как тревожится ткань, наподобие легкой ширмы, скрывшей таинство, прикинула: «Не убудет от меня! Где еще такое увидит?» Раскрылась навстречу с особым удовольствием. Деревце, сплетя ветви кольцом, тут же проскочило внутрь. Лиданька и охнуть не успела. Сотрясаемая могучей силой, лишилась дара речи. А через час, когда заговорила вновь, только и смогла вымолвить: «Уф!» Лежа в траве, осатанев от блаженства, поглаживала блеклые цветочки на сухоньких веточках. Соображала и немного сердилась: «Друг называется!», но в целом осталась довольна.

— Ладно, чего уж там, давай мириться! Скажи, если в другой раз захочешь, — она потрепала деревце по макушке, — не насильничай, не люблю этого.

Деревце лихо и радостно зашумело.

— Хоть и глубоко живешь, но понять людей не можешь, — Лиданьке не понравилась его беззаботность. В ней она усмотрела неблагодарность и, своего рода, заносчивость от легкой победы.

С этих пор, однако, не проходило и дня, чтобы не открывала для себя что-то новенькое. К примеру, заметила, что ночью деревья, влажные от росы, не такие величественные, как днем. Скинув маски, входят хозяевами в общую спальную и предаются неслыханным излишествам. Появление Лиданьки оживило их сексуальную жизнь, принятая на «ура», стала вроде верховной жрицы. Себя называла не иначе, как «Похитительница грез». Чтобы не бегать в кромешной тьме, ругаясь с камнями, которые холодными ежами расползались по тропинкам, соорудила гамак и поселилась в спальной. Днем, укрытая осоловевшей от ночных бдений листвой, крепко спала. Своего прежнего друга, самшитовое деревце, обходила стороной и, поглядывая издали, как возмущено оно ее отсутствием, злорадно усмехалась.

— Так тебе и надо!

— Непременно посвятить в наше братство. Не сомневаюсь, в душе ты уверена, что мы промышляем позорным ремеслом, — будто невзначай обмолвился старинный ротанг и назначил ночь.

Лиданька напоминала похотливую валькирию. Ее потащили на задворки и тщательно вымыли в сколоченной специально для этого лохани из молодого клена. Затем натерли неизвестной травой с кислым и неприятным запахом и листьями коки. Особенно старались между ног, так что передвигаться самостоятельно после этого она не могла. На собрание ее доставила старая, скрипучая карета, и, не смотря на то, что была глубокая ночь, Лиданька не расставалась с легким пальмовым опахалом, прячась в его тени: «Неудачное освещение, — злилась на луну, — всему придает иссиня-стальной блеск». Деревья закружили хоровод под аккомпанемент тягостной и горестной песни, которая возникла ниоткуда и исчезала в никуда. Натертый клитор походил на член. Размеры его ужасали. Лиданька упала на колени и покатилась по траве, по-царски складывая руки и вопя, что было силы: «Возьмите мое тело, возьмите всю меня без остатка!» Песня внезапно умолкла, и степенные деревья в восхищении от разнузданности человека яростно кинулись на него. Лиданька верещала, как резанная, пихая в себя, что попадалось под руку. Все шло в ход: корни и разлапистые ветви, шишки, пестики и упавшие листья, огромные грибные опухоли и даже стредних размеров стволики. Как нельзя кстати пришелся и выросший клитор. Он легко и непринужденно подавался в любую точку в отчаянии захапать и завладеть всем. Жадность Лиданьки не знала границ — первым пал родедендрон: оплакивая потухшие бутоны, отполз подальше, а следом, утратив силу, сдались и все остальные. Луна засмеялась и поменяла окраску. Начался тропический ливень, неслыханный для здешних мест.