Кеннет Грант - Против света

• Название: Против света
• Автор: Кеннет Грант
• Издательство: KOLONNA Publications
• Жанр: Современная проза

Кеннет Грант (р.1924) — крупнейший британский оккультист, ученик Алистера Кроули и Остина Османа Спейра. Основатель Ложи Новой Изиды и Тифонийского Ордена Восточных Тамплиеров, — магических обществ, работающих с темной стороной кабалистического Древа Жизни. Автор девяти книг, объединенных в циклы "Тифонийских трилогий".

"Против света" — книга для отважных читателей, готовых бродить по темным лабиринтам и разглядывать удивительные картинки в сюрреалистическом калейдоскопе. Этот роман дышит мрачной роскошью болотного царства, где твердую почву сменяет податливая трясина. Врата, которые отыскал Кеннет Грант, отворены для всех, кто рискнет погрузиться в ошеломительные извивы нелинейного повествования.

---

— Будь я христианином, я бы перекрестился. Если художник был связан с культом Кю, а ведь на это намекал твой родственник, ты должен радоваться, что остался в живых, мой мальчик! Но расскажи, что он еще говорил?

Я покопался в памяти. Я знал, что дядя Фин тоже пытается оттянуть время, поскольку не больше моего хочет встретиться с Желтым. Но я тщетно пытался припомнить:

— Дядя-моряк, возможно, ничего об этом не ведал; он встретил художника в странствии. Корабль причалил неподалеку от места, где была мастерская этого человека, они завязали шапочное знакомство.

Доктор Блэк вздохнул.

— Неужели ты до сих пор не понял, отчего художник так охотно откликнулся на просьбу твоего дяди скопировать портрет?

Я недоуменно взглянул на него:

— Что же тут понимать? Все проще простого. Человек хотел сделать своему брату и матери новорожденного сына довольно необычный сюрприз: что в этом удивительного?

Раздражение дяди Фина было безграничным, он ехидно прошипел сквозь зубы:

— И приглашение, надо полагать, тоже было частью сюрприза?

Дверь моей памяти отворилась внезапно. Я уставился на дядю Фина. Я вспомнил, как мать говорила мне, много лет спустя (причем в то самое время, когда меня мучили кошмары с восточной символикой), что когда мне не было еще и года, родители получили приглашение от дядиных друзей приехать со мной в Китай.

— Интересно, отчего они потрудились распространить приглашение на годовалого несмышленыша — и это они, члены Культа, наводящего ужас на всю Азию, Культа, практикующего чернейшую из всех черных магий, Культа, адепты которого прочесывали все вокруг в поисках Гримуара? Этот Культ создал тонги в Сан-Франциско, в китайском квартале Лондона, во Флоренции… Думаешь, они не подозревали о твоей родословной? Они наблюдали ее развитие со времен Аврид, когда впервые материализовался Гримуар, потеряли его след после смерти сэра Фрэнсиса Гранта, опять потеряли, когда умер Маккалмонт — или это был Ричард Аптон Пикман, я не уверен; снова обнаружили благодаря Элен Воган, также известной как миссис Бомон, а после ее смерти он опять исчез, пока Остину Спейру не показала фрагменты Ведьма Паттерсон. С того самого момента жизнь Спейра покатилась под откос. Хотя ему удалось сохранить в памяти несколько важнейших формулировок Гримуара, бомбардировка, под которую он попал в сорок первом году, стерла большую их часть. Безустанные попытки Кроули раздобыть Гримуар были неудачными; лишь когда на сцене появился Алхимик, фрагменты обнаружились вновь. Этого было достаточно, чтобы убить Кроули через несколько месяцев после того, как он их увидел…

Дядя Фин продолжал сбивчивый монолог, почти бессвязный поток имен, одно из которых захватило мое внимание и заставило забыть остальные: имя миссис Бомон. Та самая дама, чей круг знакомых был увековечен в пресловутом «Бомон-клубе», действовавшем до смерти Кроули. В пятидесятые годы эти люди стали костяком Ложи Новой Изиды, — в основном, я приглашал в нее бывших и, к тому времени, разрозненных членов «Бомон-клуба». Во внутреннее святилище ложи вошли обладатели описанных в Гримуаре ключей к иным измерениям.

Я понял, что в своем монологе доктор Блэк кратко и убедительно объяснил магическую эволюцию рода Вайр-дов, к которому я принадлежал. Я, разумеется, отдавал себе отчет в том, что, не будь сеансов Маргарет Лизинг, все эти факты ничего бы-для меня не значили. От Маргарет Вайрд до Лизинг, возможно, был всего один шаг, но он образовывал огромную дугу, — разве что изгиб Желтой Реки, стремящейся к морю, намекал на его размах. Маргарет оказалась великим катализатором, она затягивала меня все глубже и глубже в свой шар. Я знал, что наша встреча со второй нечистой жабой неизбежна. Она произошла в магическом шаре, как только дядя Фин поднял руку, словно уловив стук костей, собирающихся в скелет.

В мешках, которые мсье Буше швырнул на пол, начались корчи, сопровождавшиеся глухими щелчками, от которых кровь стыла у меня в жилах. Из ближайшего мешка что-то поднималось, медленно, точно стараясь освободиться от сдерживающих волокон. Появилось подобие руки, в кисти недоставало косточек, фигура качалась, точно гигантская личинка или гусеница, слепо нашаривая… нечто неведомое. Скользкая кость была почерневшей, словно ее закоптило пламя. Внезапно все содержимое мешка скакнуло вперед, и мы с дядей Фином отпрянули, увидев не скелет даже, а лишь очертания костей, тянущих желатиновую массу зачерненных пленок. Все это было пронизано ослепительными точечками света: запуганная сеть светотени и щелкающих черноватых костей — глина и огонь, с помощью которых Огюст Буше возводил свой гротескный пантеон. Остуженные и застывшие в недвижности смерти, они стали частью Выставки, устроенной для тех, у кого был ключ к дверце, скрытой за зеленым сукном!

Одна из крутящихся чакр света захватила мое внимание своим призывным, почти человеческим взором. Это был шар, который Маргарет Лизинг сплотила из искр, вылетевших из котла Аврид. Переливы засосали меня в глубины шара, а кости пустились в джигу, — танец, который был ответом на гоетические заклинания, произнесенные Беннеттом и Кроули. Было что-то карнавальное в их диком хороводе, напоминающее squelettes Энсора, но это были скелеты нечеловеческих трупов, проект еще только предстоящего существа — детей иного зона, тысячами исходящих из чрева Ню-Изиды. Пока что каждый элемент жуткой вереницы был сотворен из белой девы, чьи закопченные кости изверг жук, выползший из лона Богини.

Жуткий голем, выбравшийся из мешка, исподтишка заворожил меня своей суровой прелестью и пугающим ароматом. Я качался над острым углом влечения-отвращения, не ведая, в какую сторону соскользнуть, когда притяжение ослабнет. Не ощущая ни пространства, ни времени, я не мог следить за реакциями дяди; я даже не был уверен, стоит ли он рядом.

Вот и второе явление Нечистых Жаб, скользивших и прыгавших в открытую дверь, за которой виднелись поблескивающие молекулы, ныне слившиеся в разноцветье.

В памяти моей ожила стародавняя ночь, когда земная жрица Ню-Изиды пробудила странные калы.

Ложа готовилась к ритуалу Кю. Распорядительницей была Ли, и трон-дракон водрузили на вершину огромной усеченной пирамиды. На ее четырех треугольных гранях стояли эмблемы и печати четырех типов Кю: змея или дракона кю, тени кю, сороконожки кю и жабы кю, классифицированных согласно «И дзянь чжи бу». Образы и печати соответствующих им пар были изображены на внутренних стенках с четырех сторон пирамиды. На золотой спинке трона сияла начертанная черным лаком гексаграмма кю из «И-Цзин».

Пройдя по северной стороне зала, Ли поднялась по крутым ступеням на свой помост. Когда она уселась на трон, и голова ее оказалась под маленьким окошком в северной стене.

У Ли была уникальная запись ритуала Культа Кю, проведенного в Хунане. Его провели особой ночью, которую я теперь переживал заново. Знакомые с изысканными диссонансами, свойственными некоторым классическим китайским музыкальным сочинениям, хорошо знают, как быстро замирает в безмятежности слушатель, чуткий к заклинаниям, пронизанным позвякиванием гонгов. Их глубокие переливы уносят разум за пределы земных забот.

Сперва Ли исполнила нараспев Литанию Шоа, Злой Женщины, той, что повелевает Желтой Рекой и маковыми полями Хон-Наня; той, что главенствует в мистических ритуалах Кю; той, которую прославляет Синь-Синь-Ва, чей единственный глаз дополнен единственным глазом Ворона, восседающего на его левом плече. Тихий гортанный напев Ли пробудил журчание, все громче наплывающее волнами внутри пирамиды, а на восточном склоне пирамиды вспыхнула печать женщины-тени.

Нежный туман окутал зал ложи, от ее западных и восточных стен отступили восемь прислужников, по четверо с каждой стороны; каждый нес тотем четырех сторон света, только вместо человекоподобной тени вносился образ Шоа. Туман сгущался, так что его поверхность превратилась в зеркало, увеличивающее образы, которые служки показывали Ли, погруженной в транс и раскачивающейся в гипнотическом забытьи.

Переплетенный с потоками неземной музыки, явствен стал иной шум, точно волны бились о далекую пристань; чередование чмокающих звуков намекало на качку яликов, пришвартованных в маслянистых водах. Когда прислужники возложили ношу на усыпанный маками алтарь у подножия пирамиды, свет восьми фонарей звездно расцвел на четырех треугольных цоколях, украшенных пергаментными полосами с китайскими иероглифами, соответствующими мистическим ритуалам Шоа.

Я знал, что Восемнадцать — магическое число Изиды, и восемь прислужников, объединенные с единицей, которую представляла Ли, восстанавливают ее каббалистический индекс. Так что когда большая черная Птица влетела в окно на северной стене святилища ложи и уселась на голову Ли — подобно тому нетопырю, что вцепился в Маргарет Лизинг в Кандлстонском склепе, — я догадался, что в ближайшие минуты из влагалища Ли выползет жук.