Шокан Алимбаев - Формула гениальности

• Название: Формула гениальности
• Автор: Шокан Алимбаев
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Я постоянно буду развивать эти способности.

Голос Наркеса звучал негромко, но властно.

– Я постоянно буду развивать математические способности.

– Я очень хочу развить математические способности.

– Руки напряжены.

Руки юноши под простыней зашевелились.

– Глубокое дыхание.

Баян глубоко вздохнул.

– Открываю глаза.

Юноша открыл глаза.

– Ну, как спал? – уже громко спросил Наркес.

– Знаете, нет ощущения, что спал. Наоборот, устал вроде немного…

– Так и должно быть, – сказал Наркес.

Подождав, пока юноша заправил кровать и направился к выходу, напомнил:

– Завтра в десять ноль-ноль.

Наркес снял халат, повесил его в шифоньере, открыл шире форточку окна и вышел. Не успел он закрыть за собой дверь, как к нему подошли родители Баяна Айсулу Жумакановна и Батыр Айдарович Бупегалиевы, молодые люди тридцати девяти-сорока лет.

– Ну, как прошел сеанс? – с нетерпением спросила Айсулу Жумакановна. Этот же вопрос сквозил и во взгляде ее мужа.

– Все будет хорошо, – глядя на молодых родителей, ответил Наркес. – Вы не волнуйтесь.

Он взглянул на родителей, ожидая новых вопросов.

– А как он будет чувствовать себя после сеанса? – продолжала с беспокойством расспрашивать Айсулу Жумакановна. – Мы можем его сейчас увидеть?

– Он чувствует себя сейчас так же, как и до сеанса. Но ему надо немного отдохнуть. Было бы желательно, если бы вы пришли проведать его позже, вечером.

Родители согласно закивали.

– Даже больные, которым сделана операция на мозг, на второй день чувствуют себя хорошо и проявляют интерес ко всему окружающему. Баян же не больной и у него пет никаких осложнений и рецидивов, как у других.

Узнав обо всем, что их интересовало, родители, попрощавшись, ушли. Наркес прошел в ординаторскую. В ней никого не было. Только сейчас он почувствовал большую усталость. Сказывалось не столько напряжение сеанса, сколько ночь, проведенная без сна. Посидев несколько минут на диване и немного отдохнув, он подошел к телефону и позвонил в свою приемную. Трубку взяла Динара.

– Я немного задержусь после обеда. Если кому-нибудь я буду нужен, пусть звонит попозже.

Наркес опустил трубку на рычаг и взглянул на часы. Был час дня. Он вышел из клиники, сел в машину и поехал домой.

Дома была только мать. Шолпан еще не вернулась из института. Она приходила обычно в половине третьего. Шаглан-апа встретила сына в дверях и, дождавшись пока он прошел в зал и удобно устроился в кресле, спросила:

– Ия, Наркесжан, как прошла твоя работа?

– Кажется, хорошо. Устал только немного.

– Ты же не спал всю ночь, – заметила мать. – Я лежала в своей комнате и все чувствовала. Сейчас пообедай, потом ляг и поспи. Разве нельзя после обеда не ехать на работу: у тебя же сегодня трудный день?..

– Ночью высплюсь. А пока на Баяна надо взглянуть. И других дел немало.

– Я сейчас быстренько накрою на стол… – заспешила Шаглан-апа. Наркес встал из кресла и, медленно ступая, пошел вслед за матерью на кухню.

Шаглан-апа поставила на плиту горячие большой и маленький чайники, и, пока они снова вскипели, накрыла на стол. Наркес пообедал, отдохнул еще полчаса и поехал в клинику.

Карим Мухамеджанович Сартаев, грузный и пожилой мужчина лет шестидесяти, был занят делами, когда дверь кабинета открылась и заглянула секретарша:

– К вам пришел Капан Ахметов, из Института экспериментальной медицины.

Сартаев немного подумал, затем сдержанно сказал:

– Пусть войдет.

Через минуту в кабинет вошел Ахметов. Карим Мухамеджанович приветливо встал из-за стола ему навстречу. На широком, смуглом и непроницаемом лице его, изрезанном резкими и глубокими морщинами, почти незаметно одновременно мелькнули радость и беспокойство. Капан Кастекович мгновенно отметил про себя эту мимолетную реакцию по жилого ученого, наклонив голову и больше не глядя на него, спокойным и уверенным шагом подошел к нему.

– Здравствуйте, Каке, – свободным жестом старого знакомого протянул он руку.

– О, Капанжан, – любезно произнес Карим Мухамеджанович, пожимая руку молодого ученого с особой теплотой. – Что-то я не вижу вас в последнее время. Как ваши дела? Что нового в Институте? В вашей лаборатории?

– Спасибо. Все хорошо. – Капан Кастекович взглянул на часы.

– Я слушаю, Капанжан, – сказал Сартаев, приготовившись внимательно слушать.

– Каке, – без промедления начал Капан Кастекович, – тот джигит… начал новый эксперимент… Если он добьется в нем успеха, то его вообще никто и никогда не остановит…

– Какой эксперимент? – спокойно переспросил Сартаев. Лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым, но Капан Кастекович знал, какие чувства возникли сейчас в душе пожилого ученого.

– Он хочет путем стимуляции, путем цикла в десять сеансов гипноза резко усилить способности человека с ординарным генотипом. – Левый глаз Сартаева дернулся в нервном тике. – Студента первого курса математического факультета КазГУ Баяна Бупегалиева. Он сейчас находится в клинике.

Карим Мухамеджанович по-прежнему молчал. Новость была для него более, чем неприятной и неожиданной. Капан Кастекович понимал его состояние.

– Когда это случилось? – после затянувшегося молчания спросил пожилой ученый.

– Сегодня утром.

– Ночью он лег спать ровно в половине четвертого. Я читал каждую его мысль. Это было что-то слишком редкое и грандиозное…

– Он не упомянул об этом эксперименте в плане работ за этот год, – после некоторого молчания снова произнес Сартаев.

– У него были свои соображения, – сказал Капан Кастекович, прекрасно понимая, о чем он умалчивает.

Сартаев тоже прекрасно понимал его. Они давно и хорошо знали друг друга. Их объединяло нечто большее, чем дружба.

Пожилой ученый молчал. Во взгляде его вдруг мелькнул немой вопрос. Это был даже не вопрос, а проявление слабой и запоздалой надежды, в иллюзорность которой он не верил сам. Капан Кастекович сразу прочитал его мысли.

– Я всегда рассказывал вам о его замыслах, но их никогда не удавалось предотвратить… Можно влиять на всех людей, в разной степени, но на него… он не поддается никакому влиянию извне. У него необыкновенная воля и мощное самовнушение – этот психологический барьер совершенно нельзя пробить. Но…

– Капан Кастекович снизил голос, словно их кто-то мог услышать, – на этот раз ему можно помешать…

Взгляд Сартаева стал напряженным. То разгораясь, то затухая от силы желания и сомнений, в нем вспыхнула долгожданная надежда.

– Есть единственный способ… – негромко продолжал Капан Кастекович. – Можно повлиять на неокрепшую психику юноши и помешать ему воспринять гипнотические внушения Наркеса.

– Если бы удалось сорвать этот эксперимент, то, ссылаясь на него, как на большую или малую неудачу, можно было бы сместить его с поста директора. – Сартаев немного помедлил и продолжал: – Мы бы не посмотрели, что он лауреат… За ним есть грешки, но нам нужны большие мотивы…

Капан Кастекович снова взглянул на часы.

– Он скоро подъедет к Институту. Сейчас он отдыхает дома. Ему можно уставать, а мне уставать нельзя. – Он энергично встали взглянул на Сартаева.

– Я постараюсь, – коротко сказал он.

– Я тоже поищу кое-какие пути…

Они обменялись рукопожатиями, и Капан Кастекович вышел.

Сартаев, оставшись один, задумался.

3

Наркес вместе с дежурной медсестрой совершал утренний обход своих больных. Их было только двое, находившихся в одной палате с Баяном. Накануне Наркес провел им операции на мозг, удалив у одного доброкачественную и у другого злокачественную опухоли. Они лежали с белыми марлевыми повязками на головах. Швы на голове у них затягивались. Чувствовали они себя хорошо, и через несколько дней их можно было уже выписывать. Из-за большого объема работы на посту директора Института Наркес не мог вести несколько палат с больными, как это делали другие врачи. В этом и не было необходимости. В отличие от многих предшественников, работавших до него на этом посту, Наркес занимался не только административной и организаторской деятельностью, но и был действующим нейрофизиологом, психоневрологом – одним словом, клиницистом, ни на один день не порывавшим связи с практикой, которой он придавал решающее значение.

Подробно поговорив с больными, расспросив их о самочувствии и убедившись, что у них нет никаких жалоб, Наркес перешел к Баяну.

– Ну, а твои дела как? Рассказывай. Как ночью спал?

– Ночью спал немного поверхностно, – начал рассказывать юноша. Наркес утвердительно кивнул.

– Но не это страшно, Наркес Алданазарович. Странно другое… Ночью я проснулся, знаете, от чего? Чей-то голос, хотя и слабо, но отчетливо внушал мне, что я должен постоянно сопротивляться Действию ваших сеансов и что из этого ничего не выйдет. Сначала это было смешно, как мелкое радиохулиганство в эфире. Года два-три назад мы с ребятами из нашего дома, которые занимались в кружке радиолюбителей, конструировали радиопередатчики и выходили в эфир с песнями и речами. Несколько раз нас чуть не поймали, но мы четко провело «сторожей». Так и здесь. Я слушал голос сперва с интересом. Но он не давал мне спать почти до утра. Наконец я не выдержал и стал громко возражать ему: «выйдет», «выйдет». На мой голос вошла медсестра и стала ругать, что я не сплю. – Баян взглянул на медсестру и умолк.