Елена Арсеньева - В пылу любовного угара

• Название: В пылу любовного угара
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-3051

Однажды писательница-детективщица Алена Дмитриева стала свидетельницей похищения двух девушек. Ими оказались корреспондентки газеты «Карьерист», отправленные в Сормов за материалами о героине Отечественной войны Лизе Петропавловской. Пока писательница все это выясняла, вернулись… девушки. Их действительно похитили и потребовали одного – не лезть куда не надо. В результате Дмитриева вмешалась в чужую разборку, о чем очень скоро пожалела. Ожидая в гости любовника и решив подшутить, она не глядя открыла дверь с криком «Руки вверх!» и направила на него газовую «беретту». Но в коридоре стоял… один из похитителей. Алена от неожиданности выстрелила, тот убежал. А на следующий день к ней явились милиционеры с обыском, так как якобы поступило заявление, что она незаконно хранит оружие…

---

– Я пошла сюда, потому что вынуждена была показать Вернеру – ну, этого офицера зовут Алекс Вернер, – торопливо разъяснила она, – мельдкарту Лизочки. И он решил, что я – Лиза Петропавловская. А адрес вы сами вслух сказали в ломбарде, он меня сюда и привез, ничего не спрашивая. Мои документы сгорели при взрыве… То есть у меня их не было… то есть они были не в порядке… И… и квартиры у меня нет, мне отказала квартирная хозяйка, потому что я… у меня кончились деньги, мне нечем платить. И с работы меня выгнали, то есть работы у меня нет. Сюда я зашла, потому что ко мне во дворе пристал этот, с усиками, племянник хозяйки, пан Анатоль. Он решил, что я – Лизочка, и я не стала спорить. Надо же мне было куда-то идти. А потом я хотела сразу же пойти в ломбард и все вам объяснить. Честное слово, я как раз собиралась в ломбард, когда вы тут появились!

Она сама не соображала, что говорит, мысли скакали, губы тряслись. Старый священник покачал головой:

– Медь звенящая и кимвал бряцающий, вот что такое ваши речи. Нет в них смысла. Да и думаю, что в поступках своих вы смысла не видите. У молодых девушек часто бывает очень короткий ум, они не понимают, что мощный враг наш – всего лишь колосс на глиняных ногах, не понимают, что кружит, кружит ветер – и вновь все возвращается на круги своя. Так и жизнь повернется: то, что от нас отторгнуто, будет нашим вновь. И тогда придется покаяться тем, кто запятнал себя предательством и сотрудничеством с врагами. Единственный выход сейчас – искупить свою вину, помогая по мере сил, и даже свыше сил, тому, кто с врагами борется.

Старик вещал, как будто Лиза была блудница вавилонская, которую он задался целью вернуть к праведной жизни! Проповедей таких высокопарных она по жизни просто не выносила, да и от Баскакова много чего успела наслушаться, а потому вспылила:

– Между прочим, у Лизочки, насколько я понимаю, тоже был друг немец. Оккупант Эрих Краузе. Не так ли? Она тоже запятнала себя сотрудничеством с врагами. С этим как быть прикажете?

Тут же ей стало стыдно.

– Извините, – пробормотала она. – Извините, отец Игнатий. Я не должна была…

– Не извиняйтесь. Откуда вам знать, что Лизочка сознательно свое доброе имя на алтарь победы положила? – проговорил старик. – Она для победы дурной славы не убоялась, а теперь и жизнь отдала за нее. Но только… кто бы знал, что так судьба повернется! Ведь Эрих Краузе…

Он осекся.

– Что Эрих Краузе? – осторожно спросила Лиза.

Старик молчал.

Ну, понятно, ему больно говорить о фашисте, с которым опозорила себя его внучка. Разумеется, Лиза и слова больше о том Краузе не скажет. Да и есть о чем говорить!

– Вот вы уверены, что все вернется на круги своя, – промолвила она устало. – Я знаю, что наши победят. Конечно, победят, само собой! Но вы-то… вам-то за что любить большевиков? Они религию искореняли, церкви сносили, вас чуть не прикончили. Вас же, наверное, не они освободили, а немцы?

– Да срок вышел, вот и освободили, – вздохнул старик. – В начале июня сорок первого домой вернулся, а тут разорено все, жена умерла. Дочь моя уехала невесть куда, на Волгу, спасаясь от гонений. Теперь вот внучку война взяла. Один я остался как перст. Квартиру мою, вот эту, отдали другим людям – родителям Петруся. Они меня и приютили. А потом поехали на Украину родню навестить – как раз перед самой войной, за несколько дней. Во Львов поехали… С тех пор от них ни слуху ни духу. Надежду лелеем, что сохранил их Господь, но кто знает…

Лиза посмотрела на Петруся. А ведь и он наверняка тоже положил свое доброе и честное имя на тот же алтарь победы – пошел служить в полицию по заданию партизан и подпольщиков.

– Не за что мне любить большевиков, это верно, – снова заговорил отец Игнатий. – Но мне есть за что Россию любить. Немилостивая, а все же мать. Сейчас дело идет не о том, какая власть будет, а лишь об одном – будет ли Россия! Только дурачки думают, что немцам наша страна нужна – с монархией восстановленной или, к примеру, с властью буржуазии. Нет, им земля нужна, с которой можно драть три шкуры, пока все не сдерешь, пока одни голые камни бесплодные по России не лягут. И люди им не нужны, все мы обречены на уничтожение, одни раньше, другие позже. А чтобы этого не приключилось, надо против врага ополчаться. Всем ополчаться! И тебе в том числе.

– Мне? – Лиза даже отпрянула.

– А чем ты хуже других? Если Лизочка открылась тебе, просила ко мне прийти, значит, она тебе поверила. Значит, видела в тебе свою, надеялась, что ты нам помогать будешь. А нам помощь нужна, ох как нужна! Ты уже поняла, конечно, что мы тут не просто отсиживаемся. Мы врагу житья не даем! Но тут такие дела… рация у нас сломалась, а починить сами не можем. Нет теперь связи с центром, с отрядом. Сегодня должна была связная к Лизочке прийти, она ее ждала, оттого, видать, и не ушла вовремя с берега, до начала обстрела. Не пришла связная, а может, пришла, да тоже при обстреле погибла. Теперь совсем тяжко будет. Все явки, все связи, все концы были у Лизочки. Ни с группами боевыми не связаться, ни с отрядом.

– Да я-то чем могу вам помочь? – спросила Лиза, испуганная неожиданной откровенностью Игнатия. Подпольщики должны быть более скрытными. Во всяком случае, ей так казалось. Еще как спохватятся, как решат, что она слишком много знает… Надо же – ушла из леса, чтобы Баскаков не тащил ее в партизанский отряд, а угодила к подпольщикам. Из огня да в полымя попала! Но она не хочет быть героиней, и все, просто выжить собирается, больше ничего! – Какой от меня толк? Судите сами: у меня ни дома, ни документов, ни денег, ни работы. Никаких ценных сведений я вам доставлять не могу. Мины делать и их устанавливать я не умею, с рацией работать – тоже, но ее и нет. Я только стрелять умею, да и то… давным-давно пистолет в руки не брала.

– Мины делать есть кому – у нас Петрусь химический факультет Киевского университета окончил, – кивнул он на молодого полицая. – К тому же, Бог даст, у него завтра будут два помощника. А ты могла бы нам поистине неоценимое подспорье оказать. Лизочка с сегодняшнего дня должна была начинать работать в ресторане «Розовая роза». Только для немцев, для высокопоставленных немцев, заведение. Отбор туда – очень строгий. Устроить туда Лизочку удалось лишь с помощью фрау Эммы Хольт, хозяйки заведения. Она из местных, из «русских немцев», фольксдойче, но была замужем за чистокровным немцем, которого расстреляли в НКВД по подозрению в шпионаже, и своей ненавистью к большевикам известна. Через два дня в Мезенск приезжает некое лицо, тварь редкая – некий Венцлов, новый начальник гестапо. Он уже успел прославиться зверствами в Польше, ну а теперь его сюда перебросили. На усиление, так сказать, местного народа. Мы разработали план. В честь его приезда будет устроена приватная вечеринка в «Розовой розе» – Венцлов любит такие места! – и нужно пронести туда кислотные мины. Взлетят на воздух многие и многие враги наши! Если все получится, это привлечет к Мезенску внимание центра. Там поймут, что здесь действует подполье, и выйдут с нами на связь, борьба с фашистами тогда с новой силой разгорится. В общем, мины придется отнести тебе.

– Мне?!

Лиза только теперь заметила, что отец Игнатий незаметно перешел с ней на «ты». И он не просто говорит-уговаривает, а буквально диктует ей, что она должна делать.

– Я вам не стану говорить, что не хочу никуда проносить никакие мины, кислотные или любые другие, неважно, – довольно зло произнесла она. – Я даже не стану говорить о том, что боюсь, страшно боюсь всего такого. Во мне нет совершенно ничего героического, я страшная трусиха. Во мне нет склонности подвиги совершать.

– Склонности у нее нет! – фыркнул Петрусь. – А у кого есть? Но что делать, коли фашисты на нашу страну навалились?

– Кошмар какой-то! Вот я с вами говорю – и понимаю, что объяснять вам что-то бессмысленно. Вы меня просто не слышите, для вас все мои доводы – пустой звук, – вздохнула Лиза. – Тогда я о другом скажу, может, хоть тогда до вас дойдет. Я просто физически не смогу в «Розовую розу» что-то пронести – меня туда просто не пустят. Вы что, не понимаете? У меня же документов нет!

– Так ведь у вас же Лизочкины есть документы! – подал голос Петрусь. И тотчас осекся, поняв, что глупость спорол.

– Ну вот видите, – снисходительно пожала плечами Лиза. – Лизочкины документы мне ничем не помогут – там другая фотография.

– Мы переклеим фотографию и подправим печать, – спокойно сказал отец Игнатий. – Я в лагере был с одним замечательным фальшивомонетчиком знаком – он меня разным хитростям обучил и сам диву давался моим талантам.

– Ну уж нет! Спасибо огромное! – воскликнула Лиза. – Во-первых, уже сказала: подвиги – не для меня. Во-вторых, Вернер говорил мне, что сейчас развелось слишком много фальшивых, топорно сработанных документов, и, как правило, людей выдает именно неаккуратная подделка печатей на фотографиях. А у вас рука изувечена, извините. Какая тут может быть тонкая работа? Вы даже обычные квитанции заполняете так, что не разобрать ничего, а уж печать подделывать… Так что оставьте все это, смиритесь с тем, что затея ваша безнадежна, ничего не выйдет. Да и вообще…