Марианна Алферова - Беловодье

• Название: Беловодье
• Автор: Марианна Алферова
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-94371-366-2

Роман «Беловодье» — продолжение авантюрного фантастического романа известного санкт-петербургского писателя-фантаста Марианны Алферовой «След на воде». Колдовская война продолжается, и наградой победителю должно стать то самое таинственное Беловодье… Или нечто большее.

Эта книга М. Алферовой действительно современная фантастическая авантюра, захватывающее чтение от первой до последней страницы. Говорят, что женщина не может написать настоящий мужской роман. Алферова смогла! Прочитайте и убедитесь.

---

— Ты со мной из Пустосвятова уехала, у меня в доме в свободной комнате проживала, — вкрадчиво на ухо ей шептал колдун, но при этом искоса поглядывал на Надю. Та смотрела на «новую» Глашу очень даже внимательно. — С помощью волшебного зелья я из тебя королеву красоты сделал. Долгохонько пришлось повозиться. А потом я тебя заколдовал в русалку, мы вместе к водяному наведались, и ты кости мне помогала метать. А потом ты за мной увязалась в путь-дорогу. Так ведь?

— Так вроде… — Глаша хихикнула. — Так я что ж теперь — королева красоты?

— А ты глянь! — Он подвел ее к краю дорожки. Она глянула в водное зеркало, ахнула и обмерла.

— Неужели это я? — И тут же радостно взвизгнула. — Я-а-а!

Нагая, завертелась она перед Романом, но в этом ее верченье не было ничего чувственного. Роман — ее создатель, ее Пигмалион. И новая Галатея любила его больше всех мужчин, с которыми когда-то трахалась.

Да, вышла она после колдовских процедур куда краше прежней. Что говорить — была девчонка ничем не замечательная, весьма упитанная, курносая. А теперь — талия осиная, грудь упругая, шея лебединая, и все остальное… А ноги-то, ноги! На двадцать сантиметров длиннее прежних. А лицо! Носик точеный, глазища огромные, веснушки, правда, есть, но они как будто специально по коже рассыпаны. И волосы — золотой волной до середины спины. А главное, движется она теперь так томительно-медленно, плечиками поводит и бедрами, что все мужчины без исключения должны штабелями укладываться под крошечные розовые ее ступни.

— Я мужику своему поганому покажусь. Чтоб у него слюнки-то до живота текли. Пусть видит, подлец, что потерял!

Вот она, наисладчайшая женская мечта. Неужто ради этого все муки были и все усилия? Впрочем, занятно будет посмотреть на физиономию бывшего Глашкиного мужа, когда он с этой красавицей на улице столкнется.

— Роман, миленький, я за тебя в огонь и в воду!

— В огонь не надо, — остановил ее порыв господин Вернон. — И в воду тоже. Просто живи.

И подставил щеку для поцелуя.

— А в губы можно? — Глаша, не дожидаясь согласия, прильнула к губам колдуна.

— Э, так не пойдет! — возмутилась Надя, вроде как в шутку оттолкнула новоявленную красавицу, но Роману почудилось — нешуточная вовсе ревность ожгла сердце его львицы.

— Да ладно тебе! — засмеялась Глаша. — Я же просто так — радуюсь! Теперь я перед Романом Верноном в неоплатном долгу.

— Смотри, Глаша, глупостей новых не делай! — предупредил колдун.

— Да ладно тебе! Я теперь счастливой буду! Самой счастливой, вот увидишь! — И она, подпрыгивая от радости, понеслась к домику для гостей.

— Платьев наделай! — крикнул ей вслед Роман.

— Каких? — Глаша остановилась так неожиданно, что едва сумела сохранить равновесие. А то бы грохнулась в воду — и прощай Романова работа.

— А каких захочется. Ведь это — Беловодье!

Вода в озере бурлила и выплескивалась на дорожки. Фонтанчики поднимались там и здесь. Все играло. Будто там в глубине кто-то резвился и радовался.

Роман повернулся к Наде.

Красавица смотрела на него мрачно: взгляд исподлобья не сулил ничего хорошего.

— Ты и меня воскресил, как ее! — заявила Надя без тени сомнения.

— С чего ты взяла?

— Я помню серую хмарь. Пустоту. Ничто. Ощущение, что просыпаешься и не можешь проснуться. И однообразные сны. Сны, в которых я умираю. А потом сижу в клетке и не могу выйти. Да, я умерла. А теперь жива. И ты нарочно показал мне Глашино воскрешение, чтобы я это поняла. — Говоря это, она все повышала и повышала тон. Теперь она уже почти захлебывалась воздухом. — Чтобы чувствовала себя обязанной, чтобы благодарила тебя и кланялась в ножки. Так?

— Так. Но не совсем. Я не благодарности искал…

— Самовлюбленный подленький колдунишка! — Взглядом она готова была испепелить. К счастью, подобного дара ожерелье в ней не открыло.

— А что было делать?! — Роман не оправдывался, наоборот, нападал. — Ты вновь готова была броситься в объятия своему Гамаюнову. Хотя прежде обещала его забыть. А тут вновь: ах, создатель Беловодья, ах, учитель! А до того клялась уйти от него, если я тебя спасу.

Надя молчала. Но лицо ее становилось с каждой фразой Романа все холоднее, все надменнее.

— Он — никто нынче. У него больше нет ожерелья, — мстительно сказал Роман, чувствуя, что вновь ее теряет.

— Беловодье — его ожерелье!

— На это ожерелье претендует Сазонов. Выходит, если Сазонов одолеет, ты кинешься на шею ему?

— Сазонов погиб.

— Это вы так думали. Но он здесь. И едва не захватил все.

— Я никому не позволю себя оскорблять. Ни тебе, ни… — Она запнулась.

«Гамаюнову», — мысленно продолжил за нее колдун.

Она неожиданно отступила.

— Роман… я была счастлива несколько минут назад. А теперь я тебя ненавижу. — У нее задрожали губы.

— За что?

— И он еще спрашивает! Ты загоняешь меня в клетку! В угол клетки!

— Нет, я пытаюсь открыть тебе глаза. Не понимаю даже, почему ты его любишь? Вообразила, что он творец, гений! — Роман театрально вскинул руки. Потом резанул ладонью, будто хотел оборвать невидимую нить. — Но нет, нет… Он всего лишь тиран. А ты — надменная, дерзкая львица, на которую он надел ошейник. И ты не можешь этот ошейник сдернуть. Ожерелье — ошейник, который Гамаюнов тебе милостиво подарил… — Роман вспомнил, как создавал ожерелье для Юла. Тогда он коснулся губами неотвердевшей нити и навсегда установил связь со своим птенцом. Но то была возможность слышать мальчишку на расстоянии так, как никого на свете Роман больше слышать не мог. Чуть больше слюны, растворенной в воде, чуть больше власти, и ученик уже не ученик, а раб, он не просто слышит тебя, ты ему приказываешь. — Иван Кириллович управляет тобой через ожерелье!

— Нет! — Надя отвернулась.

— Да, дорогая, да. Объясни иначе, почему ты не можешь от него уйти? Жалость гложет? Признательность удерживает? Нет и нет. Ты не из таких. Из жалости ты не останешься рядом ни на минуту. Ты не умеешь утешать, зато умеешь причинять боль.

— Так зачем же ты меня добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя немного помучила? — Прежний дерзкий тон вновь к ней вернулся.

Колдун улыбнулся: ну, так-то лучше. — Я не ищу утешения. А вот Гамаюнову нужна подпорка, костыль. Без тебя он ничто. — Роман знал, что ей сейчас больно, и сознательно бил по больному. — Ты — его раба. Он сначала одарил тебя ожерельем, потом затащил в койку, потом — сделал женой… А ты шла на поводке и бесилась от ярости. Неволю свою принимала за любовь. Ты ведь даже забеременеть от него не могла: так все внутри тебя восставало. Твоя суть — на его. И твоя колдовская сила убивала всякий раз дитя, едва жизнь зарождалась. Так ведь?..

— Роман, прекрати! Или я тебя задушу!

— Как глупо — душить человека, который хочет тебе помочь! И потом, задушить меня тебе не хватит силы. Чисто физической силы, даже если я не пущу в ход колдовство. Или хочешь попробовать?

Она бросилась к нему и схватила за шею. В тот же миг его ожерелье стало вибрировать. И ее-он видел это — вибрировала в, такт. Он тоже положил ей ладони на шею, вслушиваясь в биение водной нити.

— Почему же ты не душишь? — спросил, приближая свои губы к ее губам. — Я жду.

Она закрыла глаза и судорожно вздохнула.

— Баз сказал?

— Нет. Я догадался, милая. Моя мать так ограждала себя от материнства, а я появился на свет случайно, когда она решила, что больше не может забеременеть, и забыла ненавидеть.

— Пошли к старику! — Надя сняла ладони Романа со своей шеи. Сняла, но не отпустила, напротив, изо всей силы стиснула пальцы. — Пойдем и спросим его напрямик — правду ли ты говоришь?

— Да если бы и правда, что с того, Наденька? Ведь на самом деле человек отличить не может — околдован он или сам по себе влюбился. И та любовь зла, и эта боль причиняет. И обе они томят, заставляя сердце замирать. А без любви человек несчастным становится.

* * *

Гамаюнов всякий раз был иной. То надменный, то по-стариковски брюзгливый. Сейчас он притворялся наивным, и это было неприятно.

— Отпусти меня, — сказала Надя. Но ни капли просительности в голосе. Она вообще не умела унижаться.

— Не могу, — покачал головой Иван Кириллович. — Старость — она ведь на самом деле злая.

— Дед Севастьян не был злым, — заметил. Роман.

— Вам легко упрекать — вы сами ничего не создали. А я создал. Это я, именно я задумал Беловодье… Сколько лет о нем мечтал, сколько раз проклинал мечту и вновь к ней возвращался. Ведь Сазонов чем меня купил? Он мне обещал помочь с воплощением. Я знал, что он совсем иначе понимает Беловодье. Но других союзников не было, и я решился. Думал, что Беловодье его переменит, как переменил когда-то Чернобыль. Младший брат Сазонова был на Чернобыльской АЭС в восемьдесят шестом и получил смертельную дозу. Умирал долго, страшно. От Вадима ему костный мозг пересаживали. А мозг не прижился. Вадим тогда… как бы сказать поточнее… Перестал быть карьеристом и стал совершенно иным человеком. На время. Был придуман проект — неуничтожимый город, упрятанный глубоко под землей, чтобы в случае любой катастрофы… Ведь если вдуматься, мы все живем накануне Армагеддона. Ежеминутно, ежечасно он может случиться. Но все — или почти все — об этом не думают. Понимают лишь единицы. Тот, кто прикоснулся. Как Вадим. Деньги на проект нашли. Огромные деньги. И тут мы случайно с ним встретились. Вадим услышал про Беловодье, про Шамбалу и забыл про свои чертежи. Он рассматривал мой проект вульгарно, напрямую. Как средство спасения физическое. Но неважно… Ради того, чтобы создать Беловодье, я готов был согласиться и на эту помощь. Я его не разубеждал, а поддакивал. Да, именно таким Беловодье и будет, каким оно кажется Вадиму. Сазонов был человек с положением, со связями. Без него я бы никогда не смог сделать того, что сделал. Так что я ему благодарен. Нет, не осуждайте, но послушайте! Представьте, вы встречаете человека, и он начинает вам рассказывать, что располагает неограниченными средствами, а средства эти готов употребить на осуществление ваших замыслов. Вот подлинное исполнение всех желаний. Я от- ринул все сомнения. Да, разум мой с ехидной настойчивостью подсказывал, что такого просто не может быть. Что за всем этим должен быть какой-то расчет, обман… Что за все придется заплатить. Но ни обмана, ни расчета я тогда распознать не мог. Ну да, бриллианты были фальшивые. Что из того? Бриллианты — это не цель, а средство. И вот… я стал создавать Беловодье. И творение меня подчинило. Но как я был тогда счастлив! — В голосе Гамаюнова слышались мечтательные нотки.