Мариво - Удачливый крестьянин

• Название: Удачливый крестьянин
• Автор: Мариво
• Издательство: Наука
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1970

В книгу вошел роман Мариво «Удачливый крестьянин» (1734). В нем Мариво воссоздает широкую картину городской жизни своего времени. Это исключительно «парижский» роман. В нем перед читателем разворачивается целый калейдоскоп лиц, характеров, типов – слуги, горничные, швейцары, ливрейные лакеи, мелкие торговцы, стряпчие, нотариусы, полицейские, государственные чиновники, домовладельцы, трактирщики, актеры, и актрисы, армейские офицеры, откупщики, светские щеголи, знатные дамы; все они теснятся пестрой толпой в людской, на улице, в приемной министра, в театральном фойе, в великосветских гостиных. В центре романа – один персонаж, одна человеческая судьба: провинциал Жакоб, в юности попавший в Париж, поразивший его своей огромностью и великолепием.

В качестве приложения книга содержит анонимное продолжение «Удачливого крестьянина».

---

– Ах, кузина, какое счастье, что вы поссорились! – вскричал я. – И как хорошо, что этот милый священник оказался таким вздорным человеком! Как благоприятно складывались все события того дня! Сперва встреча на улице, потом молитвы, вознесенные одновременно вами и мной, потом священник, делающий вам выговор, потом сестрица, прогоняющая меня из дома, потом вы говорите мне: «Останься», потом ссора между двумя сестрами из-за молодого человека, которого посылает вам само небо; как все это знаменательно! И после этого вы еще спрашиваете, люблю ли я вас? Да может ли быть иначе? Неужели вы не видите, что я люблю вас по воле господа и все было предрешено задолго до нашего Рождения? По-моему, это ясно как день.

Правда; как чудесно ты все это высказал! – подхватила она. – Думаю, сам господь говорит твоими устами, чтобы окончательно убедить меня. Это решено, друг мой, я более не колеблюсь: ты тот, к кому по воле божией мне суждено прилепиться, ты тот, с кем я должна жить, и я буду твоей.

– А я, – сказал я со своей стороны, – смиренно принимаю этот дар неба, этот благословенный союз, которого я не заслуживаю; но господь велит вам так поступить, и вы, как добрая христианка, не можете противиться его предначертаниям. Вся выгода – моя, все милосердие – ваше.

Говоря это, я бросился перед ней на колени и стал покрывать поцелуями ее руку, которой она, по своей доброте, не отнимала.

– Встань, Ля Валле. Да, – добавила она, – да, я выйду за тебя замуж; провидению неугодны отсрочки его решений; к тому же, несмотря на заявленное родство, наша совместная жизнь может показаться людям предосудительной, и потому нам следует поторопиться со свадьбой.

– Теперь утро, – ответил я. – Если не побояться хлопот и не пожалеть ног, за день можно переделать много дел: нельзя ли пригласить нотариуса, священника, и после полуночи, с божьей помощью, совершить бракосочетание?[25] Я не знаю, как совершаются эти церемонии.

– Нет, нет, дитя мое, – возразила она, – так быстро нельзя; ты еще должен написать отцу, испросить его благословение и получить согласие.

– Ладно, – ответил я, – отец у меня не из привередливых. Он даже с того света прислал бы нам благословение, шутка ли, такая удача!

– Будем надеяться, – сказала она. – Но напиши ему сегодня же; нужны также свидетели,[26] я бы хотела выбрать их из числа не слишком болтливых; лучше до времени хранить наш брак в тайне, из-за сестры; не знаю, кого бы пригласить.

– Пригласим нашу хозяйку, – предложил я, – кого-нибудь из ее знакомых; она добрая женщина и зря болтать не будет.

– Я согласна, – сказала она, – тем более, что это положит конец ее заигрываниям с тобой; пожалуй, она вздумает продолжать вчерашнее. А ее дочка, по-моему, отчаянная кокетка и к тому же дурно воспитана; прошу тебя, будь с ней похолоднее.

Тут нас прервал шум и громкие голоса: кухарка, предводительствуемая самой хозяйкой дома, принесла нам кофе.

– Вы уже встали, соседка? – крикнула хозяйка из-за двери.

– Давно уже, – сказала мадемуазель Абер, открывая дверь, – войдите, сударыня!

– Здравствуйте, – сказала та, – как вы поживаете? Хорошо ли отдохнули? Господин де Ля Валле, приветствую вас.

Не стану описывать дальнейший обмен любезностями и разговоры во время завтрака.

Когда кухарка унесла чашки, мадемуазель Абер сказала:

– Я еще в жизни не встречала такой доброй души, как вы, сударыня; я хочу поделиться с вами своей тайной и даже просить вас о помощи.

– Ради бога, дорогая мадемуазель, чем я могу служить вам? – воскликнула та в порыве самой искренней готовности. – Говорите же! Впрочем нет, постойте, – тут же добавила она, – пойду закрою дверь; раз это тайна, никто не должен нас слышать.

С этими словами она вышла и, стоя на лестнице, крикнула вниз кухарке:

– Жавотта, если кто-нибудь будет меня спрашивать, скажи, что меня нет, и к мадемуазель наверх тоже никого не пускай; главное, смотри, чтобы дочка не вошла: у нас будет секретный разговор, ты поняла?

Приняв столь громогласно меры против любопытных, она вернулась к нам, закрыв предварительно все двери на задвижки; таким образом, из уважения к нашей тайне, она начала с того, что оповестила о секретных переговорах весь дом. Этого требовала ее доброта и желание услужить нам, и так поступают многие добрейшие в мире люди. Слишком добрые души бывают неосмотрительны именно от избытка доброты; и напротив, люди умные и осторожные редко бывают добрыми.

– Ах, сударыня! – сказала мадемуазель Абер, – напрасно вы сказали кухарке, что у нас секретный разговор; мне бы не хотелось оповещать посторонних о том, что я доверяю вам какую-то тайну.

– О, не беспокойтесь, – сказала та, – пусть это вас не тревожит. Если бы я не предупредила, нам бы непременно помешали. Будь это всего лишь моя дочка – лучше принять необходимые меры. Ну вот, мадемуазель, теперь вы можете говорить. Уверяю вас, вам не найти более преданную душу, чем я; знайте, что все знакомые доверяют мне свои тайны. Когда мне рассказывают какой-нибудь секрет, я как воды в рот набрала, из меня и слова не вытянешь. Не далее как вчера мадам Н, у которой муж бессовестно транжирит деньги, принесла мне тысячу франков на хранение; он бы и их растратил, если бы знал об их существовании; так что я их припрятала подальше. Да! Так я вас слушаю.

Подобное доказательство ее умения хранить чужие секреты отнюдь не успокоило мадемуазель Абер; но обещать доверить тайну, а потом промолчать было еще хуже; пришлось продолжать.

– Я объясню вам все в двух словах, – начала мадемуазель Абер; – мы хотим пожениться, – господин де Ля Валле, здесь присутствующий, и я.

– Друг с другом? – спросила хозяйка с изумлением.

– Да, – подтвердила мадемуазель Абер, – я выхожу за него замуж.

– Вот так так! Что ж, он молод, проживет долго. Попадись такой мне, я бы поступила точно так же. А давно вы любите друг друга?

– Нет, – сказала мадемуазель Абер, покраснев.

– Что ж, это даже еще лучше! Вы хорошо придумали, дети мои: раз влюбились, то самое милое дело стать мужем и женой. А разрешения не потребуется? Ведь вы двоюродные?

– Нет, ничего не потребуется, – вмешался тут я, – мы назвались родственниками из осторожности, чтобы лишних разговоров не было.

– Ну и ну! Как мило! – сказала хозяйка. – Я бы ни за что не догадалась. Так это о вашей свадьбе речь?

– Это еще не все, – сказала мадемуазель Абер, – мы хотим держать нашу свадьбу в тайне от моей сестры, которая может поднять шум.

– А почему она может поднять шум? Из-за вашего возраста? – осведомилась хозяйка. – Подумаешь! Не далее как на прошлой неделе одна семидесятилетняя старуха из нашего прихода обручилась с мужчиной на двадцать лет моложе. Кому какое дело? Наш возраст – это наша забота, остальных он не касается.

– Я еще не так стара, – сказала мадемуазель Абер, растерявшись; она была смущена не на шутку.

– Конечно, нет, господь с вами, – сказала хозяйка, – ваш возраст такой, что или выходить сейчас, или никогда: в конце концов, сердцу не прикажешь. Пришлось так, что жених молод, что ж! Надо брать людей такими, какие они есть. Ежели ему двадцать лет, не ваша это вина, и не его тоже. Тем лучше, что он молод, голубушка: его молодости хватит на обоих. На десять лет больше или меньше – не все ли равно! И даже на двадцать или там на тридцать – что ж такого? Бывает между супругами и сорок лет разницы! Тут нет вины перед господом ни с одной стороны, ни с другой. Да и что про вас можно сказать худого? Что вы ему в матери годитесь? Ну и что? Допустим, кто-нибудь даже примет его за вашего сына. Так ведь настоящий-то сын, может быть, не вышел бы лицом, а обошелся бы дороже: плюньте вы на то, что люди болтают! Лучше расскажите подробнее о вашем деле. Вы хотите держать ваш брак в тайне – ну, ничего тут нет невозможного! Детей у вас уже не будет, это исключается раз и навсегда, – а ведь беременность-то первая и выдает нашу сестру. Что еще?

– Если вы будете вдаваться в такие длинные рассуждения из-за всякого слова, – сказала мадемуазель Абер с досадой, – мы никогда не дойдем до конца. А что касается моего возраста, я рада вам сообщить, сударыня, что могу не бояться пересудов: мне всего сорок пять лет…

– Сорок пять! – перебила ее хозяйка. – Есть о чем говорить! Всего на каких-нибудь двадцать пять лет больше, чем ему! Господи, а я-то думала, что вам пятьдесят, не меньше; по сравнению с его молодым лицом мне так показалось. Только сорок пять! Ох, голубушка, ваш муж, пожалуй, еще подарит вам сынка! В доме напротив нас одна дама родила месяц тому назад, в сорок четыре года, и не зарекается родить и в сорок пять, а ее мужу уже семьдесят два. А вы еще такая аппетитненькая, он молодой, у вас непременно будет семья. Да, так что же, вам нужен нотариус, чтобы составить брачный договор? Хотите, я сведу вас к своему? Или нет: пошлю Жавотту пригласить его сюда.

– Ах нет, сударыня, – сказала мадемуазель Абер, – вы забыли, что я просила вас держать мое замужество в секрете.