Сергей Валяев - Порнограф

• Название: Порнограф
• Автор: Сергей Валяев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-04461-1

 Однажды он сказал себе - все, так больше жить нельзя. Однажды он решил - кто не рискует, тот не пьет шампанского. И тогда он принял «дружеское предложение» - стать папарацци, то бишь порнографом. Он не знал, что новая работенка обернется трагикомическимисобытиями, переходящими в серьезные и тяжелые бои местного значения - бои, когда приходит понимание, что да счастливого завтра можно и не дожить.  

---

— А не проще Александру обменять на программу «S». Это, кстати, что? Вроде программы «Дети России» иль чего покруче? — и шкурой почувствовал, как благодушная атмосфера в холле изменилась.

Что такое? Неужто я незатейливо вломился в запретную тему, совершенно секретную. Во всяком случае, благость господина Степанова исчезла, будто её и не было, а два СС-овца тянули руки к невидимым кобурам под пиджаками от покойного Версаче. Впрочем, ситуацию я утрирую, однако то, что мой вопрос-гравий угодил в строгий и точный механизм, нарушив его привычный ход, это факт. Правда, секретарь попытался замаскировать свой интерес и, позевывая, поинтересовался, мол, откуда Ванюхе Лопухину известно об этом «S»?

— Отсюда, — ощущал себя юным пионером, выуживая из кармана аудиокассету. — Господин, однако, Берековский…

Вещдок был тотчас же истребован. Как бы со скукой, мол, просто интересно, что там наболтал господин банкир в пылу полемики? И с этими словами Степанов Виктор Иванович удалился в соседнюю комнату. А я остался под неусыпным наблюдением СС-овцев.

Так-так, веселые дела, задумался я, подойдя к окну, откуда открывался чудный промышленный пейзаж на Москву-реку и на строящийся в муках и концептуальных спорах памятник Первому реформатору и костоправу. С планами будущего переустройства земли Российской, сжатыми в поднятой руке до дубинковидного состояния.

Темна, дика и таинственна наша история: много было в ней желающих повести за собой народец в светлое далеко, освещая ему путь огнем из пламенных посулов. И людишки верили, и покорно брели за неверным светом чадящих факелов, не понимая, что раньше или позже наступит вселенская мгла, где будут хрустеть их хрупко-фарфорные кости да корчится в страданиях окровавленные души.

И что же теперь? Эфемерная великая империя развалилась, как карточный домик, и под её руинами… миллионы и миллионы раздавленных судеб, которым кинули лозунг обновляющегося (как бы) общества: каждый выживает сам!..

И трудно сказать, что удобнее: жить иллюзиями или вовсе не жить?

Наступательное появление господина Степанова отвлекло меня от обществоведческих рассуждений о роли государства в жизни маленького человека. Нас ждут, Иван, заявил он безапелляционно, и я в приятном окружении покинул радушный гостиничный Дом для ходоков во власть. На стоянке мы застопорились — меня хотели отправить для удобства передвижения в «Кадиллак» цвета нижнего женского белья, а я настаивал на заржавелом, но родном «Вольво», где, кстати, нервничал Сосо Мамиашвили, готовый выступить в боевой поход. За наши интересы. С лучшим другом Калашниковым (модернизированным). О чем я посчитал нужным сообщить новым друзьям, чтобы они не обольщались мыслью о своем бессмертии. Господин Степанов хекнул и признался, что они нас недооценили.

— И это только начало, — пошутил я. Как бы.

— Вы меня пугаете, молодые люди, — тоже как бы пошутил секретарь.

С предупредительными улыбочками мы разобрались с авто: господин Степанов и один из СС-овцев решили вспомнить прошлые времена, когда колесили на подержанных колымагах. Меняли лайбы, как перчатки, сообщил секретарь, угнездываясь на заднем сидении. Такой его вызывающий демократизм был весьма подозрительным. И причина тому: мое упоминание о программе «S». Следовательно, Ванькой Лопухиным обнаружен ключик к барскому особнячку. Мечта воплощается в явь? А на хрена? Боюсь, что этот простодушный вопрос задан слишком поздно. Мы хотели легкого приключения на собственный зад? Мы его и получили. Будем надеяться, без тяжелых последствий. Как учил нас прапорщик Дудяхин: бей, а уж вслед за тем разумей. Впрочем, решительный командир имел ввиду империалистических солдат удачи из наступающего на восток НАТО, а вот что делать, если перед тобой соотечественник, наряжающийся в тогу, выразимся красиво, смертельной дружбы? Не знаю. Я сделал шах пешкой, теперь погодим ответного хода.

Увядающая на глазах ночь была похожа на притомленную шлюху с разъ()банной вагиной во время бессменной трудовой вахты на Тверской-Япской. Сам город затягивался тусклой пленкой утра. В такое времечко — на границе между смертью и жизнью — сон самый сладкий. И почему я не законопослушный обыватель — дрых бы в свое удовольствие под оперные рулады благоверной. Нет, лучше гибель на предутренней магистрали. Гибель, потому что наша пендюха, спеша за «Кадиллаком», угрожающе скрипела остовом. Не выдержав, я поинтересовался: куда это мы так убиваемся? И получил содержательный ответ: нас ждут.

— Дождались бы, — сказал я на это, чем вызвал оптимистический хохот подельников, не обращающих внимание на то, что отказали тормоза. Пришлось об этом грубо намекнуть. Конечно, это была шутка, однако она отрезвила господина Степанова, и он через космос потребовал впереди летящему челноку маленько сбить прыть. Я поблагодарил секретаря. — Спасибо. Всегда успеем к гильотине.

— Лучшее лекарство от перхоти, — не был оригинальным Виктор Иванович. — А вы, Иван, мне нравитесь?

— Простите, это в каком смысле? — занервничал я.

— В исключительно человеческом, — засмеялся секретарь. — У нас ориентация традиционная. В отличии от многих.

— У нас — это у кого?

И не получил ответа, господин Степанов сделал вид, что не услышал вопроса, а я не был настойчив. Зачем? Сам узнаю с минуты на минуту. И был прав — из глубины умирающей ночи всплывала гигантским айсбергом чаша крытого спортивного комплекса «Олимпийский». Не торопимся ли мы на соревнование по художественной гимнастике или стрельбе по движущимся мишеням, поинтересовался я? Меня успокоили — нас ждет состязание по плаванию. И прыжкам с трамплина. Я решил, что это очередная шутка. И на этот раз ошибся.

Закатившись под бетонный мосток, «Кадиллак» тиснулся к освещенному парадному подъезду бассейна, о чем сообщала металлическая трафарета. Потом я и Сосо (без АКМ) были приглашены в оздоровительное учреждение. Опасности я не чувствовал, высказав лишь сожаление, что не прихватил плавки производства КНР. Здесь плавают голенькими рыбками, осклабился господин Степанов, и мы затопали по казематным коридорам. Я почувствовал: где-то там, впереди, огромный организм и, кажется, живой? Что за чертовщина, куда это нас заманили, лохов лопушиных? К счастью для нервной системы, скоро понял: в керамических плитках плещется хлорированная водица. А в ней, судя по девичьим взвизгам, русалки. С дельфинами? Нет, он был в гордом одиночестве, а вот русалочных развратниц — пруд пруди. В чем их мамы родили.

Кажется, мы угодили в вертеп на воде, осматривался я: над бассейном пылали мощные юпитеры, пестрели пустые ряды для потенциальных болельщиков, у бортиков замечалась гибкая прислуга с передвижными столиками, а в темных проемах — телохранители. Было такое впечатление, что мы находимся на съемках фильма о простых парнях, на которых завистливое и нищее общество поставило тавро: «новые русские». Вот только легендарный белорусский режиссер Попович-Зиберштейн убыл за натурой и шекелями в государства Израиль, позабыв вякнуть в матюгальник традиционное: «Мотор, засранцы!»

Так-так, сказал я господину Степанову, надеюсь, наша встреча произойдет не в водной стихии? А мне нравится, хохотнул князь Мамиашвили и попытался содрать шкеры. С себя. Чтобы обследовать подводные русалочьи шхеры? Пришлось напомнить о долге перед родиной и Софочкой. Пока мы припирались, «дельфин» лупил саженками по дорожке в попытке установить мировой рекорд. Сев в первом ряду, мы заскучали, точнее я. Сосо распустил слюни до колен и с любознательностью дикого гамадрила наблюдал за веселым, но голым хороводом. Я же задавал себе вопрос: на хрена катавасились всю ночь напролет? Черт-те что. Все-таки трудно иметь дело с хозяевами новой жизни. Не знаешь, что от них, сукиных детей, ждать. То ли огреют бейсбольной битой от всей своей магической души, то ли отравят паюсной икрой, то ли вот… сиди и жди.

На мгновение мое утомленное сознание отключилось, как лампочка, и я увидел: в огромном хлорированно-изумрудном пространстве пластается пловец, его руки раскинуты в стороны, точно у сына Божьего, и кажется, человек этот дремлет в воде… вот только… расползающаяся кроваво-пурпурная плащевая ткань под ним…

Плюм-ц! Я вздрагиваю и возвращаюсь в суетное, мелкое. По кромке бортика шлепает некто в халате. Ба! Так это сам господин Лиськин. Имел честь видеть на экране ТВ и на газетных полосах. Моложав и энергичен, с подвижным и хитроватым лицом бывшего вожака бывшей и самой массовой организации в бывшей стране всеобщего глубокого удовлетворения, картонной колбасы, пшеничной, осветленной да здравниц в честь часто невменяемых, но мордатых руководителей партии и правительства. Такие, члены ВЛКСМ, конечно, любили справную баньку с горючей водочкой, березовыми веничками и ядреными комсомолочками, по призыву партии выстригающим (понятно где) барельеф великого Ленина. А что же теперь? Все то же самое. Однако масш-ш-ш-ш-штабы — ого-го! Старым большевичкам в самом сладком сне такой размах строительства капиталистического рая не мог привидится. Как говорится, ученики пошли дальше своих учителей. И от этого факта никуда.