Сергей Валяев - Провокатор

• Название: Провокатор
• Автор: Сергей Валяев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-004314-7

Не дай Бог жить в эпоху кризисов и перемен! А если они каждый день, эти перемены? Разлом империи СССР повлек за собой ломку человеческих судеб. Не всякий выдержал испытаний, когда рухнули прежние кумиры, когда была содрана позолоченная мишура с прошлого,когда пришлось жить в реальном настоящем - кровоточащем, провокационном, трагикомическом, когда будущее - как петляющий пыльный путь в знойном мареве Жизни. 

---

— Ваня, шутки у тебя, — хихикнул Беляев. И вдруг все понял. — Так ты нас в самую геенну огненную… И не сказал!.. Ну и сукин сын… А, каков?!

— А тебе, Беляев, от этого было бы легче помирать? — огрызнулся Минин.

— А сейчас-то защита на месте?

— Вроде есть, — признался Иван Петрович. И проговорил с любовью отца: — Капризничает малыш, ну?..

— Ну, бляха! — яростно зачесал затылок Беляев. — Может, это все сон? Уж больно круто, как кипяток. Иль мы гадов своим русским духом запарили. И от чувств порвал рубаху на впалой груди.

— Это без всяких сомнений, — согласился Дымкин, не теряющий своей прирожденной интеллигентности в любых ситуациях. — Действительно, почему живы?

— Увернулись, — предположил Василий.

— Нет, тут дело, братки, в другом, — задумчиво проговорил командир. Дело в другом.

— В чем? — спросили хором.

— А в том, что Россия-матушка еще не сгнила, — с веселым напряжением ответил Минин. — Молотили наши родные ребятки в белый свет… Наши родные… в белый свет… как в копеечку.

Серебристый «мерседес», прошелестев по кремлевским булыжникам, остановился у приземистого здания, похожего на казарму. Над бледными и мокрыми куполами церквей Кремля летали тучные каркающие стада ворон.

На душе было пасмурно, как и за окном. Осень — пора перемен: небо обложило, и закрапал дождь. Я уснул под печальную капель осени, замедляя свое наступательное движение по минному полю жизни. Потом раздался телефонный звонок — дзинь-дзинь-дзинь. Я открыл глаза и понял: что-то случилось. Был эмбриональный мрак. Даже фонари не горели на улице. Я нашел телефон, поднял трубку. И услышал то, что ожидал услышать. Это был мой друг и директор моей души Классов, он кричал:

— Алло-алло! Включи телевизор!

— Зачем?

— Я не могу сказать тебе по телефону. Ты ничего не знаешь?

— У меня не работает телевизор. И что я должен знать?

— Передают балет. Ты меня понимаешь?

— Нет, — солгал я.

— С 00 часов. 26-го числа.

— Ну и что? Кто-то очень любит балет, а кто-то минет. Я, например, люблю второе, глядя первое.

— Не выходи на улицу, умоляю! — кричал мой товарищ, не слушая меня. Ты понимаешь?

— Нет, — снова сказал неправду.

— Ты меня слышишь? Не выходи!

Я молчал, слушая вопли товарища, потом спросил его:

— А как же быть? Мне нужны деньги.

— Какие деньги? — завизжал Классов.

— Которые ты мне должен, забыл?

— Зачем тебе сейчас деньги? — в ужасе заныл мой законопослушный приятель. — Ты понимаешь, что происходит?

— Знаю, — сказал я. — Должно быть, ввели, временщики, ХСВСВ? Я у тебя скоро… — И не успел договорить: связь оборвалась. И наступила мертвая тишина.

При мелком факельном свете спичек я нашел каску. Удобный предмет, чтобы сохранить присутствие духа, когда тебя, врага, молотят дубинками спецназа, бутылками, кирпичами, цепями, пулями-дуг'ами, ложью, предательством, ненавистью и прочими необходимыми атрибутами нашей прекрасной рудиментарной действительности.

Нас слишком мало, тех, кто мог бы предотвратить приход смертоносного, всепроникающего часа дня скорби. Если ночь считать днем. И что-то нужно делать. Кто-то же должен делать грязную, черновую, опасную работу.

Единственное наше спасение, единственный выход — сохранить свои убывающие раннехристианские души и делать то, что способен делать.

Я сделаю шаг к двери, открою ее и выйду в ночь. Я пойду в эту затаенно-обреченную ночь (все равно будет утро), я пойду в нее, потому что мне нужны деньги, мной честно заработанные. Мне их отдадут сразу, это я знаю: игры в жизнь закончились.

И у меня будет лишь одно желание — исполнить свою мечту.

Я скуплю на все еще кредитоспособные рубли отечественные лампочки. И пойду по мартирологическим скверам, улицам, площадям. В надежде, что мертвые проснутся. Они проснутся и откроются миру широко текущими толпами. И каждому, мертвому и живому, я отдам право быть самим собой. И быть может, тогда появится надежда. И большие куски нашей славы, как и наши души и души наших героев, воспарят в бесконечный, радостно-ослепительный, небесный океан Мироздания… в бесконечный, радостно-ослепительный, небесный океан… в бесконечный, радостно-ослепительный, небесный…

Танковая громада с героическим знаком «Т-34» выплыла из сказочных глубин России — сбила свой напористый ход…

Проходила мимо армейского поста, находящегося у деревеньки с дорожным трафаретом, обозначающим ее название: «Барвиха». Солдатики и офицеры новой РА стояли на обочине и были похожи на побежденную армию.

В кремлевском кабинете с видом на Царь-пушку и Царь-колокол находился господин Костомаров. Над куполами церквей барражировали вороны. Рыжий смотрел на пустынный кремлевский двор и говорил по правительственной «вертушке»:

— Они хотят, как понимаю, пройти парадом по Красной площади…

— И шта? — раздраженно спросил невидимый Собеседник. — Пусть идут, понимаешь. Токо встретить их надо…

— Встретить?

— Ну, там… почетный караул… — недовольно проговорил Собеседник. Понимать же надо обстановку.

— Да-да, я понимаю, — догадался о державной хитрости высокопоставленный халдей.

— Понимаешь-понимаешь, плохо понимаешь, — промолвил со значением Собеседник. — А то устроили войну, понимаешь, в сердце России…

Красная площадь была пустынна, лишь голуби, как люди, гуляли по мокрому булыжнику. Утреннее солнце отражалось в стеклянных витражах ГУМа. Синели ели у гранитного Мавзолея. Окислившийся памятник Минину и Пожарскому казался покрытым речной тиной. Храм Василия Блаженного блажил позолоченными маковками куполов. Куранты коротко пробили раннее утро.

Из Спасских ворот маршировала рота кремлевских курсантов, одетых в парадную форму с праздничными аксельбантами. От холода курсанты, казалось, жмутся в неделимую группу, но потом по приказу начали спешно рассредоточиваться по площади.

Тяжелый танковый гул неожиданно возник за храмом Василия Блаженного. Люди на площади замерли. И появились четыре резвые поливочные машины с мощными веерами воды… Поливали мокрую от ночного дождя булыжную достопримечательность РФ.

Т-34, потерявший в боях свой первоначальный блеск и красоту, появился из ниоткуда, из кошмарного сна власти, из переулочка.

Т-34, казалось, вернувшийся с той победной войны, двигался осторожно, на малых оборотах… Остановился в тени Исторического музея. Боевая башня танка с орудийным хоботом совершила круг, еще один. На раннем солнышке бликнуло стекло триплекса.

Командир Т-34 через триплекс смотрел на молодые, красивые, безусые, незащищенные лица курсантов. Все они были разные, эти лица, и все они были одинаковые, эти лица детей погибающего отечества.

— Ну что, Ваня, приехали? — прохрипел Беляев. — Детишек выдвинули наперед, сучи лукавые. Ой, чую, гибнем смертью храбрых!

— Думал, тебя, Саньку, чепчиками забросают? — заметил Дымкин.

— Во история! — усмехнулся пересохшими губами Василий. — И мы в ней, как роза, блин, ветров.

«Принимай решение, командир», — сказал Ухов.

И Минин, вытирая лицо от пота, с прищуром приказал:

— Делаем так, родные мои…

От Исторического музея с парадно-торжественной скоростью двигался Т-34. В люке боевой машины находился старик. Он был сед; с пронзительно-васильковым взглядом. Он сверху смотрел на кремлевских курсантов. А те с брусчатки площади — на него. И была мертвая тишина, хотя буйствовал танковый мотор, и в этой тишине был слышен далекий и уверенный марш пока еще невидимых полков.

Купол утреннего неба парил над землей светло и прозрачно.

Непобедимый и непобежденный Т-34 уходил к горбатому Большому Москворецкому мосту. Уходил в светлую синь великой и вечной России. И за ним по небесным полям чеканили шаг солдаты Великой Победы.

Да, у меня будет лишь одно-единственное желание — исполнить свою мечту.

Да, я скуплю на все еще кредитоспособные рубли отечественные лампочки.

Да, я пойду по мартирологическим скверам, улицам, площадям. В надежде, что мертвые проснутся.

Они проснутся и откроются миру широко текущими толпами.

И каждому, мертвому и живому, я отдам право быть самим собой.

И быть может, тогда появится надежда.

И большие куски нашей славы, как и наши души и души наших героев, воспарят в бесконечный, радостно-ослепительный, небесный океан Мироздания… в бесконечный, радостно-ослепительный, небесный океан… в бесконечный, радостно-ослепительный, небесный…