Коленкур Де - Поход Наполеона в Россию

• Название: Поход Наполеона в Россию
• Автор: Коленкур Де
• Жанр: История

---

Впрочем, я смотрю на эмансипацию так же, как и вы. А к тому же неизвестно, куда привела бы подобная мера. До сих пор, если не считать того, что Александр сжигает свои города, чтобы мы не жили в них, мы вели друг против друга довольно добросовестную войну. Никакого опубликования неприятных документов, никаких оскорблений. Напрасно он не вступает с нами в соглашение теперь, когда мы вполне готовы на это. Мы скоро договорились бы и остались бы добрыми друзьями.

В результате распоряжений, отданных в связи с сообщением о столкновении под Вороновым [195] , на герцога Тревизского была возложена тяжелая задача сосредоточиться в Кремле, чтобы охранять Москву с недавно прибывшей дивизией Делаборда (молодая гвардия) и спешенными кавалеристами. Начальник штаба предложил герцогу Д'Абрантес [196] быть готовым к выступлению между 20 и 22-м, а полкам, шедшим на пополнение, предписал остановиться там, где их застанет распоряжение. Он приказал эвакуировать раненых, но транспортных средств для этого не было. Укрепления, сооруженные в Колоцком монастыре, должны были быть разрушены. Генерал Барагэ д'Илье должен был перевести между 20 и 22-м большую часть своих сил из Смоленска в Ельню.

Надо заметить, что наша армия получила в Москве мало подкреплений - всего лишь два или три маршевых полка и дивизию Делаборда, о которой я только что упомянул, а также итальянскую дивизию Пино. Все подкрепления император оставлял на коммуникационной линии или отдавал их корпусам, стоящим на Двине.

Состав нашей армии был в это время следующий:

Пехота Кавалерия Артиллерия Гвардия 17 000 4 500 112 орудий 1-й корпус 27 000 1 400 130 орудий 3-й корпус 9 400 850 66 орудий 4-й корпус 23 500 1 600 88 орудий 5-й корпус 4 600 850 45 орудий 8-й корпус 2 000 760 32 орудия Спешенные кавалеристы 4 000 --- --Кавалерийский резерв --- 4 800 60 орудий

-----------------------------------------

Итого: 87 500 14 760 533 орудия

К этому надо еще прибавить жандармерию, крупные артиллерийские парки, саперов, обозы и лазареты. Все это давало около 8 тысяч человек, не считая прочего.

Кутузов, наоборот, стянул к себе всех вновь набранных рекрутов, укомплектовал свои полки, усилил себя новыми корпусами и многочисленной кавалерией, в частности донскими и другими казаками. Он сосредоточил у себя даже все те пехотные отряды, которые, как правило, были отданы в распоряжение партизан, окружавших Москву, и даже те отряды, которые находились у Винценгероде, прикрывавшего дорогу на Петербург и дорогу к Двине. Впрочем, так как нам не удавалось брать пленных и так как ни один шпион не дерзал пробраться в расположение русской армии, то мы не знали, что там происходит, и император был лишен всяких сведений.

--------------------------------------------------------------------------

ГЛАВА V

ОТСТУПЛЕНИЕ

ОТ МОСКВЫ ДО КРАСНОГО

Отъезд из Москвы. - Малоярославец. - Император в опасности. - Верея. Винценгероде. - Успенское. - Император собирается возвратиться в Париж. Михайловка. - Первые сообщения о заговоре Мале. - Впечатления императора. Смоленск. - Корытня. - Император снова говорит о своем возвращении во Францию.

Возвращаюсь к прерванному рассказу. Император вместе с гвардией выступил из Москвы только 19 октября около полудня. Так как Неаполитанский король в ряде донесений подтверждал сведения об отступлении неприятеля, то одновременно с императором выехал весь его двор. За армией потянулось много беженцев. По дороге мы встретили много раненых в сражении под Вороновым, и только теперь император узнал все подробности этого боя. В числе раненых был офицер из полка карабинеров князь Шарль де Бово. У него ударом пики было сломано бедро; он ехал в телеге на перевязку в Москву. Несмотря на боль и страдания, причиняемые таким способом передвижения, несчастный молодой человек сохранял изумительное мужество и спокойствие. Он улыбался и, казалось, был скорее горд, чем недоволен своею раной. Я не сомневался, что мы не вернемся больше в Москву и что она может сделаться ареной новых бедствий; так как я не мог отлучиться от императора, то я просил графа Тюренна догнать де Бово и вернуть его, сказав ему, чтобы он направился в ставку, от которой мы находились в расстоянии одного лье. Тем временем я попросил у императора разрешения поместить де Бово в один из его экипажей. Он согласился на это с полнейшей готовностью и сказал мне, чтобы я принял на себя заботу о раненом. Спокойствие и твердость этого молодого офицера спасли его. Два дня спустя мне посчастливилось устроить точно таким же образом де Мальи, сына маршала, который был ранен в том же самом бою. Мы довезли обоих раненых до Вильно, откуда они благополучно доехали до Парижа.

Мы ночевали во дворце в Троицком и провели там весь день 20 октября, чтобы подтянуть отстающих; отставало еще много людей и повозок. Именно здесь император окончательно принял решение покинуть Москву. На это решение повлияли потери в сражении под Вороновым, выяснившееся для него состояние нашей кавалерии и, наконец, уверенность в том, что русские не хотят вести переговоры. По-прежнему желая атаковать Кутузова, он двинулся дальше ускоренным темпом, собираясь в результате ожидаемой им победы отбросить Кутузова за Калугу и решив разрушить оружейный завод в Туле - самый крупный в России; после этого император во что бы то ни стало рассчитывал направиться к Смоленску, где он хотел устроить свой авангардный пост. Герцог Тревизский получил приказ эвакуировать Москву 23-го, если он до тех пор не получит других распоряжении, а пока приготовить все для взрыва Кремля и казарм. Донесения Неаполитанского короля сообщили, что русские, которые сами понесли чувствительные потери под Винковым, лишь очень вяло преследовали его до Мочи, а Кутузов отошел к своим тарутинским укреплениям; спустя несколько дней эти сведения полностью подтвердились [197]. На флангах нашего маршрута появились казаки, но пересечь дорогу они не решались.

Я послал отряды для охраны эстафет и принял меры к тому, чтобы парижские эстафеты с предпоследнего этапа перед Москвой направлялись непосредственно к нам, но из-за оперировавших в этом районе казаков эстафеты задержались и не приходили в течение трех дней, что беспокоило императора и, по обыкновению, раздражало его до последних пределов. На второй день он мне сказал:

- Я вижу, что мне придется подойти поближе к моим резервам, так как если я даже отброшу Кутузова заставлю его эвакуировать Калугу и тарутинские укрепления, то казаки все равно будут по-прежнему тревожить мою коммуникационную линию, пока ко мне не придут мои поляки.

В связи с этим император жаловался на герцога Бассано и г-на де Прадта, не щадя ни того, ни другого. По поводу Бассано он вспоминал, как турки заключили мир с русскими, а шведы вступили с ними в союз, и обвинял его во всех своих теперешних затруднениях и в тех последствиях, которые могли из них возникнуть, приписывая их непредусмотрительности, небрежности и бесталанности своего министра и своего посла. В том же духе император говорил с князем Невшательским, а потом еще раз со мной, когда мы отправлялись в Игнатьево, где ночевали 21-го.

Оба разговора показали мне, что император убедился, наконец, в необходимости отступления, но еще не хотел признать, что он решился отступать. Быть может, он еще колебался и, увлекаемый непреодолимым роком, был склонен сожалеть о Москве и возвратиться туда, по-прежнему льстя себя надеждой на крупную победу и на переговоры или на перемирие, которое уладило бы все. Судя по тому, что говорил мне князь Невшательский, и судя по распоряжениям, сделанным 22-го, т. е. в тот день, когда ставка находилась в Фоминском, я этого не думаю. Погода была плохая, шел дождь, и дорогу так размыло, что мы с трудом могли дойти до Боровска в два перехода по проселочной дороге. Упряжные лошади гибли, их доконали ночные холода. Лошадей пало много, и нам приходилось уже оставлять на дороге зарядные ящики и обозные повозки. Накануне вечером князь Невшательский сказал мне, что император, беседуя с ним об армии, о своих передвижениях и о текущих событиях, впервые не говорил о своем проекте удержать Москву как военную базу, покуда армия оккупирует плодородную Калужскую губернию, как называл ее император; эта оккупация была, конечно, скорее показной, чем действительной целью нашего похода, так как соображения, внушенные императору задержкой эстафеты и высказанные им князю Невшательскому и мне, отнюдь не говорили о том, что он уже принял на этот счет какое-либо окончательное решение.

дальше, но новое донесение побудило его остаться в Боровске, и только утром 24-го он выступил к Малоярославцу, в расстоянии четверти лье от которого дивизия Дельзона дралась с восхода солнца против корпуса Дохтурова[199]. Дельзон делал чудеса, пока не подошел вице-король, который поспешил на помощь к нему, как только узнал, что Дельзон сражается с превосходящими силами неприятеля. Дельзон был убит в рядах своих храбрецов.

Генерал Гийемино заменил его, восстановил положение и как опытный боец приказал занять церковь и два дома и устроить в них бойницы; занятие этих зданий укрепило нашу оборонительную линию и не позволило русским прорваться через нее, несмотря на их многочисленные атаки и значительное превосходство сил; это дало дивизии Бруссье, то есть головной дивизии 4-го корпуса, время подойти и выручить Гийемино. В то же время авангард Кутузова подошел к Дохтурову, так что с обеих сторон были брошены в бой свежие войска; бой возобновился с новой силой и превратился в настоящее сражение. Четвертый корпус держался с большим мужеством, несмотря на преимущество, которое давали русским их позиции, господствовавшие над всеми пунктами, подвергавшимися нашей атаке. Кроме того, они превосходили нас числом, и у них было больше артиллерии.