М. Барабанщиков - Лётчики

• Название: Лётчики
• Автор: М. Барабанщиков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Сборник «Летчики» посвящается 60-летию ВЛКСМ. В книгу вошли очерки о выдающихся военных летчиках, воспитанниках Ленинского комсомола, бесстрашно защищавших родное небо в годы Великой Отечественной войны. Среди них дважды Герои Советского Союза В. Сафонов, Л. Беда, Герой Советского Союза А. Горовец, только в одном бою сбивший девять самолетов врага. Предисловие к книге написал прославленный советский летчик трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб.

---

Хлобыстов дежурил. Он сидел в самолете, привычно наблюдая за напряженными аэродромными буднями, и не заметил, как унесся мыслями в далекие мирные годы. Вспомнилось детство, родное село Захарово, отец...

Отца он уважал, старался его не огорчать — тот болел часто, донимали старые раны, — любил слушать его рассказы про гражданскую войну и схватки с белогвардейцами, бандитами. Родом из Захаровки был еще один человек, имя которого в те годы воспринимали как легенду.

— Пап, неужели взаправду Елин видел и охранял Ленина? Расскажи, а?

Степан Федорович рассказывал, что знал, о том, как Петроград встречал в апреле Ленина на Финляндском вокзале. Позже учитель Иван Алексеевич уже более подробно расскажет детям о том, как их односельчанин Георгий Васильевич Елин попал по мобилизации в Петроград, служил в автобронемастерских, вступил в партию большевиков. В дни Февральской революции его избрали членом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. С отрядом надежных рабочих и солдат Елин занял дворец Кшесинской и был назначен его комендантом. Во дворце разместился большевистский Центральный Комитет. По заданию партии Елин, несмотря на запрет командования, привел 16 апреля к Финляндскому вокзалу два автоброневика, грузовую машину и легковой «фиат».

Они читали в классе вслух книгу «Рассказы рабочих о Ленине», и Иван Алексеевич попросил их записать в тетрадки слова Подвойского (Елин с ним вместе работал) об их земляке: «Елин, — писал Подвойский, — со своим отрядом достойным образом встретил нашего вождя. Но заслуга Елина заключается еще в том, что он не побоялся представить возможность Ленину встать на твердую стальную трибуну и провозгласить большевистские лозунги».

Ребята слушали эти рассказы затаив дыхание и с гордостью осознавали причастность своей маленькой Захаровки к такому великому событию, как Октябрьская революция. Хорошие у них были наставники — умели рассказать, умели учить и, главное, пробудить желание знать больше...

Вспомнилось и недавнее партийное собрание, где рассматривалось заявление о приеме в партию. Алексей, рассказывал о себе, о своем решении стать коммунистом, говорил:

— Мне повезло — и в том, что я родился в такой стране, как наша, за которую я готов в любую минуту отдать жизнь, и в том, что с детства меня окружали люди, которые были для меня примером. Это земляки-односельчане, организаторы колхоза и партячейки в селе, отец мой — боец первых организованных частей Красной Армии, воспитатели, педагоги — в школе, заводском коллективе, училище. И здесь, в части, коммунисты стали для меня образцом поведения и в жизни, и в борьбе с фашизмом.

Он с волнением ждал, какую оценку дадут ему однополчане. Речей долгих в условиях фронтового аэродрома, понятно, не произносили, но и в коротких выступлениях коммунисты сумели сказать о Хлобыстове — летчике и человеке хорошие, от сердца идущие слова, но и не только хорошие. Одно замечание, похоже, попало в цель — Алексей почувствовал, как вспыхнули от смущения щеки. А говорилось о том, что после случая с «юнкерсом», которого он принудил к посадке, показалось товарищам, что иногда излишне самоуверенно стал держаться Хлобыстов в небе. Уж не признаки ли это болезни, которая называется «головокружением от успехов»?

Слово берет капитан А. Поздняков:

— Правильное замечание. И еще горячится он в отдельные моменты боя, когда требуется хладнокровие и смелость, но смелость не безрассудная, а суворовская, то есть расчетливая и грамотная. Да, грамотная! — И капитан, словно стоя перед аудиторией, назидательно поднял вверх палец.

Что ж, правильно говорили товарищи: чтобы считать себя по-ленински коммунистом, ему предстояло еще многому учиться и научиться. Может, поторопился он с заявлением? Но решение собрания было единодушным: принять в члены партии большевиков.

Поздняков, крепко тряхнув Алексею руку, спросил, лукаво прищурясь:

— Не обижаешься? За прямоту-то?

— Что ты, Алеша. Я думал, ты меня ша-а-рахнешь за тот фокус над аэродромом.

— Но ты же сразу понял, что сглупил тогда, — я видел, ты крепко злился на себя. Так что забыто и похоронено. И по-человечески я очень рад за тебя сегодня.

Пожалуй, действительно упрекнуть судьбу Алексею особенно не в чем: на друзей настоящих ему тоже везло в жизни, а это не каждый о себе скажет...

Мысли Алексея прервало появление «виллиса», который юрко проскочил проходную. Похоже, «виллис» направлялся к его самолету. Алексей знал, что эта машина начальника политотдела дивизии подполковника Загуляева, и радостное предчувствие колыхнуло сердце. Он уже несколько дней ждал вызова в политотдел.

Хлобыстов выскочил из кабины, вытянулся, начал было докладывать.

— Вольно, вольно, товарищ лейтенант, — сказал комиссар, дружелюбно улыбаясь. — Вызывать в политотдел не стал — знаю вашу обстановку, поэтому сам прикатил. Что ж, Алексей Степанович, — начал он торжественно, — был ты отличным комсомольцем, стал отличным летчиком, надеюсь и верю, что будешь столь же достойным коммунистом. Поздравляю!

Подполковник вручил Алексею партийный билет и на мгновение, как сына, обнял и отстранился.

Подавляя волнение, Алексей сказал:

— Постараюсь быть настоящим большевиком. — И, помолчав, добавил: — Не только на земле, но и в воздухе.

— Тогда удачи тебе, коммунист Хлобыстов, и на земле и в небе.

Подполковник козырнул и зашагал к машине.

Алексей забрался в самолет, бережно спрятал партбилет в нагрудный карман, и тут же вспыхнула сигнальная ракета.

Они вновь взлетели шестеркой, набрали высоту и привычно выстроились в два клина. Низко у горизонта висело незаходящее солнце — тусклое, прохладное, заполярное. Видимость, как и утром, хорошая, в пределах человеческого глаза.

Коротко бросив взгляд вниз, на землю, Алексей отчетливо различил знакомый Фадеев ручей, с десяток маленьких, прилепившихся к круче домиков, сколоченных из топленика и бросовых досок. От этой идиллической картины веяло уютом и миром, и почти не верилось, что, возможно, через минуту-другую придется стрелять, убивать, а может быть, и быть убитым. Он и раньше готов был к любым испытаниям — и доказывал это на деле, но сейчас, в этот особый для него день, чувствовал себя именинником, и казалось, будто сил у него прибавилось вдвое.

Вел шестерку Поздняков. Капитан, не тая тревоги, думал о молодых летчиках, которые шли за ним в бой. Превосходство в воздухе все еще, к сожалению, удерживали фашисты. Тут дело было не только в нехватке техники, не только в том, что многие заводы пришлось эвакуировать на восток, в Сибирь и разворачивать производство нередко под открытым небом. Гибли самолеты, гибли и летчики — на «мессершмиттах» и «юнкерсах» тоже ведь летали не дети.

Сейчас в его шестерке лишь он и Леша Хлобыстов обладают опытом, что приобретается только в схватке с врагом, остальные — Фадеев, Семенов, Юшин, Бычков — новички, едва успели сделать по два-три вылета, которые и боевыми-то назвать трудно.

Боевой вылет — это сшибка, встреча лицом к лицу с врагом — так понимал капитан Поздняков. Позже, когда Алексея Петровича уже не будет в живых, выйдет приказ народного комиссара обороны, в котором специально будет уточнено понятие «боевой вылет». И для истребителей боевым вылетом будет считаться только такой вылет, в котором произошла встреча с противником и состоялся воздушный бой.

Новичков нужно учить — это аксиома, но заниматься учебой при нынешней обстановке можно только в бою, и за это тоже приходится порой платить кровью. Несколько дней назад командир полка на разборе очередного воздушного боя говорил, с трудом скрывая раздражение, об ошибке, которую допускают не только молодые, но и некоторые уже достаточно полетавшие летчики. Выйдя на курс атаки, они, нервничая, торопясь или не умея рассчитать дистанцию, издалека открывали огонь и, случалось, безрезультатно расстреливали весь боезапас. Безоружный самолет или должен был покидать зону боя, или становился легкой добычей противника.

Поэтому перед вылетом Поздняков еще раз коротко напомнил:

— Боеприпасы экономить. Стрелять прицельно, короткими очередями и только наверняка.

Бой предстоит — это подсказывала командиру и интуиция, и данные воздушной разведки, но беспокоился он, конечно, не за себя, беспокоили его молодые ребята, которые держатся сейчас за его спиной, и кто знает, какими мыслями заняты их юные головы. Нет, нет, он и предположить не мог, что кто-то из них струсит, и все же еще парочка таких, как Хлобыстов, очень бы сейчас оказалась кстати.

— Командир, фрицы! — услышал он в рации хрипловатый голос Хлобыстова.

— Вижу, — хмуро ответил Поздняков. — Будем атаковать!

Казалось, на горизонте возникло серое облако и, ширясь и вырастая, плыло им навстречу. Пятнадцать бомбардировщиков Ю-87 под прикрытием пяти «мессершмиттов» шли с намерением пробиться к порту, где собралось довольно много кораблей — и наших, и союзников.