Максим Курочкин - Аниськин и сельские гангстеры

• Название: Аниськин и сельские гангстеры
• Автор: Максим Курочкин
• Жанр: Научная Фантастика

«Но-Пасаран» – не какая-нибудь глухая дыра, а крупный совхоз, и дела тут творятся серьезные. Не успел прибыть сюда из города новый участковый, отличник школы милиции Костя Аниськин, как здесь произошло загадочное убийство. Труп мужчины в кустах, да еще и с отгрызенным ухом. Ну, ухо, допустим, ясно кто откусил. А кто убил? Вдобавок в кустах объявился новый труп, на этот раз женский. И опять ухо… Костя – человек городской, здешних порядков не знает, но чует – дурят его деревенские, расследование буксует на месте. Ладно, он им еще покажет небо в алмазах, кузькину мать и козью морду.

---

Совхоз имени Но-Пасарана относился к райцентру Труженик и находился в непосредственной близости от него. Хотя Костя и обозвал свое новое место жительства дырой, дырой ни Но-Пасаран, ни Труженик не был. Живописнейшие окрестности райцентра с одной стороны окружала колония для преступников средней степени опасности, с другой – таможенный пост, предупреждающий обмен между Казахстаном и Россией запрещенными товарами и гражданами без паспортов.

В самом совхозе был даже вполне крупный мелькрупкомбинат, приносящий доход совхозу и пользу обществу. Правда, никто в окрестностях не называл его по официальному названию: «Пробуждение». Каждый норовил позатейливее и пообиднее вывернуть это вполне приличное название, и звали его кто «Заблуждение», кто «Побуждение», а кто просто и лаконично «Блуждение». Зато у комбината было славное прошлое. Его построили еще при Екатерине II, он благополучно перескочил в двадцатый век и вполне сносно перекочевал в двадцать первый.

Достопримечательности, созданные человеком, прекрасно гармонировали с природными красотами. Непроходимые леса оказывали добрую услугу беглым уголовникам и нарушителям таможенной границы, в озере под названием Чертов омут по издревле заведенной традиции топились соблазненные и брошенные красавицы, небольшая, но ледяная речушка Нахойка была богата пескарями и острыми камнями. То есть в принципе, Но-Пасаран мало чем отличался от любой другой жилой точки российской глубинки.

Почему Костя после окончании школы милиции выбрал именно эту точку? А он ее и не выбирал. Он выбрал образ жизни и призвание, а место, где все это добро можно было реализовать, выбрала ему комиссия по распределению.

Школу милиции Костя Комаров и его брат Кирилл закончили на «отлично». Это единственное, что было у них общего. Правда, братья были похожи. Но это скорее подчеркивало их различие, чем отмечало сходство. Всю жизнь двойняшки недолюбливали разных учителей, влюблялись в разных девчонок, предпочитали разную начинку в пирожках и стили в одежде. После выпускного экзамена дороги двойняшек в первый раз разошлись. Кирилл остался в городе, он избрал престижную и высокооплачиваемую стезю адвоката и поступил в юридическую академию. Константин же решил посвятить свою жизнь искоренению зла и насилия в образе преступности и попросился в провинцию. Там он хотел на деле доказать свою теорию о построении идеального правового общества в отдельно взятом населенном пункте.

Но-Пасаран Косте и нравился, и не нравился. С одной стороны, монотонность и архаичность местной жизни грозила ограничить масштаб преступлений кражей цыплят и яблок. С другой – работа в селе включала в себя не только рутинную работу сельского участкового: здесь он был сам себе начальник, сам себе следователь и сам себе группа захвата. У него было даже собственное отделение милиции, переоборудованное из послереволюционной избы-читальни.

Отделение было небольшое, трехкомнатное. В первой комнате, бывших сенях, стояли два ряда кресел, экспроприированных прежним участковым из но-пасаранского клуба. Они предназначались для ожидавших своей очереди посетителей. Кресла, обтянутые облезлым коричневым дермантином, практически всегда пустовали, но это не мешало им создавать впечатление того, что посетители в отделении все-таки бывают и даже сидят в очереди. Вторая комната была оборудована под кабинет участкового или приемную. И третья, самая главная, гордо именовалась камерой предварительного заключения или по-городскому изыскано – обезьянником. В отличии от первой, эта комната почти всегда была обитаемой. Любящие супруги за бутыль самогона подкупали текущего участкового и заключали разбуянившихся не в меру суженых на день-два за решетку для просыпу. Частенько «просып» длился целую неделю, так как сердобольный текущий участковый за умеренную плату поставлял временным заключенным утешительные бутыли с мутноватым пойлом, и даже сам коротал с узником длинные трудовые будни, звонко чокаясь через крупную металлическую решетку и провозглашая любимые но-пасаранские тосты: «За справедливость» и «За композитора Стравинского». Впрочем, Комаров еще не познакомился с местными традициями и пока просто любовался красотами нетронутой природы Но-Пасарана и окрестностей.

А окрестности были колоритны и выразительны, с элементами архаичности и налетом цивилизации, со своей историей и характером. Особенно нравилось Косте раннее утро. Оно веяло на него чем-то сказочным, из давно забытого детства, чем-то тургеневским и историческим.

В это утро привычная для сельчан картина немного разнообразилась. Все так же разноголосо и бесстыже орали петухи, все так же звонко, как бы любуясь собой, щелкал кнутом уже давно не привлекающий женского внимания пастух, все так же, позевывая и ругая на чем свет стоит свою женскую долю, выгоняли коров хозяйки. Но зевок застревал на полпути, а женская доля начинала приобретать новое звучание, когда взор их падал на нового, молоденького и неопытного участкового.

Да, Костя был симпатичным юношей. Не особо рослым и мускулистым, но выгодно отличающимся от местных несмываемым налетом внутренней и внешней интеллигентности. Но не внешние и внутренние качества участкового привлекали сельчанок в это раннее летнее утро. Их привлекало то, что вез через все село на ржавой, видавшей виды тележке этот самый Константин Дмитриевич.

Упираясь в пыльную дорогу ногами и ежеминутно вытирая пот в высокого белого лба, вез он свою страшную находку в ФАП, пренебрегая всеми правилами ведения расследования.

Сказалась ли бессонная ночь, шок ли от серьезности первого преступления, свалившегося на него в этой скучной, как казалось, дыре, он сам не мог объяснить. И уже на полпути понял, что неправ. Но разворачиваться и везти труп обратно было бы еще неправильнее. Поэтому, мысленно костеря себя на чем свет стоит, Костя нес свою тяжкую ношу.

Картину завершал козел. Казалось, что из всей компании он единственный был доволен жизнью. Гордо неся свои рога, завершал он процессию. Шаг козла был легок и четок. Взгляд убеждал самых отчаянных в бесполезности попыток присоединиться к процессии.

Если бы у кого-нибудь была возможность наблюдать село с высоты птичьего полета, то этот кто-то наблюдал бы загадочную картину. По Но-Пасарану двигалась невидимая граница. Перед ней все было относительно тихо и спокойно. Редкие коровы задумчиво поджидали подружек, еще более редкие собаки лениво вычесывали блох. Зато за границей наблюдалось настоящее броуновское движение. Прилично вели себя только мудрые и равнодушные к суете земной коровы. Зато с женщинами и собаками творилась нечто невообразимое. Собаки с счастливым лаем пристраивались к процессии на почтительном отдалении от козла, часть женщин забегала к себе домой будить мужей, часть – в те дома, хозяева которых не выгоняли коров и не знали о последних событиях.

Это была пытка. Этого не проходили в школе милиции. Прекратить это безобразие не смог бы и Афиногенов Виктор Августинович, седой и совсем старенький преподаватель замшелого возраста, бывший чекист, который еще раньше был сыщиком царской охранки.

Пытка закончилась только тогда, когда Костя добрел до ФАПа и сдал труп на руки бывалого фельдшера. Но и это было еще не все. Самое страшное ожидало Костю тогда, когда, вооружившись всеми средствами осмотра места преступления, он вернулся в орешник.

Орешник заметно поредел. Окрестности его напоминали кадры из эпизода с условным названием: «Крепостные идут по грибы, по ягоды». Там и тут мелькали пестрые сарафаны, слышались девичьи вскрики и мужской говорок. Над орешником витали тучи табачного дыма. Место преступления было вытоптано добротно и основательно.

Только через час, после испробования всех законных и незаконных средств, Комарову удалось изгнать варваров и оцепить место преступления. Улик было более, чем достаточно. Сигаретные бычки можно было грести лопатами, конфетные фантики изобиловали отпечатками пальцев, оторванные пуговицы могли сделать честь коллекции рачительной хозяйки, на поредевших, выломанных ветках орешника покачивались разноцветные клочки одежды. Про следы от ботинок и говорить нечего: на клубной танцплощадке их было меньше.

И только пятачок, где лежал труп, остался в неприкосновенности. Костя вздохнул и принялся за осмотр места происшествия, ограниченного, после визита всего Но-Пасарана, полутора квадратными метрами. Полчаса упорного поиска привели к тому, что кроме небольшой, впитавшейся в землю бурой лужицы Костя ничего не обнаружил. Кровь принадлежала, бесспорно, убитому, но все-таки Комаров взял небольшую пробу грунта: в криминалистике важно все! По обилию крови стало ясно, что усатый умер не от прямого удара в сердце. Вполне вероятно, что он вообще умер не сразу.

Кстати, личность его удалось установить быстро, еще в фельдшерско-акушерском пункте. Там же стало ясно, почему труп пролежал в орешнике почти сутки и его никто не хватился. Убитый, Куроедов Сергей Игнатьевич, жил один, работал на мелькрупкомбинате в должности младшего бухгалтера и ни с кем не общался. Причиной столь редкой на селе нелюдимости являлась судимость, которую Куроедов добросовестно отбыл в соседней колонии. Как и многие осужденные, которых никто не ждал дома, после получения свободы Сергей Игнатьевич остался жить в Но-Пасаране, вел себя тихо, прилично, ни с кем не дружил и не враждовал.