Вадим Руднев - Диалектика преследования

• Название: Диалектика преследования
• Автор: Вадим Руднев
• Жанр: Философия

---

На первый вопрос можно ответить, призвав на помощь идеи Мелани Кляйн (которые мы обсуждали в работе [Руднев 2001a]) о двух фундаментальных позициях в младенческом развитии – «шизоидно-параноидной» и «депрессивной». В обоих случаях младенец взаимодействует с одним и тем же первичным объектом – материнской грудью. Суть шизоидно-параноидной позиции заключается в том, что младенец, которого мать на некоторое время оставила без внимания, воспринимает этот временный период как нечто универсальное, он воспринимает теперь материнскую грудь как абсолютно плохую, преследующую субстанцию, которая хочет его уничтожить. Почему младенец так думает, почему он не может просто подождать? По реконструкции Мелани Кляйн, младенец на этой стадии не понимает, что та грудь, которая его кормила, и та, которая его теперь преследует, это одна и та же грудь. Он расщепляет их на две субстанции – абсолютно хорошую, которую он идеализирует, и абсолютно плохую, которую он обесценивает. Вот как сама Мелани Кляйн пишет об этом:

Первыми преследующими объектами <…> являются «плохая» грудь матери и «плохой» пенис отца. Страх преследования относится также к взаимодействию внутренних и внешних объектов. Эти тревоги, первоначально сфокусированные на родителях, находят выражение в ранних фобиях и оказывают сильное влияние на отношение ребенка к родителям. Как персекуторная, так и депрессивная тревога коренным образом содействует возникновению конфликта, вытекающего из Эдиповой ситуации, а также оказывает влияние на либидинозное развитие

[Кляйн 2000: 320]

Таким образом, преследование заложено в человеческом развитии с самого раннего детства. Те, кто проходят депрессивную позицию, избавляются от него; те, кто по каким-то причинам ее не проходят, т. е. не формируют идеи о целостном объекте, у которого есть и хорошая и плохая стороны (по Мелани Кляйн, в этом осознании целостности объекта суть депрессивной позиции и ее продвинутость по сравнению с шизоидно-параноидной позицией), вновь регрессируют, возвращаясь на шизоидно-параноидную позицию, и именно такого рода субъекты могут потом стать шизофрениками:

Если в течение шизоидно-параноидной позиции развитие происходило отличным от нормального путем, и младенец не способен (в силу внешних или внутрипсихологических причин) совладать с влиянием депрессивной тревоги, то возникает порочный круг: слишком сильный страх преследования, а соответственно и слишком сильные шизоидные механизмы лишают Эго способности преодолеть депрессивную позицию, это вынуждает Эго регрессировать к параноидно-шизоидной позиции и подкрепляет ранние страхи преследования и шизоидные феномены. Таким образом закладывается базис для возникновения во взрослой жизни различных форм шизофрении

[Кляйн 2000: 449]

Итак, в концепции Мелани Кляйн мы имеем «первичное преследование» на шизоидно-параноидной позиции, когда объект разделен на два – абсолютно хороший и абсолютно плохой, затем следует постдепрессивное совмещение плохого и хорошего, а затем может быть два пути. Первый – удачное преодоление депрессивной позиции, суть которой в формировании концепции целостного объекта, который может сочетать в себе хорошие и плохие черты. Второй – неудачный, неопреодоление депрессивной позиции, непрохождение депрессивной инициации и, как следствие этого, регрессия к шизоидно-папрноидной позиции – формирование шизофренической личности. Здесь-то и возникает образ преследователя, подлинного преследователя, не того первичного, состоящего из расщепившихся «осколков» материнской груди, но преследователя, существующего уже на фоне сформировавшегося целостного образа личности.

Мы так подробно останавливаемся на этом потому, что, по нашему мнению, подлинная экстраективная персекуция складывается из двух компонентов: паранойя плюс депрессия. Точнее сказать, это острая паранойя плюс непреодоленная тревожная депрессия. Таким образом, мы вслед за Мелани Кляйн придаем депрессии, непреодоленной депрессии, важнейшую роль в формировании шизофрении.

Как это соотносится с традиционными представлениями? Вообразим себе классический развернутый параноидный синдром. Первая стадия его – это паранойя; на этой стадии господствует бред отношения. Все вокруг личности больного приобретает повышенную знаковость, все значимо и все имеет отношение к одному человеку – к нему самому. (О пансемиотизме паранойи см. [Руднев 2002]). Что происходит затем при разворачивании психоза? Бред отношения может либо сразу перейти в бред величия по принципу «на меня обращают внимание – значит, я так значителен», либо наоборот перейти в бред преследования: «На меня обращают внимание, потому что я сделал что-то плохое, меня преследуют за совершенные мной преступления, за мои тяжелейшие грехи». Ясно, что логика прорастания величия из отношения – это логика экспансивно-гипоманиакальная, а логика прорастания бреда преследования – это логика тревожно-депрессивная. Здесь и формируется фигура преследователя. Но как же это соотносится с нашей же концепцией депрессии как внесемиотического внезнакового восприятия мира, восприятия его как мира вещей (см. [Руднев 2001a])?

Человек на паранойяльной стадии делает большой шаг вперед в направлении «по ту сторону границ реальности», он предельно символизирует все объекты, причем придает им одно значение, именно то, что они все являются признаком какого-либо отношения к нему лично. Депрессия отбрасывает эту семиотичность. Она как бы говорит: «Нет, никаких знаков не существует, то, что ты принимал за знаки, это вещи; то, что ты принимал за символ пристального отношения к тебе, это не символ – это реальная вещь». И эта реальная вещь и есть преследователь. Он выходит из реальности в психоз посредством преодоления знаковости, превращения паранойяльных знаков в запредельные экстраективные вещи. Галлюцинации – это уже не знаки, они воспринимаются не как символы чего-то или кого-то, а как сами эти кто-то и что-то. Вот почему так важна депрессия в формировании шизофренического персекуторного мышления. (В случае парафренного бреда величия, как можно предположить, имеет место гипомания (см. также [Руднев 2001b]); будучи обратной стороной депрессии, она делает по сути то же самое – превращает знаки особого отношения к субъекту в значительность самого субъекта, превращает самого субъекта из символа преувеличенного отношения в живую вещь, субъект величия – Наполеона, Иисуса и т. п.).

Парадоксальным образом, паранойяльная проекция, помноженная на депрессивную интроекцию как результат псевдометаболизма, дает в качестве синтетического возврата нечто гораздо большее, чем проекция, – экстраекцию. И если уже мы прибегли к телесно-организмической метафорике Ф. Перлза, то можно сказать, что после того как на депрессивной стадии личность пытается переварить интроекцированный проект и у нее ничего не получается, он выделяется, экстраецируется наружу во всей своей запредельной инореальностной материальности – в виде кала [Перлз 2000]. Это и есть преследователь-экстраект, большой «Плохой», который уже не имеет ничего общего с посюсторонней семиотикой, – это психотическая реальность, это мистер Хайд.

Откуда же берется Преследователь, из каких образов он материализуется? Таких образов, кляйнианских первичных объектов, немного – всего три, в сущности: мать, отец и сам субъект. Человеку достаточно в подходящий момент посмотреть на себя в зеркало, и образ преследователя готов. Вот он, самый страшный преследователь, само Я, преследующее alter ego. Р. Лэйнг пишет по этому поводу:

У игры с зеркалом могут быть своеобразные варианты. Болезнь у одного человека началась совершенно явно, когда он взглянул в зеркало и увидел там кого-то другого (по сути – свое собственное отражение) – «его». «Он» должен был стать его преследователем в параноидальном психозе. «Он» был подстрекателем заговора с целью его убить (то есть пациента), а он пациент должен был «стрелять в „него“» (в свое отчужденное «я»)

[Лэйнг 1995: 124]

Здесь нельзя не вспомнить лакановскую стадию зеркала, которая отмечена у младенца после шести месяцев, когда формируется целостный образ собственного я, то есть после преодоления депрессивной позиции. (Известно, что Лакан, не жаловавший никого из наследников Фрейда, делал некоторое исключение именно для Мелани Кляйн. Поэтому не случайно их концепции развития отчасти коррелируют). Итак, если депрессивная позиция, позиция формирования целостного объекта как вещи, проходит удачно, то следующая за ней стадия зеркала являет собой радостное зрелище узнавания собственного образа и ликования по этому поводу. Но если все складывается не так удачно, то стадия зеркала может приобрести драматический и даже гротескно-трагический характер. На своем не всегда понятном языке Лакан пишет об этом следующее: