Диана Чемберлен - Ревность

• Название: Ревность
• Автор: Диана Чемберлен
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-209-6

Сложные любовные отношения супружеских пар приобретают поистине трагическую напряженность в джунглях Перу, куда попадают герои романа Дианы Чемберлен «Ревность». Смертельная опасность, которой подвергаются герои, словно бы подхлестывает их переживания. Страсть, ревность, воспоминания о прошлом – все это сливается в единое чувственное восприятие жизни, помогает им выстоять и обрести счастье.

---

– Кто эти? – спросил он с надеждой в голосе.

– Должна тебя разочаровать.

Он вытащил близнеца Б из инкубатора, приподнял его гладкий хвост и поморщился.

– Тот тоже самец? – Он показал на обезьянку, сидевшую на колене у Шон. Она кивнула.

– Может быть, что-то не так с водой? – спросил он. – Вещество, убивающее Х-хромосомы?

Она посмотрела на Ивена снизу вверх. На нем были джинсы и коричневая рубашка. В лице какая-то напряженность, губы плотно сжаты. Ей захотелось, чтобы он улыбнулся.

Это делает поездку в Даку тем более необходимой, не так ли?

– Так ты едешь?

Шон решила, что поедет, если он согласится на ряд условий.

– Мы не заезжаем в Икитос. – Она передала ему второй шприц.

Он сидел на стуле рядом с ее креслом-качалкой.

– Хорошо, – сказал он, выдавливая капельку смеси на кончик шприца.

– Мы устанавливаем абсолютно твердый срок поездки – две недели – независимо от того, выполним ли мы к этому времени всю программу.

Ивен закусил губу.

– Ты имеешь в виду – две недели в поле? Не считая дороги туда и обратно?

Она кивнула, хотя это было не то, что она имела в виду. Но он прав. Она забыла, как трудно даются в джунглях любые передвижения.

– И мы договариваемся, чтобы нам дали разрешение на отлов большого количества игрунок. Четыре самки дополнительно к паре детородного возраста. Все четыре подросткового возраста. Их легче ловить, и это позволит нам не разбивать уже сложившиеся пары.

– Ты чудо, – сказал он, и напряжение исчезло из его голоса впервые за это утро.

Но это были еще не все условия.

– И мы используем подсадную обезьянку. Его глаза округлились.

– Ну, это уже каприз. С ней одна морока.

– А не морока таскать с собой фрукты для приманки? Предлагаю компромисс. Мы используем оба способа и сравним результаты.

– Ты умеешь торговаться, – засмеялся Ивен. Близнец А соскользнул с колен Шон и обосновался в складках ее шорт защитного цвета. Она позволила ему теребить ее пальцы.

– Нам ведь понадобится гид?

Ивен был в Перу три года назад, но тогда он посетил только район Месеты. Района Даку он не знал совсем.

– Есть женщина-перуанка, которая уже проводила несколько экспедиций в труднодоступные районы Амазонки, – сказал он. – Тэсс Киршер. Профессор ботаники в Сан-Франциско. Говорят, отличный гид.

– Киршер? Перуанка?

– Я думаю, это немецкая транскрипция ее настоящего имени. – Он снова поднес шприц к губам близнеца Б. – Давай, малыш, – уговаривал он обезьянку. – Хороший парнишка… Она провела в Перу детство, потом жила в Калифорнии, но, кажется, часто бывала на родине.

Шон понравилась мысль о гиде-женщине. Это придавало поездке более мягкий, безопасный оттенок.

Ивен отложил шприц и поднес близнеца Б к самому лицу, чтобы получше его рассмотреть.

– Пора дать этим шалунам имена, – сказал он. – Какая там буква на подходе?

– Р. Мой близнец явно Ряженый.

Ивен изучал эльфа, сидевшего на его ладони. – Ромео, – сказал он. – Будет бабником.

Когда они только начинали работать с эльфами, Шон предложила называть их именами собственных родственников, двигаясь по направлению к корням своего генеалогического древа. Это была бестактность. Если бы она подумала хоть секунду, прежде чем это предложить, то никогда не сказала бы такого. Для Ивена это была открытая рана.

Ивена взяли на воспитание в возрасте нескольких недель, его приемным родителям было тогда уже за сорок. Частное усыновление, покрытое тайной; все его последующие усилия разгадать ее оказались безрезультатными. Он ничего не знал о своих настоящих родителях; к тому времени, когда он начал задавать вопросы, его приемный отец умер, а у матери возникли проблемы с психикой, она колебалась между двумя состояниями: полной ясностью рассудка и безнадежной паранойи.

У него не было ни братьев и сестер, ни дедушек и бабушек, ни дядь и теть. Его родители вели замкнутый образ жизни, если не считать их приверженности к церкви. Они были ревностными католиками, и Ивен находил в церкви утешение, которого ему недоставало дома. Как-то он признался Шон, что считает своими настоящими родителями священников и монашек. Именно монашка повела его в магазин, чтобы купить одежду для школы, священник давал ему советы, когда он начал встречаться с девушками. Его родители только вздохнули с облегчением, когда увидели, что кто-то заботится о нем.

Его мать была еще жива. Он перевез ее из Портленда в Сан-Диего несколько лет назад. Ей исполнилось уже восемьдесят лет, она жила в доме для престарелых и болела болезнью Альцгеймера. Он регулярно навещал ее, часами просиживая у постели язвительной злобной женщины, едва узнававшей его. Иногда Шон сопровождала его в этих поездках, но в прошлом году она как-то упрекнула мать в грубости по отношению к сыну, и Ивен попросил ее больше с ним не ездить. Она ничего не могла поделать. Понятие семьи было очень важным для Ивена. У него почти не было опыта реальной семейной жизни, и он идеализировал ее. Иногда даже слово, произнесенное повышенным тоном, заставляло его вспыхивать. Смотреть на то, как он пытается выжать хотя бы крупицу тепла и внимания из злобной старухи, было свыше ее сил.

Шон охотно делилась с Ивеном своей собственной семьей. Она делилась детьми и мужем. И главным образом, она делилась собой. Но больше он в этом не нуждался. Он создал собственную семью.

– Подержи Ромео секунду, пока я не взял краску. – Ивен протянул ей близнеца Б.

Два эльфа вцепились друг в друга на ее коленях, и она внимательно следила за ними, чтобы не перепутать.

Ивен снова сел и перекинул одного из визжащих близнецов с одной руки на другую.

– Это Ряженый, – сказала Шон.

Маленькой кисточкой Ивен нарисовал кольцо вокруг хвоста Ряженого, у самого кончика. Он нарисовал такое же кольцо и на хвосте Ромео, но чуть повыше, чтобы можно было их различить. Через несколько недель их пометят на внутренней стороне ляжек кодовым номером. Но до той поры нарисованные краской кольца будут единственным признаком, позволяющим сразу сказать, кто есть кто.

– Хочешь взглянуть на настоящего прелестного ребенка? – Ивен встал, позволяя Ромео висеть на его пальцах, достал из заднего кармана джинсов пачку фотографий и протянул их Шон.

Новые снимки Мелиссы. Вот она осторожно балансирует на плечах Ивена, вот тянется к Робин с детской кроватки. Слово «прелестный» не давало о ней никакого представления. Она была необыкновенным ребенком. Огромные голубые глаза и нимб теплых рыжеватых кудрей. Мелисса всегда будет красивой. Никакой подростковой неуклюжести, никаких кривых зубов или слишком большого рта. Короче говоря, она вырастет и станет вылитая мать.

Она вспомнила, как впервые увидела Мелиссу в роддоме, через несколько часов после ее рождения; тогда в ее крошечных чертах она узнавала только Ивена. Ничего общего с Робин, исключая светло-земляничный цвет волос. Ивен никогда не выглядел таким безмерно счастливым, как в тот день.

На обратном пути она сидела, вцепившись в ручку дверцы машины, слезы медленно стекали по ее щекам, а Дэвид подпевал, слушая по радио какую-то оперу. Шон говорила себе, что плачет от счастья за Ивена, но в глубине души знала, что настоящая причина ее слез менее благородна: к радости Ивена она не имела никакого отношения.

Позднее Ивен сказал ей, что то участие, которое он принимал в рождении ребенка, было самым восхитительным впечатлением в его жизни. Эти слова заставили ее снова разозлиться на Дэвида за то, что он оставил ее одну, когда родились их дети.

– Там было пятьдесят человек, дорогая, – сказал он ей на другой день после рождения близнецов. – Трудно умудриться оставить тебя одну.

Она не потрудилась указать ему на то, что присутствие пятидесяти чужих людей не заменяет отсутствия одного мужа. Уже тогда она должна была понять, что, состоя в браке с Дэвидом, всегда будет оставаться одна в трудные минуты жизни. Но она быстро усвоила этот урок и, когда пришла пора рожать Хэзер, уже не просила его остаться с ней. Он ждал в комнате для посетителей вместе с ее отцом, который удивлялся поведению Дэвида, но не проронил ни слова.

Вот и последняя фотография. Мелисса смеется в объектив, сидя на высоком стульчике, рука с зажатой в ней ложкой поднята вверх в знак триумфа, кусок какой-то еды расплывчатым пятном парит в воздухе. Шон улыбнулась.

Иногда ей хотелось показать Ивену старые фотографии Хэзер, но она, конечно, этого не делала. Не оказывалось подходящего повода. Для посторонних Хэзер была закрытой книгой. Шон рассматривала эти фотографии, только когда оставалась одна. Она изумлялась тому, что девочка была блондинкой. Хэзер казалась извлеченной из генетического фонда, не имевшего ничего общего с Шон и Дэвидом. Люди иногда спрашивали у нее (некоторые с грубой прямотой, которая ее не задевала), не приемная ли Хэзер дочь? Шон только улыбалась. Конечно, она мать Xэзер, а Дэвид – ее единственный возможный отец. Но иногда у нее возникало ощущение, что Хэзер была только одолжена им на время. Казалось, она вообще не принадлежала этому миру.