Мэри Расселл - Птица малая

• Название: Птица малая
• Автор: Мэри Расселл
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-035666-8

Планета Ракхат системы Альфа Центавра.

Мир загадочной древней цивилизации.

Мир, на который отправляется первая экспедиция землян, спонсируемая… Ватиканом.

На борту звездолета – астроном, инженер, врач, специалист по компьютерам и четыре миссионера-иезуита.

Так начинается один из самых оригинальных и увлекательных фантастических романов нашего времени, который критики сравнивают с произведениями Артура Кларка, Герберта Уэллса и Рэя Брэдбери.

---

Джимми стал пробираться сквозь журнальные записи, поневоле втягиваясь в процесс, разговаривая уже больше с собой, чем с Софией. Следя за ним одним глазом, она спрашивала себя, понимают ли мужчины, что они более привлекательны, когда увлечены работой, чем когда домогаются женщины. Стремление поработить едва ли может привлечь. И все же, с удивлением признала София, Джимми Квинн начинал ей нравиться, причем сильно. Она прогнала эту мысль. В ее жизни не было места сантиментам и не было желания поощрять чьи-то иллюзии. София Мендес никогда не обещала того, чего не могла выполнить.

– Занятно, – произнес Джимми. Сосредоточившись на картинке в окулярах, София увидела сигнал в форме стола.

– Видите? Сигнал, который возник из фоновых помех, держался примерно… дайте-ка взглянуть. Вот. Он длился примерно четыре минуты, а затем пропал. – Джимми хохотнул. – Как же, внеземной разум! Видите эту часть?

Он указал на плоскую вершину сигнала.

– Постоянная несущая частота с амплитудной модуляцией, – сказала София.

– Точно, – засмеялся Джимми. – Скорее всего, это местное. Вероятно, мы перехватили какую-то религиозную передачу с Огненной Земли, отраженную от нового отеля, который строит Шиматзу… Там, где стадион с невесомостью, – знаете?

Она кивнула.

– Что ж, в любом случае это позволяет показать, как я играю с предполагаемым ВЗ. Смотрите, когда сигнал изображается вот так, он напоминает пульс, – сказал Джимми, обводя верхушку «стола» электронным пальцем. – Далее. Я могу выделить лишь этот участок вершины пульса, вот так, и изменить масштаб амплитуды.

Он произвел изменения. Горизонтальная линия, до этого казавшаяся прямой, сделалась зубчатой.

– Видите? Амплитуда изменилась… совсем чуть-чуть, на самом деле. – Его голос упал до шепота. Это что-то напоминало. – Должно быть местный, – пробормотал он.

София подождала несколько минут, пока Джимми крутил сигнал. Утроенный срок, подумала она.

– Мистер Квинн?

Он сдвинул окуляр на лоб, чтобы посмотреть на нее.

– Мистер Квинн, если вы не против, я хотела бы начать с деталей софта по распознаванию образцов. Возможно, есть документация, из которой можно получить сведения.

– Конечно, – сказал Джимми.

Выключив дисплей, он снял виртуальную оснастку и поднялся.

– Мы не стали переправлять сюда все это старье. Рабочие программы здесь, но к документации обращаются редко, поэтому она по-прежнему хранится на Крее. Пойдемте, я покажу, как получить к ней доступ.

Когда в субботу вечером София Мендес прибыла к Эдвардсам – точно в назначенное время и принеся с собой бутылку израильского каберне, – Джимми Квинн был уже там, взбудораженный и слишком шумный, в стильных просторных брюках, дополненных яркой рубахой, которая могла бы заменить Софии купальный халат. Он так обрадовался ее приходу, что она невольно улыбнулась, затем поблагодарила Джимми за комплименты по поводу ее одежды, а потом и ее волос, после чего, не дав ему времени зайти дальше, вручила мистеру Эдвардсу вино и укрылась на кухне.

– Эмилио, возможно, немного опоздает, – сказала доктор Эдвардс, целуя ее в щеку. – Бейсбольный матч. Не пугайтесь, милая, если он заявится в полном облачении. Его команда на втором месте, а когда шансы настолько равные, Эмилио играет всерьез.

Но всего через десять минут София услышала его радостный голос, объявляющий счет. Наскоро поприветствовав Джорджа и Джимми, Сандос прошел прямо в кухню – волосы, еще влажные после душа, полы рубахи развеваются, в руках цветы для доктора Эдвардс, которую он удостоил коротким нежным поцелуем. Явно чувствуя себя здесь, как дома, он потянулся мимо Энн к вазе, снял ее с полки, наполнил водой и поставил в нее цветы, слегка их расправив, прежде чем отвернуться от раковины и поставить вазу на стол. Затем он увидел Софию, сидевшую на стуле в углу, и его глаза потеплели, хотя лицо осталось серьезным и торжественным.

Вытащив один цветок из букета, Эмилио стряхнул с него влагу и склонил голову в коротком официальном поклоне.

– jSenorita, mucho gusto! A su servicio[19], – сказал он с преувеличенной учтивостью – пародия на испанского аристократа, которая так раздражала Софию раньше.

Зная теперь про его нищее детство, она на сей раз оценила шутку и, смеясь, приняла цветок.

Улыбнувшись, Эмилио медленно отвел от нее взгляд и повернулся к Джимми, который только что вошел на кухню, где сразу сделалось тесно. Энн велела всем убираться отсюда и не мешать ей, и Эмилио вытолкал Джимми в комнату, с ходу возобновляя непонятный для Софии спор, – очевидно, они схватывались на эту тему часто и без толку. Энн вручила ей тарелку с banderillas, и они стали переносить снедь на стол. Разговор вскоре сделался общим и оживленным. Еда была отличной, а вино имело вишневый привкус. И все способствовало тому, что случилось затем.

После ужина перебрались в гостиную, и София Мендес ощутила умиротворенность, какой не испытывала с тех пор, как стала взрослой. Это была некая защищенность, показавшаяся Софии экзотичной, как цветок кизила, и столь же прекрасной. Она чувствовала, что ей тут действительно рады, что люди в этом доме готовы любить ее – независимо от того, кем она была и что делала. Она чувствовала, что может рассказать Энн или даже Джорджу о жизни до появления Жобера, и что Джордж простил бы ее, а Энн сказала бы, что София проявила отвагу и здравомыслие, поступив так, как ей пришлось поступить.

Когда сумерки сгустились в ночь, разговор иссяк, и Энн предложила, чтобы Джимми сыграл что-нибудь, – идея, встреченная общим одобрением. Он выглядит, точно ребенок, пристроившийся за игрушечным пианино, подумала София. Его колени торчали по сторонам, почти вровень с клавиатурой, а ступни скосолапились, чтобы попасть на педали. Но музыкантом Джимми был искушенным и уверенным, его большие руки легко летали по клавишам, и София постаралась не смутиться, когда он исполнил довольно откровенную любовную песню.

– Джимми, я знаю, что ты меня обожаешь, но старайся сохранять конспирацию, – театральным шепотом сказала Энн, бросив взгляд на Софию и надеясь изменить ситуацию, прежде чем мальчик зароет себя слишком глубоко. – Здесь же Джордж!.. И в любом случае эта бодяга слишком сентиментальна.

– Давай, панк, выметайся, – со смехом велел Джордж и помахал рукой, выгоняя Джимми из-за пианино. – София, ваша очередь.

– Вы играете? – спросил Джимми, спеша уступить ей место и опрокинув табурет.

– Немного, – сказала она и добавила честно: – Не так хорошо, как вы.

София начала с маленькой пьесы Штрауса, не слишком трудной, но милой. Обретя уверенность, она попробовала кое-что из Моцарта, но запуталась в одном из сложных пассажей и сдалась, несмотря на подбадривание, смешанное с добродушным поддразниванием.

– Это мне пока не по зубам, – с грустной улыбкой сказала София, оборачиваясь к слушателям.

Она уже собиралась извиниться за свою неумелость после чудесной игры Джимми и уступить ему инструмент, но тут ее взгляд упал на Сандоса, сидевшего в углу, чуть в стороне от остальных, одинокого – то ли по собственному желанию, то ли в силу обстоятельств. Побуждаемая безотчетным чувством, согретая вином и здешней атмосферой, София начала играть то, что могло быть ему знакомо, – очень старую испанскую мелодию. К удивлению всех, возможно, даже и к своему, Эмилио покинул угол, подошел к пианино и запел ясным негромким тенором.

Прислушавшись, София сменила тональность, а затем и темп. Его глаза слегка сузились, но второй куплет он, подражая ей, тоже начал в миноре. Довольная, что Эмилио понял ее намерение, сцепившись с ним взглядами, София запела другую песню, в контрапункте.

У нее было грубоватое контральто, и вместе их голоса звучали превосходно, несмотря на то или, возможно, благодаря тому, что мужчина брал более высокие ноты; и какое-то время в мире не было иных звуков, кроме песни, которую пели Эмилио Сандос и София Мендес.

Джимми выглядел больным от зависти. Подойдя к нему сзади, Энн наклонилась над диваном, тонкими сильными руками обхватив его плечи, а свою голову прижав к его голове. Когда Энн почувствовала, что напряженность проходит, на миг стиснула Джима крепче и, отпустив, распрямилась. Так и стояла, не шевелясь, пока длилась песня. Ладино, подумала она, узнав элементы испанского и иврита. Песня Софии была, по-видимому, сефардской версией испанской мелодии.

Посмотрев на Джорджа, Энн поняла, что он пришел к собственному заключению, предполагая итог, – но не от музыки, а лишь от ощущения какой-то неизбежности, которое вызывали эти двое. Затем она прекратила анализировать и слушала, стараясь унять дрожь, как две песни расходятся и сплетаются, пока в самом финале стихи, мелодии и голоса не слились через века в одном слове и одной ноте.

Оторвав взгляд от лица Эмилио, Энн рассыпалась в похвалах, спеша восстановить шаткое равновесие. Джимми старался изо всех сил, но через десять минут сослался на срочную работу и, громко прощаясь, направился к двери. Это стало сигналом для остальных гостей, словно каждому из них нужно было отдалиться от интимности, которой никто не предвидел. Энн колебалась, чувствуя, что ей, как хозяйке, следует дождаться, пока уйдут Эмилио и София. Но на сборы им требовалось несколько минут, поэтому она воспользовалась каким-то благовидным предлогом и последовала за Джимми.