Александр Тюрин - Клетка для буйных. Программируемый мальчик.

• Название: Клетка для буйных. Программируемый мальчик.
• Автор: Александр Тюрин
• Жанр: Детская фантастика

Переиздание хита конца 80-х. Вещи — ужасны, это — натуральные вампиры, если мы их очень любим. Книжка доказывает пагубность «вещизма» методами забавной научно-фантастической сказки. Текст "Клетки для буйных" и "Программируемого мальчика" был удачно осовременен для нового издания.

---

— Ждите завтра, — сказал инспектор, выходя из квартиры. — Вы поставлены на учет. А у меня много работы.

И пошел вверх по лестнице. Ну, денек! Взбудораженный, Саша вернулся в комнату, лег и…

День третий. Проказник

15.

…когда он проснулся, было четвертое сентября — рядовой, самый обыкновенный день. Во всяком случае, именно таким хотели бы видеть этот день Сашины родители, одноклассники и учителя. Они привычно торопились, мучительно зевали, давились завтраком, они еще ни о чем не подозревали.

Первым преподнес сюрприз кактус.

Кактус с незапамятных времен рос на подоконнике в большой комнате квартиры Токаревых. Он всегда был домашним, уютным, «своим», и давно уже считался полноправным членом семьи. Точно так же, как, например, кошка Шери или младший Токарев. Но это утро кактус встретил в каком-то особенном состоянии. Он издавал звуки. Звуки были примерно такие: «Иу-у-у! Бж-ж-ж!» Это напоминало эффекты «Карманных монстров», и Саша даже испугался, что забыл на ночь выключить игровую приставку. Внешний вид растения тоже изменился. Иголки стали твердыми, блестящими, словно хромированными, и к тому же искрили. Кстати, когда Саша дотронулся до кактуса, то почувствовал покалывание электрических разрядов. Он удивился, но не очень сильно, по-настоящему удивительных событий ему и так хватало.

Далее действие переместилось в школу. Перед первым уроком состоялся неприятный разговор.

— …Сашка, честное слово, я ему отдал! Ты в магазине был, Жаров пришел, и я отдал! Честное скаутское!

— Вы что, дураки, меня же папаня убьет! Может, еще поищете?

— Да нет! Жаров все обыскал. Вчера весь вечер плакал, говорит — выскочил за лимонадом, тут твой аппарат и свистнули. Прямо у него из квартиры, сечешь?

— Ну, вообще… Где этот дурак-то сам?!

— На пустыре сидит, боится в школу идти. Решил, что мы с тобой его бить будем. Саня, честное слово, я ему отдал!..

Первым уроком опять была математика. Матильда опытным взглядом высмотрела синяк на лице шестиклассника Токарева и громогласно обратилась к нему:

— Мало того, что ты математику не учишь, Токарев, так даже драться не научился, — а потом, посуровев, стала выпытывать: — Кто тебя ударил? Ну-ка, отвечай!

— Сам упал, — надувшись, буркнул ученик.

— Значит, испытал на себе закон всемирного тяготения, — тонко сострила учительница. — Ладно, садись, потом с классным руководителем разберемся.

Урок продолжился. Марина и Саша не разговаривали — мириться они пока не собирались. Саша мечтательно смотрел в пространство и невнятно бормотал: «Ну, Душман, ну я в такое превращусь, ну ты запомнишь мой прямой переход..». Лена Печкина, глядя на молчащих соседей впереди себя, смекнула шестым чувством, что настало ее время. Она приступила к активному обхаживанию Саши путем щипания, подталкивания и нашептывания всякого вздора.

— О чем это ты задумался, Токарев? — раздался над его ухом грозный учительский зов. Он по привычке посмотрел на Марину, но та отвернулась.

Мария Теодоровна сокрушенно произнесла:

— К доске вызывать ведь смысла нет, правда, Токарев?

— Не зна-аю… — промямлил Саша.

— Опять замечание писать? Не поможет. Что ж, давай дневник, для твоего же блага.

Учительница осквернила главный документ школьника первой «парой» и строго добавила:

— Мерецкая! А ты куда смотришь! Проследи-ка, чтобы Токарев занимался.

Марина в ответ только хмыкнула.

После урока с учительницей случилась неприятность. Настолько несуразная неприятность, что, предупреди ее заранее, она бы осадила на месте непрошеного доброжелателя. Мария Теодоровна отнесла журнал в учительскую и вернулась обратно. В классе никого не было

— С доски не стерто… — недовольно проворчала она и плавно опустилась на свой любимый стул.

Впрочем, она ошиблась — это был вовсе не стул. Мария Теодоровна обрушилась на пол, коротко ахнув от неожиданности, затем секунду пребывала в положении, никак не соответствовавшем ее роли в обществе. И тут же взвилась, гневно озираясь. С пола поднимался испуганный Саша Токарев, приговаривая:

— Я не знал… Я только хотел шнурок завязать… Я не знал, что вы на меня сядете… У меня шнурок развязался, а вы взяли и сели…

Лицо учительницы на секунду стало жалким.

— Токарев! — воскликнула она и замялась, не зная, что и сказать.

— Шнурок развязался, — продолжал нудить ученик, явно собираясь захныкать, — а вы взяли и сели…

— Вытри с доски! — нашлась Мария Теодоровна. Лицо ее задергалось, и она скомандовала, забыв предыдущий приказ: — Всем в коридор!

Остаток перемены Саша просмеялся. Даже на вопросы заинтригованного Алекса не мог ответить, только выдавливал через силу:

— Всемирное тяготение ей подавай… Раз закон, значит, терпите…

На большой перемене произошел инцидент. Семиклассник, известный под кличкой Душман, стоял в укромном уголке школьного двора и курил. Он культурно отдыхал. К нему развязно подошел шестиклассник Токарев, начисто забывший, кто есть кто.

— Отдай часы, волосатый, — поигрывая желваками, попросил шестиклассник.

Душман обалдел. Даже сигарету выронил из вялых губ.

— Опять он, — сказал удивленно. — Неужели человеку одного фингала мало? Не понимаю я таких.

— Отдай часы, а то хуже будет.

— Может, пойти навстречу товарищу? — Душман принялся размышлять вслух. — Я ведь отзывчивый. Сделаю второй фингал хорошо, симметрично.

— Ты меня еще не знаешь, — предупредил дерзкий шкет.

— Почему не знаю? — озадаченно произнес Душман. — Знаю. Ноги об тебя вытирал? Вытирал. Замечательно вытер. — Посмотрел на ботинки. — А сейчас грязные. Придется повторить.

Он вздохнул, лениво подошел и так же лениво ударил. Затем хрюкнул и согнулся пополам, прижимая к животу руку. Поразительная штука! Ему показалось, что он влепил кулак в статую с веслом — вроде той, что стоит на школьном стадионе, только меньше. И попал прямо в пустой каменный глаз.

— Я предупреждал, — сказал торжествующий голосок. Никакой статуи рядом не было, только тот самый наглый щенок, и Душман разогнулся.

Щенок сказал, самодовольно сияя:

— Урод ты ушастый, а не Душман! Отдай вещь и чеши отсюда. Я ведь еще не бил. Смотри, ударю.

Это было чудовищно. Такого Душман не испытывал и в кошмарных снах. Какой-то сопляк смеет… Сопляк тем временем начал кланяться до земли, как маятник, раз, другой, третий. Душман понял, что над ним издеваются. Он озверел. И вломил без размаха, но в полную силу, как надо… Тут же полетел, врезался в землю, даже перевернулся разок. Ощущение было такое, будто его шарахнуло качелями. Если бы Душман успел что-нибудь заметить, он бы увидел, что это действительно были сильно раскачанные детские качели. Сквозь шум в голове он услышал слова:

— Свои часы я взял. Вставай скорей, а то уже урок начался.

И, как в тумане, увидел удаляющуюся фигурку.

Жизнь в школе продолжалась. На третьем уроке произошел любопытный эпизод. Завхоз обнаружил в вестибюле длинную скамейку из физкультурного зала на четвертом этаже. «Хулиганов развелось», — подумал он и снял двух десятиклассников с урока, чтобы немедленно вернуть скамейку на прежнее место. Десятиклассники добросовестно исполнили порученное и вернулись на урок. Через десять минут завхоз, вновь проходя по первому этажу, убедился, что скамейка стоит на прежнем месте. Тогда он ворвался на урок и потащил их разбираться. Уже в вестибюле обнаружилось, что скамейки там нет, и красный завхоз подумал, что теперь даже кефира в рот брать не будет. Говорят, в нем тоже есть градус.

В этот день директриса улучшала материальную оснащенность школы. А именно: в ее кабинет внесли новый стол, кресла и стулья, старую же мебель справедливо распределили по кабинетам подчиненных. Никто не заметил, что стульев внесли на один больше, чем значилось в комплекте. После этого на ближайшей перемене разыгралась настоящая драма. Из запертого кабинета директрисы доносились сочные звуки ударов и душераздирающие детские вопли такого содержания. «Я все понял! Ой, больно!.. Я больше не бу-у-уду!..» На этом фоне особенно жутким казался голос директрисы, который спокойно излагал правила поведения в школе. Всю перемену у двери метался обезумевший завуч, который тщетно стучался к своему начальству, отгонял испуганных детей и одновременно делал вид, будто ничего особенного не происходит. Когда прозвенел звонок и дети наконец разбежались, он открыл дверь взятым у завхоза ключом. Кабинет был пуст. Работал магнитофон, прокручивая записанную для школьного радиоузла праздничную речь директрисы. Естественно, без всяких воплей.

Кроме того, в школе в этот день имели место и другие происшествия, участники которых впоследствии либо ссылались на собственное переутомление, либо недобро поминали захвативших школу дегенератов.