Треваньян - Шибуми

• Название: Шибуми
• Автор: Треваньян
• Жанр: Шпионский детектив

«Шибуми» – чрезвычайно сильное произведение о мире спецслужб и большой политики. Автор, о котором практически ничего кроме слухов не известно, оказался если не пророком, то уж точно обладающим неслабыми аналитическими способностями. Большинство его предсказаний о геополитике и о терроризме, увы, практически сбылось спустя более 20 лет после написания книги.

Воин-философ, так назвал Николая Хела один из его немногих друзей. Безусловно, эта короткая характеристика не является исчерпывающей, но она, возможно, отражает самое главное в натуре этого необыкновенного человека, европейца по внешности, воспитанного в восточных традициях, человека, являющегося грозой всех спецслужб и террористических организаций мира. Его продолжают бояться и после того как он официально отошел от дел. Он живет уединенно в средневековом замке на юге Франции и ему ничего не нужно кроме шибуми… Вы не знаете что такое «шибуми»? Читайте роман!

---

Цель игры состояла в том, чтобы партнер, стоявший напротив, достиг оргазма раньше, чем вы, и играть в нее лучше всего было, когда за окнами шел дождь.

Со временем Николай перестал заниматься “кикаси сексом”, сочтя его чересчур изощренным, а также из-за того, что он стимулировал только эгоистические ощущения, испытываемые в одиночку; им не хватало ласкающей нежности, минут, следовавших за любовной игрой, которые так украшали ее, придавал ей завершенность истинного произведения искусства.

* * *

Глаза Ханы были крепко зажмурены, губы чуть приоткрылись от напряжения, обнажая зубы. Она пыталась вывернуться, вырваться из той влекущей, невыносимо сладкой ловушки, в которую Николай загнал ее, но он, сжав ее тело так, чтобы ей некуда было деться от желания, держал ее, не собираясь отпускать.

– Я думала, мы договорились, что так нельзя, что ты не будешь этого делать! – взмолилась она.

– Я ни о чем не договаривался.

– О, Никко… Я не могу!.. Я больше не могу сдерживаться! Проклятье!

Спина ее выгнулась дугой, и она пронзительно закричала, последним усилием воли стараясь задержать судороги оргазма.

Наслаждение ее, как огонь, перекинулось к Хелу, и он позволил себе отдаться страсти, чтобы кончить сразу же вслед за ней. Внезапно в нем сработала способность предчувствия, внутри у него будто прозвучал тревожный сигнал. Она притворялась! Ее аура не была такой легкой и танцующей, как обычно во время оргазма. Он попытался расслабиться, очистить сознание и остановить неудержимо нараставшее наслаждение, но было поздно. Он уже вырвался за ту черту, где еще можно было себя контролировать.

– Ты, чертовка! – крикнул он в неистовстве последнего мига.

Она засмеялась, так как кончила на несколько секунд позже.

* * *

Хана лежала, перевернувшись на живот и сонно мурлыча от удовольствия, пока Николай медленно, чуть касаясь, водил лезвием по ее ягодицам, округлостям чудесной формы, соединившим в себе утонченное изящество японки с полнотой и подвижностью, свойственными негритянкам. Наклонившись, он нежно поцеловал их и продолжил “Усладу”.

– Через два месяца истекает срок договора и мои права на тебя кончаются, Хана.

– Хмм-хмм.

Ей не хотелось ничего говорить, не хотелось прерывать сладкую истому забытья.

– Ты обдумала мое предложение продлить его, остаться со мной?

– Хмм-хмм.

– Ну и?

– Унх-нх-кх-нх-нх.

Долгий звук, вылетевший из ее полуоткрытых губ, должен был означать: “Не заставляй меня говорить”.

Николай усмехнулся и перевернул ее на спину, продолжая нежный, восхитительный массаж, используя все возможные приемы, не упуская ни одной тонкости, ни одной детали. Хана находилась в прекрасной форме. Ей было сейчас между тридцатью и сорока, самый подходящий возраст для женщины, которая уже обладает знаниями и опытом великолепной любовницы. Благодаря ее неустанной заботе о своем теле, а также идеальному смешению в ней белой, желтой и черной рас, уничтожавшему разрушительные следы времени, она еще лет пятнадцать будет оставаться в полном расцвете своей молодости и очарования. Неизъяснимым блаженством было и смотреть на ее тело, и работать над ним. Ее самым большим достоинством была способность отдаваться наслаждению полностью, сохраняя в то же время грациозность и изящество.

Когда “Услада Лезвием” дошла до своей кульминации и Хана лежала раскинувшись, вся влажная, не в силах пошевелиться, он завершил наслаждение быстрым классическим финалом. Некоторое время они лежали в том чудесном любовном переплетении, когда руки сами находят путь к самым любимым уголкам тела, нежно лаская поникшие, но готовые вновь распрямиться цветы.

– Я думала о возможности остаться с тобой, Никко, – заговорила она, чуть касаясь губами его груди. – Есть много причин, которые могли бы побудить меня это сделать. Это изумительное, самое красивое место в мире. Я всегда буду благодарна тебе за то, что ты показал мне этот чудесный уголок Страны Басков. И ты, без сомнения, создал здесь жизнь наслаждения “шибуми”, очень приятную и привлекательную. Кроме того, здесь есть ты, такой спокойный и твердый в отношениях с внешним миром и такой ребячливый, живой и веселый в любви. В тебе есть какое-то обаяние.

– Благодарю.

– Должна тебе признаться, что гораздо реже можно встретить умелого, разбирающегося во всех тонкостях любви мужчину, чем обладающую теми же достоинствами женщину. Но… здесь так одиноко! Конечно, я совершенно свободна и могу в любой момент поехать куда только захочу – в Байонну или в Париж, я, кстати, прекрасно провожу время, когда бываю там. Однако несмотря на то, что ты так внимателен ко мне и наши беседы доставляют мне радость, а твой друг Ле Каго так мил благодаря своей кипучей энергии и веселым непристойностям, – все же такая женщина, как я, не может, живя здесь, не чувствовать себя одинокой. Пойми, мои интересы и наклонности так тщательно и искусно оттачивались, воспитывались так долго…

– Я понимаю.

– Для тебя это совсем по-другому, Никко. Ты замкнут по своей натуре. Ты презираешь окружающий мир, и онтебе не нужен. Во мне тоже большинство людей не вызывает ничего, кроме скуки или раздражения. Но у меня от природы открытый характер, во мне есть живое любопытство к людям, к любым людям, требующее общения, И кроме того… существует еще одна проблема.

– Какая же?

– Хм, как бы это объяснить? Личности вроде тебя или меня рождены, чтобы властвовать. Каждый из нас должен вращаться в большом обществе, быть стержнем, на котором держится вся эта аморфная масса, придавать ей вкус и аромат. Оба же мы, соединенные в одно целое, – все равно что двойная порция специй в одном блюде, которое, будь оно правильно приготовлено, имело бы нежный и приятный вкус. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Значит ли это, что ты решила уехать, когда закончится срок контракта?

Хана слегка подула на волоски, росшие у него на груди.

– Это значит, что я еще не приняла никакого решения.

Она немного помолчала, потом добавила:

– Думаю, я предпочла бы, если это только возможно, взять все лучшее из обоих миров, полгода проводя здесь, с тобой, занимаясь и отдыхая, а другую его половину – там, в этом бешеном мире, производя впечатление на публику, восхищая и ошеломляя ее.

– Ничего не имею против.

Хана засмеялась:

– В таком случае, каждые шесть месяцев тебе придется иметь дело с загорелыми, длинноногими и глупыми девицами из соседнего округа. Артистками, манекенщицами и тому подобное. Ты сможешь все это выдержать?

– Так же легко, как ты будешь выдерживать общество здоровенных парней, поигрывающих бицепсами, обладателей накачанной мускулатуры и честных, пустых глаз. Для нас обоих это будет все равно что питаться обедами, состоящими из одних закусок. Но почему бы и нет? Закуски тоже могут доставить некоторое удовольствие, хотя они быстро надоедают, если за ними не следует сытный обед.

– Мне надо подумать об этом, Никко. Это заманчивая идея.

Приподнявшись на локте, Хана посмотрела вниз, в его полуприкрытые смеющиеся глаза.

– Однако свобода тоже очень заманчива. Может быть, я вообще не стану принимать никаких решений.

– Что ж, это тоже решение.

Они накинули на себя одежду и прошли под душ.

Для этой цели еще первым просвещенным владельцем замка около трех столетий назад был приспособлен медный бочонок с просверленными в нем дырочками.

Только когда они уже сели пить чай в восточной гостиной, выдержанной в кремовых тонах и украшенной позолотой, Хел наконец спросил о гостье.

– Она еще спит. Вчера вечером, когда эта девушка появилась здесь, она была в отчаянии. Она прилетела в По из Рима, на попутных машинах добралась до Тардэ, а оттуда пришла к нам пешком. Хотя она и пыталась поддерживать разговор и вести себя вежливо и непринужденно, все же я с самого начала заметила, что она чем-то очень расстроена. За чаем она вдруг заплакала. Заплакала, сама не подозревая о том. что плачет. Я дала ей кое-что успокаивающее и уложила в постель. Но среди ночи она вдруг проснулась, ее мучили кошмары; тогда я села на край ее постели и стала гладить ее по волосам и тихонько напевать, пока она не успокоилась и снова не заснула.

– А что с ней случилось?

– Она рассказала мне об этом, пока я успокаивала ее. Это случилось в римском аэропорту, и это было ужасно. В ее друзей стреляли. Их было двое, и оба убиты.

– Кто стрелял?

– Она не сказала. Может быть, она сама не знает.

– Почему в них стреляли?

– Понятия не имею.

– А она не сказала тебе, почему приехала сюда, к нам?

– Очевидно, они все трое направлялись сюда. У нее не было денег, только билет на самолет.

– Она сказала тебе, как ее зовут?

– Да. Ханна Стерн. Она сказала, что ее дядя был твоим другом.

Поставив чашку на стол, Хел прикрыл глаза и с шумом выдохнул из себя воздух.