Юрий Андреев - Мужчина и Женщина

• Название: Мужчина и Женщина
• Автор: Юрий Андреев
• Издательство: Питер
• Жанр: Эротика, Секс
• Год: 2008

«Что такое есть любовь?..»

Вот уже больше десяти лет стремится ответить на этот вечный вопрос культовая книга «Мужчина и Женщина» известного писателя и целителя Юрия Андреева.

Жанр книги парадоксален! Это, скорее, поэма о любви во всех ее проявлениях и о супружеском счастье, которое доступно всем, но… требует знаний, мудрости и труда. Возьмите в руки эту книгу, как это уже сделали миллионы читателей, и погрузитесь в прекрасный и драматический мир человеческих отношений. Научитесь житейской мудрости, искусству любить, откройте для себя «секрет китайских мандаринов», овладение которым позволяет мужчине до самых преклонных лет обладать сексуальным могуществом.

Уникальные откровения о том, как любить и быть любимым, а значит счастливым — независимо от возраста.

---

Костьми лягу, но Настю свою от укуса ядовитой змеи в самое сердце защищу! Таково было мое твердое решение, и чувствовал я, что не легко мне придется, потому что очень уж глубоко пронзила мою душу стрела Алевтины. Стальная стрела, выпущенная из тугого арбалета моей достойной и уважаемой сподвижницы по общей работе, человека несчастного и стойкого в своей женской судьбе, твердого в борьбе за достойное и уважительное место под солнцем, явного калеки в мире физическом и затаенного прирожденного лирика в мире духовном. Далеко вошла в меня ее стрела, и наконечник ее был зазубренный. Как извлечь этот дротик из сердца своего и не истечь кровью, я, по правде говоря, не знал. Настенька уже ровно дышала во сне, а я все еще бодрствовал, и перед внутренним моим взором текли строки прочитанных мною писем — одна строка за другой.

Утром в папке «К докладу» лежало еще одно толстое письмо. В суете и текучке рабочего дня мне некогда было его читать. И поглядывая во время оживленного диспетчерского совещания на Алевтину, которая по диагонали от меня сидела побледневшая, осунувшаяся, неделовая, контактная и даже веселая с сослуживцами, я терялся в сумятице мыслей. Весь многовековой опыт человечества свидетельствует, выражаясь канцелярским языком, что служебные романы тотчас становятся притчей во всех языцех и от-чен-но вредят авторитету начальника. А для меня фирма была не просто местом отбывания, но родимым детищем. Как быть? Пресечь дальнейшее развитие событий? Вернуть письмо не читая? А, может быть, там — найденный ею выход? Нет, прочту… А пока ловлю себя на том, с каким наслаждением смотрю на нее, прямо-таки вбираю в себя это лицо — до чего же красивое, необычное, впитываю в себя эти круглые плечи, эту высокую грудь. Правда, внешне ничего подобного не выражалось во взоре, как я понимаю, достаточно жестком и угрюмом.

Выслушав всех, я подвел итоги высказанным мнениям и неожиданно для себя, очень спокойно вдруг выдал стратегически необычное предложение: а не вступить ли нам в деловой контакт с г-ном Берхстгаденом, главой могучего заокеанского концерна, и не предложить ли ему печатать его продукцию у нас и распространять ее в Европу? Что дает это ему? Серьезную экономию средств на зарплате и транспорте. Что дает нам? Новую печатную технику, которую он нам за это поставит.

Воцарилось молчание. Я с интересом переводил глаза с одного лица на другое.

— Браво, шеф, — деловито сообщила Алевтина. — Ей-богу, приятно жить, когда твой штатный генерал еще и реальный генератор, способный выдавать новые идеи. — Браво, экономист, — ответил я ей в том же ключе, — это здорово, когда твоя правая рука поддерживает твою же голову, чтобы не стукнулась об стол. И поскольку любая инициатива наказуема, предлагаю вам после обмена этими вверительными комплиментами представить мне технико-экономические обоснования означенного проекта и расчеты для будущего письма. Срок исполнения — неделя. Все свободны.

Загрохотали отодвигаемые стулья, все начали расходиться. — Когда можно будет зайти? — спросила Алевтина Сергеевна. — К концу дня, пожалуйста. Я остался один, запер дверь и вскрыл ее письмо — не письмо, а поток любовной вулканической огнедышащей лавы! До конца обеденного перерыва я ходил по своему кабинету, как тигр в клетке, ясности в моей смятенной душе не прибавлялось. Ведь этот созревавший где-то на краю сознания и неожиданно выплывший вперед «Берхстгаден-проект» потребует в ближайшее же время особо частых деловых контактов с Алевтиной, которая должна его детально обосновать. Какое уж тут уменьшение встреч? И как случилось, что он выскочил, будто черт из табакерки, будто кто-то без моего ведома решил сразу и круто ужесточить ситуацию? Архангелу или сатане это понадобилось?

Когда к концу дня она попросила разрешения войти, села напротив меня и доложила пункт за пунктом свои предварительные наметки, я только и мог развести руками: — Железная леди! — Если бы железная… — едва слышно прошептала она. Наши глаза встретились. Не знаю, почему (видно, крепко учился в школьные годы) из недр памяти выплыла та фраза Льва Толстого, которой когда-то восхищался наш литератор: «Много бы тут нужно сказать, но слова ничего не сказали, а взгляды сказали, что то, что нужно было сказать, не сказано». О, какая мука и какое наслаждение было вот так сидеть и смотреть — глаза в глаза!.. Ничего говорить было не нужно.

Она еле слышно простонала, резко поднялась и, безобразно припадая на больную ногу, буквально выбросилась прочь из двери. А я остался сидеть больной от принятого коктейля, в котором, как я понимал, сейчас уже были намешаны не только жалость и уважение. Отсиделся, отдышался, пришел в себя, постарался загнать куда-то в подземелье настойчиво требовательный, но неразрешимый вопрос: «Ну, почему, почему нельзя быть и с той, и с этой?» Когда брел я домой, нога за ногу, то вспомнил, какой выход — согласно легенде — нашел из подобной ситуации знаменитый американский писатель Джек Лондон. Его будто бы полюбили две равно прекрасные душой и телом женщины, и чтобы не огорчать ни одну из них, мучительно терзаясь проблемой выбора, он застрелился. Смею полагать, что вряд ли подобное решение обрадовало этих замечательных дам, безусловно достойных его любви. И уж точно, я найду буду стараться! — другой исход. Анастасия моя любимая, доверившаяся мне, я тебя не огорчу смертельной болью, сам изгорю, а тебя оберегу…

Так прошла вся неделя. Сценарий был все тот же: письмо с утра, как наркотический напиток страстной и беззаветной любви, деловая суета, четкое и образцовое обоснование Алевтиной все новых и новых аспектов моей стратегической идеи, и — глаза в глаза. Не владея собой, я, принимая от нее начерченную ею схему взаимодействия с партнером, придержал ее руку. Было полное впечатление, что ее затрясло от тока, так непроизвольно забилась рука. «Нет, нет, не надо… — и рванулась к дверям. Вдруг она повернулась и мучительно спросила: — Ну почему? Почему нельзя?..» Я ответил: «Я не знаю.» И она исчезла.

Конечно же, в другие времена Настя непременно заметила бы, что со мной творится нечто неладное. Но на благо или на беду она очень переживала в те дни эпизоды со своими криминальными ухажерами. Чужая кровь, пролившаяся прямо перед нею (а это могла быть и моя кровь), потрясла ее, и она полагала, что меня тоже, потому-де мои реакции на мир изменились. Нервы мои были, как перетянутые струны, и требовалось себя контролировать всенепременно и постоянно, как разведчику. И вот тут-то и произошел некрасивый, хотя и вполне объяснимый нервно-менструальный срыв у Анастасии. В один узел сплелось множество драматических причин и следствий. Я понял, хоть и был во гневе, что мне следует уйти для того, чтобы не наломать непоправимо дров и разобраться самому в себе. Бросил в чемодан электробритву, какие-то бытовые мелочи, рубахи — и ушел.

В те поры мы не торопились обменять две наши квартиры на одну: нужно было думать о будущем моих детей, неясны были и принципы грядущей приватизации, проблемы будущей квартплаты и т. д., и т. п., короче говоря, я предпочитал платить тогдашние гроши за свою квартиру, полагая, что она как серьезное достояние не есть повод для неясных мне пока экономических вариаций. И вот я явился в свой пустой дом, где, однако, как в охотничьей избушке, хранились все минимальные припасы для автономной жизни даже без хождения в магазины.

Навел кое-какой порядок, приготовил омлет из яичного порошка, заварил чай — за этой нарочитой механической возней кое-как отогнал гнетущие эмоции. Но вот выпил чай и остался наедине с собой, со своими мыслями. И застонал, и упал лицом на кровать; и стал бить кулаком по подушке, и зарычал, потому что боль вошла в сердце мое, никогда не знавшее дотоле таких жгучих обручей. И подлинно понял я тогда Джека Лондона из легенды: он уходил из жизни не от двух равно прекрасных женщин, а от боли своей невыносимой. Ну, нет! Инфаркта не будет, этого позора я не допущу, расквасить судьбе себя не дам: не в таких бывал переделках, ордена-то у меня боевые, мужские, честные!.. Я слез с кровати, постоял на карачках, поднялся, кое-как добрался до ванны. Сначала холодный душ вразумил меня, потом два ведра на голову почти привели в чувство. Влез в махровый халат и опять пришел на кухню: выпить кружку крепкого кипящего чая со столовой ложкой рижского бальзама. «Нет, дорогой Джек Лондон! Не стану я известием о безвременной кончине огорчать своих любимых женщин! Не уйду я из этой жизни так просто. Найду выход. Найду!»

Посидел над телефоном: почти до конца набрал Настин номер — как мне было жаль ее! — и нажал на рычаг. Почти до последней цифры набрал номер Алевтины, чтобы прыгнуть как в реку с моста, но и тут нажал на рычаг, положил трубку на место: в таком состоянии я могу наворотить непоправимое. Нет, Егор, ты мужик, а не импульсивный пацан! Еще раз прошел в ванну, вылил на голову еще два ведра холодной воды, вернулся в халате на кровать, принялся читать старый детектив и — уснул!..