Фридрих Незнанский - Золото дикой станицы

• Название: Золото дикой станицы
• Автор: Фридрих Незнанский
• Жанр: Боевик
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-04830

В станице Новоорлянская, где случайно оказывается Турецкий, творятся темные дела. Спасаясь от преследования местных милиционеров, он становится случайным свидетелем заговора между ограбившим его в поезде казачком и бандитом. Они обсуждают план ограбления вагона с золотом. Оказавшись между молотом и наковальней, Турецкий видит только один выход. Своим замыслом он делится со своим спасителем - бывшим начальником милиции Володей. Тот соглашается помочь московскому «важняку», поскольку давно возмущен беспределом, царящим в родной станице. Племянница Володи - отважная девушка Лена - спасает жизнь Турецкому, оказавшись вовремя в нужном месте.

---

Димон уже забыл, что боготворил Лену и совсем недавно боялся даже подступиться к девушке. После прилюдного унижения хотелось только отомстить ей, и он знал, как.

5

Старый казак Деревянко улучил момент, когда его жена Верка прилипла к низенькому забору, обсуждая с соседкой Настасьей последние станичные новости, и бочком, бочком захромал к калитке. Вчера, после очередной воркотни сварливой жены наконец смазал петли машинным маслом, так что вышел тихонечко, калитка не скрипнула. Жена теперь не меньше часа будет трепать языком, как помелом. Ее хлебом не корми — дай посплетничать. А он после трудов праведных всю траву успел выкосить на подворье, и теперь ломанул в кабак. Верка, чертова баба, последнее время особенно рьяно принялась за его воспитание. Куда бы он не спрятал бутылку, находила и перепрятывала. Вот же зараза, нюх у нее на самогонку. У него, хоть тресни, такого нюха не было. После ее ревизии ройся, не ройся — бутылка исчезала, словно ее и не было. Вроде и прятать ей особо некуда, свое хозяйство он знал, как свои пять пальцев, а ведь находила куда спрятать! Выливать содержимое бутылок не стала бы ни за что, еще не родился такой человек, который переплюнул бы ее в жадности. И продавать бы не стала, скоро у них юбилей, пятьдесят лет совместной жизни, которая скорее похожа на бессрочную каторгу. Так что копила его законную самогонку скорее всего на богатое застолье, о котором ему все уши прожужжала еще с прошлой осени. Деревянко любил выпить, но поддержки в небольшой слабости от жены никогда не получал. Сплошное порицание. Ругань одним словом. Но хитрости ему не занимать, удавалось припрятать от пенсии кой-какую мелочишку, чтобы совсем не захиреть от трезвой жизни. И при первой возможности шкандыбал в кабак, благо недалеко ходить, на соседнюю улицу. Верка иногда, увлекшись перемыванием косточек соседей с такой же пустобрешкой Настасьей, не успевала даже заметить, что Григорий уже слинял со двора. А он, хоть и не слишком прытко ходил, успевал выпить в «Лимане» за свое здоровье и благополучно вернуться домой. Сидел потом довольный на завалинке, курил дешевые папиросы, пускал дым колечками и хитро поглядывал на жену. Со спины она еще совсем ничего была — крепкая старуха, задастая, ноги как у молодой, по хате пройдется — посуда в буфете звенит. И пока та не поворачивалась к нему лицом, он был настроен к ней весьма благодушно. Но стоило ей развернуться и открыть свое хайло… Правда, Деревянко за полвека уже наловчился отключать свое сознание в моменты яростного извержения гнева супружницы. Когда-то, еще в молодости, пытался он приструнить жену. Но баба ему досталась не робкого десятка, и руки у нее были в молодости крепкие, как у мужика. Иной раз двинет так, что он, сильно проигрывавший ей в весе, не всегда мог устоять на ногах. Тогда, смешно даже вспоминать, он гордился ее силой. Крепкая баба на хозяйстве дорогого стоит. Да только поздно понял, что сила эта была злая, пугающая.

Деревянко вспомнил с досадой историю своей женитьбы. И не помышлял он тогда семью заводить. Кто же в станице в двадцать лет женится, когда даже на ногах еще толком не стоишь? А окрутили его мать с Веркой так быстро, что он и опомниться не успел. Конечно, сам виноват, чего уж там. Гулял тогда на веселой свадьбе соседа Митрофана и этой самой Настасьи и спьяну пригласил Верку на сеновал. Он особо ни на что и не рассчитывал, думал — потискает ее крепкое налитое тело, может — ущипнет пару раз ядреные ягодицы, уж очень они были привлекательные. Кто ж знал, что она позволит большее? Он даже не успел обнять ее, как Верка навалилась на него горячим телом и стала вытворять с ним что-то такое, отчего было и стыдно, и приятно. Всего один разочек и покувыркались в сене. А она, подлая, потом к его матери пошла, нажаловалась, что младенчик у нее от Митьки будет. Что насильно ее затащил, а она слабая, не сумела отбиться, свою девичью честь отстоять. Мать с сомнением оглядела фигуристую Верку, с трудом представив, как Митька мог с ней совладать, если бы она сама этого не захотела. Но раз девка забрюхатела, а Митька не отрицает, что провел с ней какое-то время на сеновале, должен грех Веркин покрыть. Иначе девке житья не будет в станице. Кто ее такую тогда в жены возьмет? Ходили потом слухи, что Верка обманула и бедного Митьку, и его мамашу. Ребеночка прижила с заезжим шабашником. Кто-то видел, как они вместе возвращались с Ялпужанки в темноте. Что они там делали, спрашивается? А уж потом, когда шабашник уехал и носа не казал в станицу, а она поняла, что младенчик у нее завязался, заманила дурака Митьку, чтобы было на кого свалить нечаянный приплод. Ох, как Митька не хотел жениться на Верке, в ногах у матери валялся, плакал, что молодой еще и не погулял толком, что отцом ему рано становиться, что рядом с Веркой он как комар против курицы — клюнет и проглотит. Но мать строгая была, царствие ей небесное, велела Митьке слезы не лить, чай не девица, а повести себя, как мужик.

— Хватило ума потоптать девку да младенчика ей сделать — значит мужик ты теперь. И будь мужиком. Неча баб портить. Отвечай за себя сам, хватит за материну юбку держаться.

Когда родился мальчишка, Митька сначала очень радовался и гордился. Ни у кого из его друзей детей еще не было, да к тому же с первого раза — и сынок получился. Но потом стал приглядываться — а на кого же сынок похож? Что-то в нем было от Верки, но вот своего он не видел ничего, как ни старался. Мать помалкивала, внучка полюбила, Верку не корила. А чего теперь задним умом гадать? Сын пристроен, семейный он стал гораздо серьезнее. Ну рано оженила она его, зато такую хозяйственную бабоньку заполучила. В станице поболтали, поболтали да и перестали перемывать косточки семье Деревянко, надоело, другие новости не заставили себя долго ждать. Станица большая, людей много — то похороны, то свадьба, то крестины, то драка между мужиками, то бабы друг другу волосья выдирают за одного мужика. За всеми и не уследишь, новостями делиться нужно, так как жизнь наполненная и многообразная.

Верка показала себя хорошей хозяйкой, не ленилась, все на себе тащила. Иногда у Митьки закрадывалась крамольная мысль, что мать нарочно его оженила, чтобы было на кого хозяйство свалить. Потому что хворала она часто, а отец Митьки к тому времени помер, утонул в Ялпужанке. Никто и не знал, как такое с ним приключилось. Шептались — водяной утащил, потому что отец был заядлый рыбак и проводил на воде в своей утлой лодочке чуть ли не все время. Митька привык к жене и даже по-своему полюбил. Ему нравилось наблюдать за ней, как все спорилось у нее в руках, как уверенно она передвигалась по дому, тяжело ступая — крупная, грудастая, с большим задом, глядя на который так и хотелось ущипнуть. Иногда он протягивал руку, но тут же и отдергивал. Верка была хозяйкой и в постели. Допускала к телу не часто, соблюдала меру, чтобы не баловать мужа, но одновременно следила, чтобы у него не возникало соблазна гулять на стороне. Но Митька и так со своими скромными потребностями не помышлял о том, чтобы подкатиться к какой-нибудь бабе. Хотя были, были случаи, когда и Наталья-вековуха, и мужняя жена Анюта намекали ему, когда дверь на ночь не запирают. Но Деревянко делал вид, что намеков не понимает. У него своя есть для таких надобностей. И если бы не сварливый характер да тяжелая рука Верки, Митька был бы, наверное, с ней счастлив. Но от ее лютого характера даже сынок Глеб сбежал из родительского дома, как только в силу вошел. Вот смеху-то было на всю деревню. И позору на голову стариков Деревянко.

Когда Глеб привел в семью молодую жену Люську — тихую, робкую немногословную, свекруха ее сразу невзлюбила.

— И где ты ее только такую надыбал? — упрекала она сына. — Своих, что ли мало? Да в каждом втором дворе девки на выданье — и фигурой крепкие, и приданое за ними немалое…

Это она намекала на невысокий рост и худобу невестки и то, что привезла она с собой небольшой чемоданчик с убогим барахлишком. А привез ее Глеб из Калуги, где служил в армии да там и познакомился с дочкой санитарки военного госпиталя, когда лежал с такими же бедолагами с дизентерией. Люська забегала иногда к матери, да так и познакомились. А какое приданое могла накопить для дочери санитарка, если в доме еще трое младших, а муж харкает кровью, доживая последние деньки и его даже в госпиталь уже не берут? Старик Деревянко невестку полюбил за ее тихий нрав и ласковый взгляд голубых глаз. А Верке, конечно, на городскую красоту было наплевать. Что ей васильковые глазки да робкая улыбка на бледном личике? Ей нужна была помощница на хозяйстве, чтобы справлялась со всеми многочисленными обязанностями играючи, как она сама в молодые годы. Да чтобы бедра были широкие внуков рожать таких же крепких. А эта городская приблуда даже ведро с водой волокла, казалось, из последних сил. Глеб характером тоже не в мать пошел. Не мог оборонить свою жену от материной лютости. Но и уходить из дома боялся, чтобы скандала не было. Так и жили-мучились, и ночами утешал он свою молодую жену, когда та тихо всхлипывала у него на плече, потому что знала — за стеной свекруха прислушивается к каждому звуку. Даже поплакать вволю было страшно. Дождались они однажды, когда мать пироги затеяла лепить на кухне. А сами договорились с соседом, что грузовик подаст поближе к двору, но не к воротам. Чтобы мать не заметила, как они выметаться будут. Все свое небогатое имущество в узлы завязали да через окно и вытащили. И сами в окно попрыгали, задними дворами на улицу выбрались. Кое-кто из соседей с веселым любопытством наблюдал бегство молодой семьи из родительского дома, но никто не спешил доносить Верке, какое кино она пропускает под самым своим носом в то время, когда толкла картошку для начинки. А зато какой скандал разгорелся, когда Верка зашла к молодым попенять, что сидят да милуются в комнате, а дела стоят. А их и след уже простыл! Она даже не сразу поняла, куда они девались и почему в комнате беспорядок. А потом такой хай подняла, что все соседи вмиг собрались, как на похороны. Только слез никто не лил, все держались за животы и смеялись так, как никогда. Досталось бедному старику Деревянко, что не устерег сына.