Александр Прозоров - Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного

• Название: Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного
• Автор: Александр Прозоров
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2004
• ISBN: 5-8378-0124-3

Группа российских пограничников, погибших в бою на горном перевале, воскресает несколько веков спустя. Люди из будущего поручают им странную миссию — отправиться в далекое прошлое, в середину шестнадцатого столетия, и добыть захваченный татарами кастинг — артефакт таинственного предназначения. Задача кажется несложной для видавших виды профессионалов, к тому же вооруженных до зубов.

Но в первой же схватке сержант Андрей Матях понимает, что привычные АКМы и гранаты — не самое надежное средство против сабель и луков и что тактика двадцатого века неприемлема в битвах эпохи Ивана Грозного…

---

— Не-ет!

— Помогите!

— Что вы делаете?! — В последней фразе Рипа услышала материнский голос. — Нет, не тро-о…

— Мама-а!

Девушка, испугавшись за мать, кинулась было к дверце сеновала, но в последний миг испугалась уже за себя, метнулась к кипам сена, зарылась в него. Она еще не поняла, что случилась, но нутром своим, животным непонятным чувством чуяла — происходит нечто страшное, навроде прилета Змея-Горыныча, про которого когда-то сказывала на ночь бабуля.

Со двора доносилось мычание, ржание, торопливый топот, то и дело громко хлопала дверь. От ужаса Рипа затаилась, даже дышать перестала — и тут заскрипела ведущая на сеновал лестница, узкое помещение заполнилось красным пляшущим светом. Девушка закрыла глаза, замерев, как зайчонок под листом лопуха — но услышала, как кто-то решительно разворашивает сено. Бок обожгло от удара ногой, над самым ухом послышался довольный хохот — Агриппина почувствовала, как кто-то вырывает у нее из головы косу, взвыла от боли, отмахиваясь обеими руками, но пленитель не обратил на ее брыкания никакого внимания, оттащил до дверцы и небрежно, словно тюк соломы, скинул вниз. Девушка вскрикнула, больно ударившись о землю, попыталась встать — но едва поднялась, как ее снова поволокли за косу. Кто-то схватил за руки, которыми она держалась за голову, обмотал веревкой, потом пару раз крутанул ею вокруг шеи, отпустил. Рипа от неожиданности упала на колени, а когда поднялась, то увидела, что стоит привязанная к собственной телеге. В телегу была впряжена их же кобылка Еронька, грабители кидали на повозку вещи из их дома.

Только сейчас девушка смогла окинуть взглядом двор: ворота нараспашку, сараи тоже открыты, скотины внутри не видно. Рядом с нагружаемыми телегами гарцуют трое черных всадников с пиками в руках, из дома выволакивают всякое добро странные воины в длинных халатах, меховых шапках, с саблями на боках. Рипа вдруг увидела, как двое грабителей вытаскивают сундук с ее приданым, дернулась — но веревка удержала на месте.

— Но-но! — Один из всадников больно ударил ее древком пики промеж лопаток, и девушка упала на колени. Взгляд ее остановился на распластанном человеке: темные штаны, поршни, широкий кровавый рубец поперек спины, топор под рукой… Сережа! Рипа почувствовала, как из глаз покатились слезы. Она плакала молча, потому что к горлу подступил какой-то тяжелый колючий ком.

Неожиданно телега тронулась. Никто даже внимания не обратил, что одна из пленниц стоит на коленях и не готова идти. Рипа упала, ее проволокло несколько шагов, но потом она каким-то чудом поднялась и побежала за веревкой. Впереди, за первой телегой, точно так же бежали на привязи ее родители.

Разбойники были везде: вынесли ворота первых двух домов, орудовали во дворе напротив, выгоняли обитателей дома дальше по улице, орали возле монастыря. И только сейчас с колокольни покатился во все стороны набатный бой.

Агриппине приходилось бежать со всех ног: возницы старательно погоняли коней. Свернули в Корчагинский проулок, остановились перед нетронутым с виду двором. Всадник ловко вскочил на седло ногами, перемахнул через ворота: загрохотал засов. Вскоре послышались крики, лязг железа. В приоткрывшиеся створки торопливо ринулись остальные воины. Лязг стих. Ворота распахнулись, и на улицу выкатилась бородатая голова с выпученными глазами.

Со стороны монастыря грохнул пушечный выстрел, за ним второй, третий. Кто-то истошно заорал:

— Татары!!!

«Татары!» — внезапным пониманием обожгло девушку, и по спине пополз холодок ужаса.

Снова выстрелила монастырская пушка, и гулкое эхо заметалось над ночными просторами.

Аримхан недовольно сплюнул: русские так и не открыли ворота. Ногайский хан, оставив под своей рукой две полусотни, очень рассчитывал на то, что монахи распахнут ворота, чтобы принять под защиту своих стен убегающих из селения смердов. Тогда быстрая конница, промчавшись сотню саженей от крайних домов до каменных стен, на плечах русских ворвется в крепость. А уж добыча может оказаться такой, что и в мечтах себе не представишь. Но проклятые служители Божии так и не распахнули толстых дубовых створок, оставив полуголых, перепуганных, беззащитных единоверцев бессмысленно биться в ворота либо вжиматься в стены, дрожа от предсмертного ужаса.

Однако стоило нескольким нукерам, соблазнившись легкой добычей, направить своих коней к русским, как стены ожили, из бойниц надвратных церквей и угловых башен одна за другой ударили пушки, выстилая открытое пространство смертоносной каменной картечью, и татары тут же повернули назад. К чему рисковать жизнью, если вокруг в достатке разнообразной добычи?

Конечно, уклонившихся от рабской петли русских можно расстрелять из луков — но к чему тратить время и стрелы? У нукеров рода Исанбетовых сегодня и без того хватает приятных хлопот.

Вот только сотни перед монастырем стоят зря — не откроют монахи ворот, ни за что не откроют.

— Идите, развлекайтесь, — взмахом руки распустил своих нукеров Аримхан. — Веселитесь, я дарю вам этот поселок. Но помните, что перед рассветом мы должны уйти. Русские из соседних селений могут прислать помощь. Торопитесь!

Воины с радостными криками ринулись врассыпную, торопясь урвать свою долю добычи, а их хан, бросив прощальный взгляд на золотые купола, поворотил скакуна и поехал по улице, величественно поглядывая по сторонам. Вот он, его день. Сейчас он всевластен над этим городом. Волен казнить и миловать, волен обогащаться и дарить богатство другим.

Со всех сторон доносились крики, плач, мольбы о пощаде, а изредка — и предсмертные стоны. И Аримхан улыбался, слушая эту ласкающую сердце всякого воина музыку. Помните, русские, кто ваш истинный хозяин и господин, кто в любой миг может оборвать ваши судьбы или использовать вас всех на свое усмотрение. И если кто-то спрячется, уцелеет, не побежит в рабство у татарского седла — пусть знает, что дети, которых он растит, рано или поздно будут услаждать ногайских храбрецов своими телами или расстилать для них в степи ковры и собирать кизяк для господских костров.

* * *

Все, что смог придумать Матях, чтобы облачиться после бани — так это сложить одеяло пополам да обмотать вокруг пояса. Правда, в подобной юбчонке разгуливать по усадьбе он не рискнул, мало зная о моральных принципах и моде людей шестнадцатого века. Просто прошмыгнул от бани на стену да спрятался в отведенной ему комнате. Утром в нормальную одежду переоденется, тогда можно будет и расхаживать, любопытство проявлять. От нечего делать Андрей попытался поспать, потом побродил по терему, снова вздремнул. Когда солнце стало опускаться к горизонту, Прасковья принесла ужин: полуторалитровый глиняный кувшин с холодным квасом, блины с мёдом на серебряном блюде, миску карасей в сметане, копченого леща, несколько небольших ватрушек с начинкой — судя по запаху, из орехов и грибов. А когда сержант, прикинув, что таким ужином можно до отвала накормить стрелковый взвод, изумленно поднял на нее глаза, девушка смущенно ответила:

— Так ведь среда сегодня, боярин. Пост. Хворым, оно конечно, мясное разрешено. Но ведь пост Господень… Его лучше соблюсти.

— Да ничего, — пожал плечами Андрей. — Я, пожалуй, и на этом… скоромном выдержу. Может, хоть перекусишь за компанию? А то тоскливо как-то одному.

— Я боярин, в пост только хлеб и квас употребляю, — покачала головой Прасковья.

— Да-а, — усмехнулся Андрей. — Выгодная из тебя жена получится. Не ешь ничего, приданое богатое. Поди, женихи так вокруг и вьются?

— Нет, боярин, — покраснела девушка, — дядюшка нам с сестрой мужей пока не искал. В Москву осенью поедет, обещался про достойных да родовитых бояр узнать, что жен еще не имеют.

— Что, Илья Федотович вместо тебя мужа выбирать станет? — удивился Матях. — А вдруг он тебе потом не понравится?

— Да как же не по нраву придется?! — даже испугалась Прасковья. — Илья Федотович нам добра желает. Плохого жениха не привезет.

— Ты еще скажи, что только под венцом его увидишь.

— Нет, почему? Как сваты приедут, так мы друг на друга и посмотрим.

— Ишь ты. — Андрей поднялся во весь свой двухметровый рост, оказавшись выше девушки почти на три головы, шагнул к ней: — А ну как другой кто-то люб окажется? Что тогда?

Но Прасковья вместо ответа пискнула, как придавленная колесом мышь, глаза ее испуганно округлились, и она шмыгнула за дверь. Матях поднял лицо к близкому потолку, ковырнул ногтем сучок на одной из жердин.

— Да, хорошо поговорили. Ладно, будем считать, что попытка поухаживать за туземкой прошла на троечку. Надо тренироваться.

Он вернулся к столу и приступил к трапезе, по армейской привычке стремясь набить желудок до отказа. Кто знает, когда удастся перекусить в следующий раз? В результате лещ и караси были истреблены полностью, ватрушки с орехами и блины — частично. Грибной выпечки он отведать уже не смог, поскольку брюхо оказалось наполнено до самой гортани и Матях был не в силах даже наклониться без риска, чтобы что-то не вывалилось обратно на стол. Тем не менее до всему телу растеклась приятная истома. Вот только лечь и закрыть глаза Андрей не мог — в обильном чревоугодии имелись, как выяснилось, изрядные минусы. Пришлось стоять у окна, вглядываясь в залитые предзакатными лучами поля и луга, уходящие к самому горизонту, и ждать, пока желудок не переварит часть угощения, освободив место для дежурящей в пищеводе партии.