Даниил Гранин - Искатели

• Название: Искатели
• Автор: Даниил Гранин
• Издательство: Юношеская библиотека Лениздата
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

В романе «Искатели», изображая историю создания локатора, автор не описывает технологические процессы, а вводит нас в перипетии сложных и противоречивых конфликтов. В романе описываются ученые, их самозабвенная работа, поиски, исследования. На фоне замутненной политическим безвременьем жизни, в книгах Гранина воплощался мир людей, по-новому мыслящих, свободных, решительных, самостоятельных.

---

А в отчетах зато ставился процент. Это автоматизация, по-вашему? Это обман!

— Я писала. Я вам покажу копии докладных. Потапенко и главный инженер знали.

— Заготовили себе соломку, чтобы мягче падать. — Андрей сел за стол, взял заявление, печально повертел в руках. — Я представляю, сколько сил вы ухлопали. Сейчас самая драка разгорается… — Он позабыл свою молодую начальническую суровость. — Не понимаю, неужели так спокойно можно зачеркнуть полтора года своей жизни?

Она хмурилась, кусала губы, но глаза неудержимо наполнялись слезами.

Так странно было видеть слезы на ее строгом лице, так не вязались они со всем обликом не склонной к шутке, сдержанной Майи Устиновой, что Андрей растерялся.

На его счастье, зазвонил телефон. Он поднял трубку. Начиналось диспетчерское совещание.

Майя вышла, медленно притворив дверь. В «инженерной» к ней подошел Кривицкий.

— Бушует. А? — сочувственно спросил он. — Ничего, помню, вы тоже поначалу горячо брались.

Майя криво улыбнулась. Да, она помнила, слишком хорошо помнила.

— Кривицкий, вы верите вообще в людей? — спросила она, не прерывая хода своих мыслей.

— Ого! — усмехнулся Кривицкий. — В моем возрасте непривычно философствовать на такую тему. Я прежде всего стараюсь увидеть человеческие недостатки.

— Вы заметили их у Лобанова? — задумчиво спросила Майя. Кривицкий церемонно взял ее под руку.

— Майя Константиновна, обсуждать качества начальника рискованно, хотя и приятно. Все же рискнем: Андрей Николаевич — романтик! — Кривицкий сделал страшное лицо и продолжал шепотом: — Нис-про-вер-га-тель! Не улыбайтесь, есть такая симпатично-безнадежная категория. Ну-с, и, обладая подобной точкой опоры, он будет переворачивать мир, невзирая на технику безопасности. Начнет с того, что перессорится с начальством. Затем возможны два варианта: либо смирится, либо плюнет и уйдет, оставив нас у разбитого корыта.

— Да… в одиночку ему не справиться, — сказала Майя, думая о своем.

Он выпустил ее руку, придвинул кресло.

— По законам старой драматургии, вам следовало вставлять ему палки в колеса. По крайней мере злорадствовать. На худой конец, швырнуть ему просьбу об отставке.

— Как? — очнувшись, переспросила Майя.

— Уйти в отставку. Но вы не обладаете для этого необходимым количеством пережитков. Так вот, знайте, — меняя тон, серьезно сказал он, — если, вопреки моим предсказаниям, ваш Лобанов добьется хоть чего-нибудь реального, если хоть где-нибудь треснут наши задубелые порядки, тогда я его союзник. — И такая необычно свирепая решимость проступила на лице Кривицкого, что Майе стало почему-то стыдно. Но и он смущенно откашлялся и сказал со всегдашней иронией: — К сожалению, скептики и циники вроде меня легче других становятся пророками.

Безрассудная запальчивость была вообще свойственна Андрею. В этом отношении Кривицкий был прав. Однако он не учитывал другого — научной добросовестности, с которой Андрей привык подходить к каждому вопросу.

Никогда раньше Андрей не сталкивался с экономикой. Теперь на каждом шагу он упирался в какие-то неведомые статьи расходов. Ему приходилось иметь дело с фондами на зарплату, с лимитами по труду, с нормами — все это наваливалось, связывало по рукам и ногам, и, не умея разобраться во всех этих тонкостях, он был беспомощен.

Прямота, свойственная Андрею, подсказала ему самый короткий путь. Он пришел в бухгалтерию и, разведя руками, сказал:

— Помогите мне. Научите. Я абсолютный невежда в вашей науке, но без нее мне не обойтись.

Главный бухгалтер, проработавший в Управлении свыше двадцати лет, слывший человеком бессердечным, встретил его сухо и подозрительно. Два дня он наблюдал, как Лобанов, отложив в сторону лабораторные дела, с утра садился в бухгалтерии, постигая тайны статей расходов и ассигнований.

Ожесточенное в непрерывных боях сердце главного бухгалтера постепенно смягчалось. Ему нравилось, что новый начальник лаборатории уважительно называл бухгалтерию наукой и, не кичась своим ученым званием, почтительно слушал счетовода, двадцатилетнюю Машеньку.

Но бухгалтерия не только наука, она — искусство. И главный бухгалтер, взяв в свои руки дальнейшее образование Лобанова, открыл перед Андреем сущность финансовой жизни предприятия.

Он показал, как вдумчиво, по всем направлениям идет борьба за экономию каждой копейки. Раньше Андрей считал главным занятием бухгалтеров вовремя выдавать зарплату и бороться с растратами. На самом же деле речь шла о более серьезных вещах — об огромных ценностях, залежавшихся на складах «запасливых» хозяйственников, о начатых и законсервированных стройках…

— Финансовая политика нашего предприятия… — любил говорить главный бухгалтер. Больше всего Андрея изумляло, что этот пожилой человек, словно вросший в огромный письменный стол, где в каждой мелочи сказывался годами установленный порядок, этот человек с черными сатиновыми нарукавниками, с каллиграфическим почерком — словом, со всеми приметами канцеляриста, — оказывается, превосходно знал производство. Он свободно разбирался в особенностях каждой станции; оборудование лаборатории он знал лучше, чем Андрей.

В шумных комнатах бухгалтерии, на столах, заваленных бумагами, где стояли длинные ящики картотек, щелкали костяшки счетов, трещали арифмометры, люди вели самую настоящую исследовательскую работу. Они изобретали средства, повышающие рентабельность. По неуловимым признакам выявлялись слабые места отдельных электростанций, и сразу же заботливая и грозная рука главного бухгалтера останавливала, предостерегала, показывала.

И Андрей начинал понимать, что упрекать главного бухгалтера в бесчеловечности могут лишь близорукие эгоисты, для которых интересы цеха выше интересов государства.

После ухода Андрея главный бухгалтер задумчиво сказал:

— В человеке важен не чин, а начин.

Таким же образом Андрей познакомился с отделами труда и зарплаты, с плановым отделом. Таинственные кабинеты Управления, где чем-то занимались десятки людей — плановики, экономисты, — оказывались такими же необходимыми для Энергосистемы, как машинные залы и котельные, в которых работали машинисты турбин и кочегары.

Андрей по-иному стал смотреть на мир, окружавший его. Работа лаборатории составляла частицу работы всей системы, и все это надо было заранее обеспечить материалами, найти средства, разумно их истратить.

В кабинете Андрея висел написанный им от руки плакатик: «Курите дома!», под ним он прибил новый: «Техника = физика + экономика». Но физики не было.

Каждый вечер он прятал свою лиловую папку в стол, так и не успев притронуться к ней. Жизнь воздвигала все новые препятствия между ним и локатором. Все требовало времени. Он дрожал над ним, как скупец, и все же ему пока не удавалось выкроить и часа в день для работы над локатором.

Единственное, в чем он не мог отказать себе, — это в свиданиях с Ритой.

После них он чувствовал в себе неукротимое желание работать (работой он называл локатор, все остальное было подготовкой), и это желание копилось в нем, бесплодно перегорая. «А может, вернуться в институт, — думал он, — пока из-за моего упрямства меня не засосало с головой?»

Усталый, он валился на кровать, стараясь поскорее заснуть, чтобы избавиться от своих малодушных мыслей.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Солнце забиралось в спальню с утра. Сперва оно захватывало тот край подоконника, где стоял столетник. Потом лучи вспыхивали радугой среди туалетных флаконов, ползли по стене, двигались к картине. В это время Виктор вставал и шел в ванную. Следом за ним бежал Вовка. Лизе было слышно, как они плещутся и шлепают друг друга по спине.

Затем они завтракали, позвякивая ложками. Внизу нетерпеливо сигналил шофер. Виктор на цыпочках входил в спальню и целовал Лизу. Она слабо улыбалась, не открывая глаз. Из детской доносился приглушенный шум — это Клава торопила Наденьку одеваться и уводила в детскую группу. Лиза оставалась одна…

Солнце подступало все ближе к кровати. Косая тень изголовья тянулась через ковер. Мысли скользили мелкие, легкие, но глубоко внутри они всякий раз, как маятник в часах, двигали большое колесо какого-то трудного раздумья.

Лиза ждала, когда солнечный квадрат окна вползет к ней на подушку. Она могла лежать хоть до вечера. Никто не торопил ее, нигде ее не ждали.

После того как Андрей начал бывать у них, налаженный ход ее жизни как-то непонятно нарушился. Временами она, словно посторонний зритель, наблюдала за собой, за мужем, за детьми. Она не оценивала, не сравнивала, ей хотелось представить себе, что мог увидеть в их доме Андрей.

В том мирке, который окружал ее, их семья считалась образцом счастливой семьи. Они с Виктором привыкли взимать, как дань, с окружающих хорошую, уважительную зависть к своему счастью. Андрей не только не отдавал этой дани, но Лиза заметила, что с каждым его посещением в нем росла какая-то неловкость и скука. Именно потому, что это чувство было чем-то знакомо Лизе, она сразу обнаружила его у Андрея.