Гарольд Карлтон - Ярлыки

• Название: Ярлыки
• Автор: Гарольд Карлтон
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-193-6

Майя Стэнтон, Дэвид Уинтерс и Маккензи Голд впервые встречаются в школе «Макмилланз», куда с трудом поступают, мечтая о карьере кутюрье. Они завоевывают славу в 60-е годы, поразившие сексуальной революцией и синтетикой, хиппи и «Битлз». Каждый из молодых людей отдает свою дань времени. Но уходят 60-е, и подобно тому, как среди дешевого блеска неона и синтетики возрождается элегантность и высокая мода — «от кутюр», так и над сексуальной свободой и наркотическим раем, увлекшим многих, торжествуют вечные человеческие ценности: доброта, преданность и способность любить.

---

— Да, Майя, — окликнул он ее. — А вы делаете какие-то наброски дома, в уик-энды?

— Да, всегда.

— Вы можете приносить мне ваши рисунки каждую неделю. Мне хочется наблюдать за вашим ростом.

Майя покинула салон, чувствуя себя намного лучше. То, что сказала Жозефина, не имеет значения, говорила она себе. А то, что Филипп сказал ей своим взглядом, не было плодом ее воображения, не могло быть. Невозможно вообразить что-то столь явное, как это выражение его глаз.

Она долго бродила вдоль Сены в этот вечер, погруженная в раздумья. Придя домой, она надолго легла в горячую ванну, перед ее внутренним взором неотрывно стояло лицо Филиппа. Закинув руки за голову, она разглядывала себя в запотевшем зеркале, обращая внимание на линии своих грудей, их полноту. Они были молодыми и упругими. Майя дотронулась до розовых сосков, воображая, что бы она почувствовала, если бы их коснулся Филипп. Она представила, как они занимаются любовью, совсем иначе, чем тогда, когда Дэвид накинулся на нее. Филипп был бы нежным и чутким с ней. Но она знала, что в нем есть и что-то электризующее, животное. Это было видно по его чувственному рту и глазам. Впервые в жизни она обнаружила, что ей хочется, чтобы к ней прикоснулся мужчина — Филипп. Она легла спать, ощущая какую-то неудовлетворенность и незавершенность.

Палата высокой моды, профессиональный орган с большими претензиями и с маленькой властью, информировала Филиппа Ру, что в соответствии с составленным расписанием первый показ его новой коллекции прессе назначен на последнюю среду июля. Подготовку одежды они начали в начале июня.

Майя испытывала некоторый страх. Эта коллекция должна была определить ее положение в доме. Если он использует ее наброски хотя бы в качестве исходной точки, она будет чувствовать себя частью этого дома, а стало быть, и его самого.

Студия стала наполняться рулонами тканей, полученных от лучших текстильных фирм Европы. Филипп Ру должен был составить коллекцию примерно из пятидесяти предметов. Ход жизни в салоне изменился. Швеи перестали готовить одежду для частных клиентов и ожидали указаний Ру, чтобы начать каторжный труд по изготовлению опытных экземпляров одежды из холста. Она подгонялась и переделывалась на манекенщицах, а затем снова поступала в мастерскую, распарывалась на части и превращалась в выкройки. Эти выкройки были лишь второй стадией сложного процесса конструирования костюмов и пальто и магического перевоплощения.

Подбор ткани был самой ответственной частью работы. Филипп несколько раз вызывал Майю в студию, чтобы вместе с нею взглянуть на ткани. Тяжелые рулоны шерсти, саржи или твида были для него сырым материалом, а он относился к ним с уважением скульптора, приглядывающегося к мраморной глыбе.

— Почувствуй ее! — наставлял он Майю, прощупывая ткань. Она всегда была высшего качества, тонкая, мягкая, дорогая, до девяноста долларов за метр.

Майя постоянно делала наброски в своем альбоме. Иногда она оставляла его в студии. Однажды в полдень она вошла туда, чтобы что-то исправить, и увидела, как Филипп перелистывает альбом и внимательно разглядывает ее модели. Он поднял голову, когда она вошла, и почти виновато сказал:

— Это интересно, Майя. — Потом передал ей альбом и добавил: — Я привык отталкиваться от эскизов, сделанных другими людьми. Иногда я даже вижу в них то, чего вы и не собирались сказать. — Он мягко дотронулся до ее руки: — Может быть, вы сможете помочь нам в студии, когда мы начнем более интенсивно работать над коллекцией?

О, вырваться из мастерской с ее надоевшим шитьем и бессмысленной болтовней девушек! Она постаралась, чтобы в ее глазах отразился энтузиазм. Дома она не делала ничего, кроме того, что набрасывала и перерисовывала свои модели.

Через неделю она взяла стопу рисунков, чтобы показать ему. Во вторник он вызвал ее из мастерской, и все девушки глядели ей вслед и судачили, когда она выходила. Он привел ее в маленькую кладовку в конце коридора. Комната была освобождена от полок и шкафов, а вместо них поставлены стол и стул.

— Это будет ваша собственная комната. Здесь вы будете рисовать, — торжественно сказал Филипп. — Но вы должны все время держать дверь закрытой, чтобы клиенты, приходящие на примерку, не могли вас видеть.

Она оглядела крохотное пространство, тесное, словно встроенный платяной шкаф, и на мгновение ощутила панику от мысли, что ее могут здесь запереть. Он будто уловил ее мысль и быстро пообещал:

— Большую часть времени вы будете проводить вместе с нами в студии.

Теперь она приобрела право пользоваться парадной лестницей и по утрам получать отрывистое «Бонжур!» от мадемуазель Жозефины. Это ее приветствие звучало почти как «Пошла к черту!»

Каждый раз, приходя в студию, прежде чем тихо занять место в своем закутке, Майя окидывала взглядом доску с объявлениями, на которую Филипп приколол кнопками некоторые ее рисунки. Случалось, что он прикреплял к ним кусочки тканей. Однажды она заметила, что он вырвал из блокнота для набросков, который она ему показывала, несколько рисунков, не спросив ее. Означало ли это, что он в самом деле собирался пустить их в ход? Спросить об этом она не осмелилась. Когда Филипп работал, атмосфера в студии была благоговейной, царила тишина.

В другой день, когда она принесла в студию несколько моделей, сердце ее едва не выскочило из груди. Филипп подгонял холщовый прообраз будущего платья на живой модели. Это было созданное по ее дизайну платье для коктейля, с прихваченными полосами ткани, спускающимися с каждого плеча, одной — свободной висящей, другой — закинутой назад.

— Видите этот шов? — Филипп указал на линию талии. — На вашем рисунке он располагался слишком высоко. Женщины предпочитают удлиненный торс. Я опустил его… смягчил… — Он осторожно подобрал двойную нить, пронизывающую талию, так что платье свободно опустилось мягкой, летящей линией. Майя наблюдала за ним, едва дыша. Лучший дизайнер Парижа — а может быть, и всего мира — превращал ее дизайн в платье! В зеркале Майя улыбнулась Элизабет, модели. Она не была красоткой, манекенщица «второго ряда», на которой подгоняли одежду, но которую никогда не выпускали на демонстрацию.

Прямо на их глазах Филипп зашпиливал и собирал холст, лепил его как скульптор пальцами, словно в его руках была глина. Потом он попросил Элизабет выбраться из заколотой со всех сторон одежды и перенес это сложное сооружение на свой рабочий стол. Он разметил мелком ткань, ловко перешпилил несколько швов и снова примерил на модели. Теперь линия талии приспустилась, легла спереди изогнутой линией, делая торс манекенщицы стройнее и длиннее. Майя видела, как работает великий мастер моды — волшебство, благодаря которому так высок спрос на его одежду. Это лесть фигуре, это подчеркивание женственности и делало платья Филиппа особенными. Он восхищался женским телом, и это проявлялось в его платьях. Вот что делало их уникальными, такими привлекательными и желанными.

Он тронул Майю за руку.

— Хотите попробовать подогнать спину?

Она никогда не обучалась в «Макмилланз» подгонять спину. Она сделала попытку пришпилить большой край холста к плечевому шву, но, как всегда, он был слишком жестким, слишком неподатливым, чтобы ниспадать как шелк, из которого должно было быть сшито это платье. Тогда она попыталась сообщить его массе изящную плавность, но он коробился неуклюже и жестко. Когда наконец край был кое-как закреплен и Майя отступила на шаг, руки ее вспотели от напряжения, она чувствовала, что провалилась.

— Quelle atrocite![20] — вскричала она, и все засмеялись. В это мгновение вошла мадемуазель Жозефина и взглянула на сцену со сдержанной улыбкой.

— Развлекаетесь? — спросила она.

— Майя драпирует модель, — объяснил Филипп.

— Но она позирует с девяти часов, Филипп, — забрюзжала Жозефина. Филипп потянулся к платью и аннулировал всю работу Майи, а затем несколькими булавками быстро закрепил все так, что платье приобрело вид легкого, свободно ниспадающего.

— Меня никогда не учили работать таким способом, — со вздохом сказала Майя.

— Потребуется большая практика, пока вы овладеете этим, — утешил ее Филипп.

Жозефина помогла Элизабет высвободиться из платья, внимательно разглядывая его, потом отнесла на рабочий стол.

— Может быть, работать с этими деталями было бы легче, если бы они были en bias?[21] — спросила она Майю, глядя горящими глазами.

Майя нахмурилась.

— Что вы имеете в виду?

— En bias! Разрезанные по диагонали! Вы, конечно, знаете, что это такое? — Жозефина показала жестом, что имеет в виду.

Майя покачала головой, озадаченная неожиданным вопросом.

— Конечно, я знаю — но я всего лишь пыталась использовать тот кусок ткани, что мне дал Филипп…

— Но вы должны были разрезать его по косой линии! — вскричала Жозефина. — Это все должны знать!