Поль Феваль-сын - Кокардас и Паспуаль

• Название: Кокардас и Паспуаль
• Автор: Поль Феваль-сын
• Издательство: Дом
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-85201-215-7, 5-85201-212-2

Романы «Марикита», «Кокардас и Паспуаль» завершают серию книг о приключениях Горбуна – отважного де Лагардера. Их действие разворачивается во Франции и Испании XVIII века.

---

Разумеется, почтенный министр, как раньше канцлер, позабыл упомянуть о расточительных оргиях Филиппа Орлеанского и о его долгах; только вскользь упомянул о банкротстве господина Лоу, бывшего генерального контролера финансов; ни словом не обмолвился о нравах двора, прославившегося распутством на всю Европу. Все что ни делалось, было к лучшему в лучшем из королевств. Нельзя сказать, чтобы юный монарх внимательно слушал эти елейные речи. Он предпочел бы, чтобы ему рассказали о приключениях Железной маски или же о подвигах графа де Лагардера. Всего несколько дней назад не было человека счастливее его: мысль, что он станет, наконец, королем, переполняла юное сердце радостью и гордостью. Сейчас ему пришлось убедиться, что королевские обязанности – и, в частности, право вершить суд – могут быть столь же скучными и утомительными, как ежедневные занятия с кардиналом Флери, наставником царственного отрока.

Тем не менее, он восседал на троне с величественным видом, ничем не роняя своего новообретенного королевского достоинства, хотя и думал при этом о свадьбе Лагардера и Шаверни. В каких словах следовало ему выразить свое желание, чтобы не обидеть всех этих стариков, закутанных в меха? Многие из них уже и теперь явно помышляли о том, как бы скорее добраться до дома, поближе к теплому камину, и согреть возле него свои дряхлые члены. Вряд ли этим подагрикам придутся по нраву сквозняки в церкви Сен-Маглуар.

Подобные размышления доказывали, что Людовик XV был все еще ребенком, а не королем. Властителю достаточно приказать – и все склоняются перед его волей.

Итак, монарх пропустил мимо ушей замечательную речь господина д'Арменонвиля и, будучи погружен в свои мысли, даже не заметил, насколько она длинна.

Затем наступил момент, которого с нетерпением ожидали друзья Филиппа Орлеанского. Король поблагодарил их за верную службу в теплых словах – ни разу не сбившись и не оговорившись, ибо утром выучил необходимые приветствия при помощи кардинала Флери.

Все присутствующие по очереди подходили к трону и с глубоким поклоном приносили присягу верности новому владыке. Был уже шестой час, и король начал проявлять нетерпение. Наклонившись к регенту, он произнес:

– Кузен, сообщите этим господам о нашем желании.

Герцог Орлеанский выступил вперед. Воцарилось глубокое молчание. И первые же слова регента ошеломили присутствующих, ибо никто не ожидал подобного завершения церемонии. Лагардеру оказывалась неслыханная честь – сам король намеревался присутствовать на его свадьбе. Старые придворные изумленно переглядывались, не веря собственный ушам. Однако молодые дворяне слушали Филиппа Орлеанского с восторгом: первое деяние юного короля предвещало появление великого монарха, способного затмить даже Людовика XIV. Ибо все знали о подвигах и доблести Лагардера, а многие были с ним знакомы лично. О его мужестве в бою могли поведать маршал Бервик и принц Контн; их слова подтвердили бы господин де Рион и полковники, воевавшие в Испании; было что добавить и маркизу де Сент-Эньяну, а также маршалу д'Эстре; наконец, свидетелем мог бы выступить и сам Морис Саксонский.

Если бы Филипп Орлеанский попросил сейчас друзей Гонзага откликнуться, ответом ему было бы недоуменное молчание. Но разве могло это остановить Филиппа Мантуанского, который был готов на все, дабы свершить свое последнее преступление? Разумеется, он не знал, что к церкви Сен-Маглуар направляются король и регент в сопровождении многочисленной свиты, – но не отступил бы, даже если бы его об этом уведомили. Он поставил на карту все – и намеревался доиграть свою партию до конца во что бы то ни стало.

Гонзага, случалось, доверял вести свои дела Пейролю, ибо в коварстве тот почти не уступал хозяину. Но это происходило только тогда, когда ситуация не внушала тревоги. В моменты же высшего напряжения и опасности – как сейчас – принц всегда брал бразды правления в свои руки и, разработав во всех деталях план действий, никому не уступал право на решающий удар. Так было во рву замка Кейлюс, так было при похищении Авроры, так было, наконец, и во время недавнего пожара на ярмарке Сен-Жермен.

Вот и сегодня он готовился заманить в ловушку своих врагов, не советуясь ни с кем. На столе перед ним лежали две коротенькие записки, в каждой из которых было всего по нескольку строк. Они были написаны рукой принца, но ни одну из них не украшала его печать, почерк на обеих был подделан – подделан настолько хорошо, что Гонзага улыбнулся самому себе злобной улыбкой, напоминающей волчий оскал. Эти жалкие клочки бумаги несли смерть по меньшей мере двоим людям. Свернув записки вчетверо, он сунул их в карман камзола.

Принц был с ног до головы одет в черное. Такой же зловещий мрак царил и в его душе. Весь день он ходил из угла в угол по своей комнате, лишь изредка присаживаясь к столу. Ненависть и жажда мести переполняли его сердце. Раскаивался ли он? Нет, для этого Гонзага был слишком горд. Впрочем, в преступлениях всегда бывает некая грань – если ее перейти, то назад уже нет дороги… и нужно идти все дальше, спускаться все ниже, ибо остановиться способен лишь тот, кто еще способен ощутить угрызения совести. Подобным слабостям принц был чужд, не давая поблажки и сообщникам, которых безжалостно третировал при малейшем признаке отступничества и вновь увлекал за собой на путь кровавых злодеяний.

В этом отношении один лишь Пейроль был вполне достоин своего господина: фактотум всегда смотрел в будущее и вспоминал о прошлом только для того, чтобы избежать ошибок, помешавших довести преступление до конца.

В этот день интендант часто заглядывал в комнату Филиппа Мантуанского, дабы рассказывать принцу о последних событиях.

Было два часа пополудни, когда костлявая фигура фактотума вновь выросла на пороге. Гонзага, погруженый в раздумья, не услышал его шагов. Но на столе перед принцем стояло серебряное зеркало, и в нем вдруг появилось лицо, искаженное гримасой ненависти. Пейроль смотрел в спину хозяина, улыбаясь отвратительной улыбкой, ибо уже предвкушал момент своего торжества: если Филипп Мантуанский падет от шпаги Лагардера, то все богатства, накопленные ценой преступлений, достанутся интенданту.

Гонзага увидел эту улыбку. В очередной раз ему пришлось убедиться, что хищников нельзя привязывать к себе – их можно только укрощать. Но раньше или позже зверь все равно покажет зубы. Принц понял, что отныне может рассчитывать только на самого себя. Он поднял голову, и на лице Пейроля тут же появилось привычное угодливое выражение. Фактотум сообщил, что в церкви Сен-Маглуар все уже готово к свадьбе, однако вокруг наблюдается какое-то непонятное оживление. Впрочем, причиной тому может быть популярность имени Лагардера. Целая туча нищих окружила кладбище, словно стая ворон.

По обычаю, в день свадьбы невеста раздавала милостыню, поэтому попрошайкам дозволялось толпиться вокруг церкви. Однако, если ожидалось большое стечение народа и храм Божий не мог вместить всех приглашенных, тогда портал оставляли открытым, дабы церемонию могли видеть оставшиеся на паперти, а нищих безжалостно разгоняли еще до прибытия свадебного кортежа. Лишь немногим – самым ловким или привилегированным – удавалось получить законную мзду. Еще труднее было им сохранить свою добычу, ибо неудачливые собратья прятались поблизости и по окончании торжества налетали на счастливцев, пуская в ход костыли и кулаки. Тогда зрители становились свидетелями чудесных превращений: недавние паралитики улепетывали с резвостью молодых пажей, а те, кто только притворялись кривыми, вдруг и впрямь лишались глаза после ловкого удара палкой.

Невозможно было узнать, кто предупредил всю эту свору о сегодняшнем венчании, но было похоже, что весь бывший Двор чудес собрался у церкви Сен-Маглуар.

Гонзага удовлетворенно улыбнулся при этом известии. На подобных каналий всегда можно было рассчитывать в грязном деле, и принц решил, что кого-нибудь из них непременно надо будет использовать.

В феврале темнеет быстро. Уже в четыре часа бледное зимнее солнце, выглянувшее ненадолго для того, чтобы воздать честь юному монарху, скрылось, оставив после себя тусклое серое небо, и вскоре над городом начали сгущаться сумерки.

Зато неф церкви Сен-Маглуар заблистал тысячами огней; блики их заплясали на витражах. Никогда еще старая церковь не выглядела столь великолепной: ее сверкающие окна походили на фейерверк, зажженный среди кладбища, медленно погружающегося во тьму.

Филипп Мантуанский с вызовом глянул на ярко освещенный портал с распахнутыми дверями, а затем опустил взор на черные надгробья.

– Светло и радостно в сердце Авроры и Анри де Лагардера, – сказал он, – а в моем сердце темная ночь! Кто одолеет: мрак или свет? Время идти, господа!

Один за другим сообщники принца проскользнули в тупик и затаились на кладбище среди могил в тени кипарисов и в самых потаенных углах. Замыкал шествие Пейроль.