Мариан Брандыс - Мария Валевская

• Название: Мария Валевская
• Автор: Мариан Брандыс
• Издательство: Ставрополь
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-86722-067-2

В мировой истории много интересных судеб. Литература часто обращается к описанию жизни королей, великих полководцев и других сильных мира сего. Но не менее интересны и судьбы людей, окружавших их.

В центре внимания видного польского писателя Мариана Брандыса художественная и вместе с тем строго документированная реконструкция внутреннего мира героя – любовницы и верного друга Наполеона Марии Валевской.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

– Ну и что? Как вы теперь будете выглядеть? Вот треснувшая брошь. Надо все же ее приколоть…

… … … … … … … … …… … …

Храни меня Бог! Мой лоб не медный, и я никогда не буду гордиться позором, который вы зовете моим триумфом. Я могу появиться кающейся грешницей, но никак по триумфаторшей.

Но нужно было что-то решить. Все голоса настроены на один лад. Притязания всех одинаковы. Моя семья заодно с тем, кто должен бы ясно провидеть, все разделяли одно и то же восхищение.

Я быстро оделась. Цветы приняты только к бальному платью. Это избавило меня от букета и от листьев зеленого лавра, хотя они были для меня символом надежды.

Мое появление в салоне мадам М. М. (Мостовская, Малаховская или Матушевич) вызвало сенсацию. Вокруг меня толпились. С любопытством разглядывали меня. Большинство были мне незнакомы, и все же мне казалось, что все видят на моем челе следы вчерашней встречи.

Совершив требуемые обычаем формальности по отношению к хозяйке дома и дамам выше меня рангом, е. и. в. обратил на меня внимание. Брови его вскинулись вверх. Неудовольствие как будто виднелось во всех чертах лица. Он смерил меня проницательным и пытливым взглядом, потом вдруг приблизился ко мне. Я чувствовала себя, как под пытками, опасаясь публичной сцены.

Чтобы избежать ее. я приложила в знак примирения руку на то место, где должен был находиться букет. Я увидела, что это успокоило его. Его рука ответила на этот знак. Он затрепетал.

Когда садились за стол, он подозвал к себе Дюрока и что-то сказал ему на ухо.

Меня усадили, как в первый раз, и как только представилась возможность, мой сосед засыпал меня упреками.

– Я понимаю, – ответила я как можно тише, – что вы удивлены, приглядевшись ко мне; я не притронулась к шкатулке, она осталась в руках особы, которой вы ее вручили. Я никогда не приму подобных подарков. Господин маршал, расценивайте это как категорический ответ. Неужели я осмелилась бы явиться сюда, украшенная такими подарками? Скажите ему, что мою привязанность и живое восхищение не покупают дорогими подарками. Надежда на наше будущее, вот что нужно…

– И вы, сударыня, еще сомневаетесь? Неужели он не дал вам ее? Ведь несмотря на вашу несправедливость, он вамп очень захвачен. Я понимаю его взгляд. Посмотрите, он как будто принимает участие в общем разговоре, а его рука на сердце показывает, что отсутствие бриллиантового букета беспокоит его. Садясь за стол, он велел мне напомнить вам об обещании быть вечером. О, сударыня, не обманите, если вам очень важно, чтобы он сдержал свое обещание. Вы должны сознавать цену подобной победы, а тем временем, осмелюсь это сказать вам, я нахожу вас совсем иной, совершенно лишенной пламенного порыва, иной, чем в Блоне. А что меня еще больше удивляет, так это то, что он гораздо больше влюблен, чем когда-либо.

Успех, о котором мечтают все, завидовать которому будут все, этот успех достался вам. Устелите же цветами тернии его жизни, ибо у него их так много. На высокое положение люди смотрят с завистью…

Что я могу вам[26] сказать? Вторая встреча была окружена такими же предосторожностями, как и первая.

Он был какой-то оживленный, озабоченный, взгляд угрюмый. Помог мне снять плащ.

– Ах, пришли наконец-то. Я уже лишился надежды увидеть вас, – сказал он, помогая мне снять шляпу и усаживая в кресло. – Ну что ж, оправдывайтесь в тех прегрешениях, в коих я вас виню. Зачем было вызывать во мне чувство, которое вы не разделяли? Почему отказ распространился и на лавр? Почему вы это сделали? Я рассчитывал на столько приятных минут, а ты лишила меня их. Моя рука не покидала сердца, а твоя оставалась недвижной. Только один раз ты ответила на мой знак. О Мари, ты не любишь меня, а я тебя люблю страстно. Откуда это все?

Он гневно ударил себя в лоб. После минутной тишины, которой я не смела прерывать, он воскликнул:

– Вот она, истинная полька! Это только утверждает меня во мнении, которое я имел о вашем народе!

Я обрела речь и воскликнула:

– Помилосердствуйте, сир, скажите мне его!

– Хорошо, Мари, я считаю этот народ пылким и легкомысленным. Считаю, что поляки делают все, повинуясь фантазии, а не рассудку. Энтузиазм у них бурный, шумный, минутный, но они не умеют им управлять и преодолевать его. Не ваш ли это портрет, прекрасная полька?

Разве не примчалась ты, как безумная, рискуя, что тебя задавят, лишь бы увидеть меня, лишь бы меня разжечь? Мое сердце похитили эти взгляды, такие прочувствованные, эти слова, такие страстные… а потом ты исчезла. Я ищу тебя повсюду, не могу найти, а когда ты являешься, одной из последних, я нахожу в тебе только лед, тогда как я горю.

Послушай, Мари! Знай, что я всегда, сочтя что-либо невозможным или трудно достижимым, стремился к этому с еще большим жаром. Меня ничто не отвратит. «Нельзя» – пришпоривает меня, и я иду вперед. Я привык к тому, что судьба всегда уступает моим желаниям, твое сопротивление меня покоряет, твоя красота ударяет в голову, хватает за сердце.

Я хочу, хорошо пойми это слово, я хочу тебя заставить полюбить меня. Мария, имя твоей родины возродится благодаря мне. Благодаря мне ее ядро еще существует. Я сделаю больше того. Но помни, как эти часы, которые я держу и которые разбиваю на твоих глазах (и действительно часы полетели к моим ногам), точно так же исчезнет ее название и все твои надежды, если ты доведешь меня до отчаяния, отвергая мое сердце и отказывая мне в своем.

Обессиленная тревогой, я рухнула у его ног. Он был в состоянии невыразимого неистовства.

Опустим занавес перед сценой, которую я хотела бы вычеркнуть из жизни ценой своей крови.

Вы знаете, что это необычайный человек, это вулкан, охваченный честолюбивыми страстями, но его любовная страсть не менее бурная, хотя не столь продолжительная.

Тот, кто видел мир у своих ног, был у моих. Он осушал мои слезы, которые струились потоками.

(…)

Я не могла отступить. Оставалось идти вперед по этой каменистой стезе, которую проложила моя безумная экзальтация.

Жертва была принесена. Теперь оставалось только пожинать плоды, получить то единственное, что могло бы оправдать мое предосудительное состояние. Вот мысль, которая меня проникала. Властвуя над моей волей, она не дала мне пасть под тяжестью упреков совести и отчаяния.

С того случая мои посещения стали ежедневными, а мои надежды находились все в той же точке, всегда были только предвестием будущего.

Как-то вечером он сказал мне:

– Признайся, Мари, ты не меня любишь, ты родину любишь во мне.

– Да, сир, это правда. Я вижу в вас спасителя, который возродит эту страну, столь дорогую нам. Вы для меня божество, к коему возносятся миллионы голосов и рук, взывающих о помощи во всех селениях этого несчастного края.

Весь его люд почитает вас тем, кто одним дуновением, одним движением воли может поднять уже столько лет униженный рабством народ, который своими силами безуспешно пытался сделать это, но наверняка добьется всего с вашей помощью.

Все сердца преданы вам. Разве можете вы сомневаться в моем, когда вы уже довели меня до того, что я обо всем забыла? Обо всем! – и я расплакалась. – Но угрызения и сокрушение не будут меня терзать, если я получу единственное удовлетворение, достойное вас, достойное меня, возрождение моей отчизны.

Вот страстно желанный букет, вот единственный подарок, единственная награда, которую я могу принять без стыда и которая навсегда привяжет мое сердце. Вы обещали мне это! – сказала я, припадая к его ногам.

Он растроганно поднял меня.

– Можешь быть уверена, Мария, что обещание, которое я дал, будет выполнено. Ты же видишь, что частично оно уже исполнено. Я заставил Пруссию отдать ту часть, которую она захватила. Время сделает остальное. В одну минуту все не совершить. Нужно иметь терпение. Политика – это веревка, которая рвется, если ее чрезмерно натягивают.

А пока что пусть формируются ваши государственные деятели. Сколько их у вас? У вас много добрых патриотов, да, я признаю это, отдаю им должное: честь и отвага так и бьют из ваших храбрецов. Но этого недостаточно. Чтобы помочь моим видам, моим усилиям, нужно большое единомыслие и много хороших голов.

– Ну конечно, сир, они наверняка найдутся, можете в этом не сомневаться.

– Хорошо, но чем же тогда станет ваша власть, сударыня? Когда мужчины ведут праздную жизнь, правят женщины. Но если вы заставите их действовать, горе вашей власти! – сказал он, похлопав меня по щеке.

Так начинались обычно наши вечера, но любая мелочь быстро изменяла их. Император сам старался отгонять политические и серьезные мысли, переходя к нейтральным темам.

Он любил слушать салонные сплетни, расспрашивал о семейных тайнах, обожал неизвестные светские анекдоты. Ничья личная жизнь не уходила от его внимания.

Я исполняла его желания, говоря, что никто на свете не поверит, что величайший человек столетия, чья голова отягощена делами всего мира, забавляется такими пустяками.