Вадим Деркач - Меч митры, пепел и тим

• Название: Меч митры, пепел и тим
• Автор: Вадим Деркач
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Не скоморошничай, - перебил меня Слава. - Я серьезно.

Он положил револьвер и повернулся ко мне.

- Ты же знаешь, я до вчерашнего дня относился к религии только в той мере, в какой она относилась к моим делам. Ты понимаешь, что я хочу сказать.

Я кивнул.

- Имиджу делового человека умеренная набожность никогда не помешает. Но ты... сегодняшняя ночь...- Слава замолчал на мгновение, изыскивая слова. - Я не спал остаток ночи. Думал о тебе, о Боге. Я ничего не понимаю, Тим. Ничего...

- Что ты хочешь понять?

- Почему эта религия? Как ее там... зороастризм? Не иудаизм, христианство, ислам... Почему почти забытая религия? Я искал ответ сегодня в книгах. Да, есть что-то любопытное. Но почему зороастризм?

- Тебе не кажется, что мы слишком большое значение придаем всяким "измам"? В царстве небесном понаставили не меньше пограничных столбов, чем в земном. Дело не в религии. В вере. А зороастризм? Юмор у него такой. У Бога...

- Юмор. Гм... Вера. Хорошо пусть вера. Вера во что? Иудеи, христиане, мусульмане - не все они такие прагматики, как я. Кто-то действительно верит фанатически. Но во что и зачем? К религии относятся также как к службе. Только в одном случае добиваются должностей и пенсий, а в другом милости божьей и загробного блаженства. Поэтому мой прагматизм был куда лучше набожности иных. Но ты смешал и теперь...

- Возможно к Богу следует относиться как к отцу, то есть, как к кому-то, кто может оказать поддержку в трудную минуту, кому ты, маленький человек, не безразличен.

- Мальчик, ты сделал хорошо - папочка даст тебе конфету, мальчик ты сделал плохо - снимай штаны...

- Не утрируй. Я не о страхе говорю, а о стыде. Бог - нравственный идеал, всегда правый, всегда праведный... Разве тебе не было бы стыдно, если бы ты поступил подло и гадко, и твой отец об этом узнал бы?

- Было бы, - согласился Слава, скривив рот. - Но наши отцы не безгрешны. Я чувствую, ты сам не веришь в свои слова.

- Если не верить, то разумному человеку не стоит жить. Мы - дети идеального отца. И как дети, мы все в разном возрасте по отношению к нашему отцу-богу. Вон тому молящемуся три года, тому философствующему - пятнадцать, а тот ворующий - блудный сын, другой - бьющий поклоны - и вовсе дебил.

- Положим так, но почему тогда "конфетка" чаще всего достается плохишу?

- А с чего ты решил, что "конфетка" дар от Бога?

- Хорошо, пусть Бог - некий нравственный идеал. Но посмотри на себя. Сколько ты всего натворил. Крови сколько... - Слава осекся и виновато добавил, - извини, я не хотел.

- Нет-нет, ты прав, - согласился я, задумавшись.

- Правда, я не хотел тебя задеть. Ты не виноват, ведь не по своей воле... Но Меч Митры... Митра - ангел справедливости, договора. Неужели божеская справедливость - убийство и кровь?

- Я убил человека, еще не владея мечом. Да-да, Слава, не смотри на меня так. Ты был прав относительно Торквемады. Я зарезал профессора Джабейли. Так что справедливость у Бога одна, но трактуют ее даже ангелы по-разному, - я замолчал, по-покойницки сложил руки на груди, и продолжил, - я думаю, что дело в жизни. В отношении к ней как таковой. В своем существовании человек не имеет никаких доказательств о бытии Господа, кроме смутного ощущения чей-то руки - благоденствующей и карающей. Господь как бы существует вне нашей реальности, по отношению к ней он нереален. Поэтому, наверное, с точки зрения Господа, наши жизни, как нечто существующее вне его бытия, также нереальны. Ему тоже нужны усилия, чтобы поверить в нас. Только его мысль может пробиться сквозь границы миров. Она влияет на людей, в их многих неосознанных поступках - его желания и требования. Он дает жизнь, он убивает, если мы не оправдываем его надежд.

- То есть, ты хочешь сказать, что, так как смерть есть только переход из одного бытийного пространства в другое, твои зверства - детские шалости любимчика главы семьи. Хорошо, положим так. Но зачем мы должны оправдывать чьи-то надежды. Зачем вообще ему требуется на нас что-то возлагать?

Я развел руками и состроил глупую физиономию.

- Я вычитал сегодня, что у твоих зороастрийцев существовала весьма интересная концепция, относительно роли человека во всей этой кутерьме, зовущейся миром. Они считали, что, выбирая между добром и злом, человек в конечном итоге решает исход борьбы между Ахурой - добрым началом и Ахриманом - началом зла. И вот что еще интересно: они относились спокойно к бедам, полагая, что миру отведена некая мера зла. Если зло случилось, то, следовательно, его меньше осталось в той доле.

- Полигон. Минные поля алчности, полосы препятствий праведности, блиндажи храмов, - задумчиво пробормотал я, - И горе, и благо...

- Что "горе и благо"?

- Горе, что мы не уверены в существовании Господа и в этом же благо.

- Но тогда не совсем понятна целесообразность твоего явления в качестве карающего ангела.

- В том и дело, - вздохнул я.

- Слушай, а что, собственно говоря, изменилось с твоим появлением? Ты пророчествуешь? Благословляешь? Судишь?

- Нет. Разрушаю.

- Так, сейчас все этим занимаются. Как писал Гете: "Достойно гибели все то, что существует".

- Но со мной божья сила, священный меч и его мудрость!

- Для разрушенья. Правда, насчет мудрости сомневаюсь... Но почему Божья? Кому и как докажешь? Ты просто еще одно аномальное явление. Сладостный материал для парапсихолога. Так что ничего не изменилось, мой ангел. Одним ненормальным больше, одним меньше в безумном городе. Благодать пролита в песок и, быть может, сознательно.

- Ну, что ж... Пусть ужаснется смерть.

- Не возражаю, - согласился Слава, отправляя револьверный барабан в гнездо и поднимаясь. - Мы слишком заболтались, время пришло, а посему командуй, мой генерал, "подъем" и доведи до сведения вверенных тебе войск, что с ними Бог.

- Ну, как же без него, - весело сказал я, одевая перевязь с мечом через плечо - так было много удобнее.

- Кстати, имей в виду, - предупредил меня Слава, когда мы выходили, все это время я нахожусь в обществе своей домработницы.

- Железобетонное алиби, - восхитился я.

Мы быстро спустились вниз, прошли через ворота и повернули за угол. Улица была непривычно пустынна. У тротуара стояла "Волга" с заляпанными грязью номерами. Слава открыл заднюю дверь.

- Все в порядке, Влад, - сказал он водителю, пропуская меня вперед.

- Отлично, - буркнул человек за рулем. Тело его было весьма обширным, но пропорционально сложенным. Глаза, искаженные толстыми линзами очков, казалось, с одного взгляда узнали обо мне все возможное и невозможное. Не знаю, действительно ли он мастер на все руки, но то, что он мастер заплечных дел, сомнений не возникало.

Заурчал двигатель. Я сунул руку под плащ и крепко сжал рукоять меча. Мое второе "я" ответило теплом и покоем.

"Все будет хорошо, хотя бы потому, что мы этого достойны", - тихо сказал Влад, и машина понеслась по улицам города.

- Что слышно? - поинтересовался Слава.

- Будет нелегко, - ответил Влад, - на дорогах заслоны, у города войска.

- Ты думаешь...

- Ночью. Ничего прорвемся.

Я никогда не видел ночной город таким. Обычно жизнь в нем затихала постепенно, но абсолютной тишины практически так и не наступало. Теперь же, казалось, побежденная чума вырвалась из лабораторных оков. Кладбищенское безмолвие царило в одних кварталах, в других же толпились возбужденные люди, будто вот-вот должен был грянуть карнавал. Препятствий нам никто не чинил, и вскоре мне стало казаться, что наш экипаж минует безобразие смут. Напрасно. На Азизбековском кругу дорога оказалась перегорожена машинами, запружена людьми. Мы остановились. К автомобилю бросились люди, я схватился за меч.

- Спокойно, - сквозь зубы сказал Слава.

Влад вынул из бардачка какие-то бумаги и протянул их бородатому мужчине, настойчиво что-то допытывающемуся. Этим кажется, пикетчики удовлетворились. Во всяком случае, они закричали толпе: "Йол вер, йол вер". Люди расступились, позволяя нашей машине проехать, чем Влад немедленно и воспользовался.

- Что это были за бумаги? - спросил я, когда машина уже неслась по Бейюкшорскому шоссе.

- Индульгенция Народного Фронта и лицензия на отстрел врагов независимости, - невозмутимо ответил Слава и хитро улыбнулся.

Я не стал ничего уточнять. Когда машина въезжала на Сабунчинский круг, что-то громыхнуло, затрещало.

- Началось, - провозгласил Влад, как архангел Гавриил. - Теперь только держись.

Вместо того чтобы ехать по шоссе на аэропорт, он свернул к железнодорожной станции. Пролетев по мосту, мы повернули налево, но железнодорожный переезд проезжать не стали, а поехали по ужасной, засыпанной щебнем дороге, шедшей параллельно рельсам. Даже за барабанным боем камешков о днище слышался шум боя, а может быть, бойни. Было похоже, что стреляют совсем близко. Мы ехали через Бюль-бюли в сторону Амираджан. Для такой отвратной и темной дороги скорость была умопомрачительна. Я вжался в сиденье и с ужасом следил за мельканием домов за окном. Наконец мы пересекли железнодорожное полотно и выехали на шоссе. "У, шайтан!" - расстроился Влад. Впереди стояло два танка и десяток людей в пятнистой форме. Очередь трассирующими пулями пропорхнула где-то над нами. Влад резко затормозил. Машину занесло, но, к счастью, не опрокинуло. Со всех сторон на нас глазели простые лица и дула автоматов. От нескромных взглядов последних мне сделалось нехорошо.