Михаил Девятаев - Полет к солнцу

• Название: Полет к солнцу
• Автор: Михаил Девятаев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В санитарном отряде я услышал историю о враче Воробьеве, который полетел вместе со своим командиром выбирать площадку для самолетов и помещение для госпиталя и приземлился около села, только вчера освобожденного от фашистов. Они, эти двое, приземлились неподалеку от крайней хаты, выключили моторы и пошли в направлении ее, чтобы никогда не вернуться к своему самолету: село прошлой ночью снова перешло в руки оккупантов.

Долгие полтора года службы в "тихоходной авиации". Сколько увидено, сколько пережито!..

На Украине предвесенье, зима кутается в густые туманы. Они залегают толстым неподвижным шаром на больших просторах, и не пробиться сквозь них никаким самолетам. Приказать лететь в тумане никто не имеет права. А когда надо спасать человека? Тогда, конечно, попытаются добраться к раненому на небесном вездеходе. И поведет его такой пилот, который верит в себя и умеет рисковать.

У меня был однажды памятный полет. Трижды вылетали У-2 с аэродрома, чтобы отыскать село вблизи Кривого Рога и дом, в котором лежал тяжело раненный генерал. Его надо было доставить в Москву. Только там ему могли оказать квалифицированную помощь.

Три самолета не достигли своей цели - они или возвращались, так и не найдя отмеченного на карте села, или разбивались при неудачной посадке на раскисший грунт.

- Девятаев!

- Я!

- Полетите вы.

Для моих товарищей самым трудным было разыскать спрятавшееся под туманами село. Я точно снизился над заданным селом и узнал его, сверяя местность с картой. Приземлился на клеверище. Но именно с этого момента и началась борьба летчика за спасение жизни человека. Генерала, оказывается, в этом селе уже не было, его несколько часов тому назад отправили в Москву, поездом.

Что делать? Раненому несколько суток предстоит трястись в вагоне, и над ним будет склоняться медицинская сестра, ежечасно ожидая чего-то... Как же быть летчику - смириться с продиктованным ходом событий или, может, пойти им наперекор? Навязать свою волю?

Я снова в полете. Знаю, что в этих прифронтовых краях пассажирские поезда ходят не так часто. Попытаюсь догнать поезд и остановить его на перегоне. На станции посадить самолет у самой колеи нельзя, а в поле свободно.

Самолет летел над самым поездом, снизившись так, что едва не касался колесами шасси вагонов. Пассажиры, и в особенности машинист, не могли сообразить, что нужно от них "кукурузнику". Самолет обогнал поезд, приземлился, я взобрался на железнодорожное полотно. Подавал сигналы "Стой!", даже угрожал лечь на рельсы. Но поезд мчал прямо на меня. Да, трудно оказалось объясниться таким способом пилоту и машинисту. У-2 еще раз обогнал состав и снова сел вблизи железной дороги. И снова я - на шпалах с поднятыми вверх руками.

И паровоз дал гудок, известил, что тормозит, и остановился перед летчиком со шлемом в руках, забрызганным по грудь, охрипшим, растрепанным.

Раненый никогда не надеялся на такое переселение: среди степи его сняли с поезда, перенесли в самолет и дальше его помчали крылья пилотируемой мной машины.

Приземлился я в Харькове, чтобы осмотрели раненого и залили бензобаки горючим. Отсюда известили Москву] Генерала надо встретить на аэродроме.

Еще садились в Туле. И вот - столица!

Генерал лежал на носилках, бледный, безмолвный. Когда его подняли, чтобы нести от самолета, он неожиданно попросил позвать летчика. Я был рядом. Генерал велел, чтобы из кобуры вынули его личный маленький пистолет...

- Возьмите, лейтенант, на память. Я буду помнить вас, пока жив. Запишите для меня свою фамилию и номер полка.

Я принял подарок и помог перенести генерала к машине.

Через два дня я возвратился в свой полк, который стоял в приднепровском селе, на Черкассчине. Здесь уже получили приказ штаба фронта о награждении меня вторым орденом Боевого Красного Знамени.

Этот новенький золотистый орден я никогда не снимал со своей фронтовой гимнастерки. Он оказался со мной и в плену.

В первую же ночь после разговора с врачом Воробьевым я снял орден с гимнастерки и спрятал его под бинтом.

Среди ночи меня разбудил Кравцов:

- Давай, иду.

Я подал ему свой орден. Кравцов завернул его вместе со своим в тряпку и, ступая на цыпочках, вышел. Через несколько минут он возвратился.

- Спрятал? - спросил я.

- Закопал.

- Там?

- Да. Кто из нас останется в живых..?

- Кто останется...

Рано утром завыла сирена. Поднялся топот, все пришло в движение. Люди, натыкаясь друг на друга, толкаясь, бегут умываться, застилают постели, строятся на поверку. Мы наблюдаем за этой толкотней из окна лазарета. Нам не надо являться на апельплац, к нам, как сказали товарищи, явится сам помощник начальника лагеря Гофбаныч и всех пересчитает здесь. Из каждого блока-барака и ревира сведения о количестве заключенных должны за несколько минут дойти до рапорт-фюрера, и тот уже доложит о наличии живых и мертвых начальнику лагеря. При этом важно лишь то, чтобы цифры совпадали с общим количеством пленных, находящихся в лагере, за умерших и убитых никто не отвечает.

Мы, новички, уже ознакомлены с этими принципами здешнего существования и поэтому очень волнуемся перед первой поверкой и встречей с Гофбанычем, которого здесь все называют Геббельсом. Это прозвище пристало к нему, видимо, оттого, что Гофбаныч был заместителем начальника лагеря по пропаганде. Мы перед ним отвечаем и за портрет фюрера на стене в нашей комнате, над которым мы вчера зло издевались. Именно это так усложнило наше первое свидание с местным Геббельсом.

* * *

Фронт приближался к Лодзи. Мы слышали далекую канонаду. Прошёл слух, что партизаны пытались проникнуть в лагерь. Настроение у нас поднялось, у всех расправились плечи. Пусть бы нас еще подержали здесь немного, может, и в самом деле партизаны освободят. Но нас в лагере становилось все меньше, особенно здоровых людей - их как-то незаметно, небольшими группами, среди ночи, куда-то вывозили.

Задерживались лишь раненые, больные, крайне слабые. И чем труднее становилось жить, тем чаще появлялись в блоках и даже в лазарете разные вербовщики. Они называли себя "спасителями", агитировали раненых переходить во власовскую армию. Выступая перед нами, каждый для начала "обосновывал" свое предательство, что очень походило на оправдание перед нами. Среди "пропагандистов" были твердые, убежденные враги советского строя, были и нестойкие, которые под влиянием победного наступления Советской Армии заколебались, задумались над своим поведением.

Один из таких колеблющихся как-то выступал перед нами в первые дни пребывания в Лодзинском лагере.

Нас согнали на площадь. Трибуна радиофицирована, с нескольких сторон установлены громкоговорители. Поднявшись на помост, прибывший заявил, что он действительно из тех, которые согласились перейти во власовскую армию, что служит врагам. Последние слова были произнесены тихо и мрачно. И вдруг сразу переменилось выражение его лица, голос зазвучал:

- Товарищи, не верьте басням фашистов об их успехах на фронтах! Побеждает и всюду наступает наша Советская Армия! Она победит немецких оккупантов! Не слушайте уговоров гитлеровцев, не переходите на их сторону! Мы с вами должны восстать, бить презренных фашистских завоевателей, бороться, бороться везде и чем только доступно! Да здравствует!.. - тут его схватили эсэсовцы, закрыли рот...

Мы, пленные, устроили ему овацию. Он показал пример мужества и патриотизма.

Старостой нашего лагеря был тоже пленный, некий Филипповский, и пользовался некоторое время привилегиями прислужника эсэсовцев. Заходил он несколько раз и в наш лазарет. Его приводил какой-то фашистский пропагандист, наверное, понимавший по-русски, Немец внимательно слушал все, о чем говорил Филипповский: о могуществе немецкой армии, о секретном оружии, которое должно вот-вот создать перелом на фронтах в пользу Гитлера. Мы вынуждены были слушать эту болтовню, молча сидели, не проявляя ни малейшего внимания к агитатору. Приставленный к Филипповскому гитлеровец однажды вышел из помещения и, видимо, остался стоять за дверью. И вот теперь мы увидели другого Филипповского.

- То, что я говорил, - все враки, товарищи! Не верьте ни единому слову о немецком чудо-оружии. Никакого такого оружия у них нет. Оставайтесь верными нашей Советской Родине!

В этот момент быстро вошел гитлеровец и вытолкнул Филипповского из лазарета. Через некоторое время, уже в другом лагере, на территории Германии, мы услышали, что Филипповского фашисты расстреляли.

Но были и преданные врагу блюдолизы. Они делом доказывали своим хозяевам, что не даром едят из одной с ними сытой кухни. Таким был некий Зайцев. Когда он впервые зашел к нам вместе с Гофбанычем, кто-то из старых лагерников сказал мне:

- Один уже не осмеливается приходить.

- А что, он и раньше бывал?

- Входил через двери, а летел вон через окно. Мы его сразу и раскусили.