Дени Дидро - Жак-фаталист и его хозяин

• Название: Жак-фаталист и его хозяин
• Автор: Дени Дидро
• Жанр: Классическая проза

---

Хозяин. Нет, Жак: возвращаясь к истории твоих увлечений, ставших и моими благодаря испытанным мною огорчениям…

Жак. Итак, повязка наложена, я чувствую некоторое облегчение, костоправ ушел, а мои хозяева удалились и легли спать. Их комната была отделена от моей неплотно сколоченными досками, оклеенными серыми обоями и украшенными несколькими цветными картинками. Мне не спалось, и я слышал, как жена говорила мужу:

«Перестань, мне не до баловства: бедняга умирает у наших дверей!»

«Жена, ты мне это после расскажешь».

«Не трогай меня. Если ты не перестанешь, я встану с постели. Какое в этом удовольствие, когда на душе тяжело?»

«Ну, коли ты заставляешь себя просить, то сама и будешь внакладе».

«Я вовсе не заставляю себя просить, но ты иногда бываешь таким черствым… таким… таким…»

После короткой паузы муж снова заговорил:

«А теперь признай, жена, что своим глупым сердоболием ты поставила нас в затруднительное положение, из которого почти нет выхода. Год тяжелый; нам еле хватает на себя и на детей. Хлеб-то как дорог! И вина нет. Была бы хоть работа, – но богачи жмутся; беднякам нечего делать: на один занятой день приходится четыре свободных. Долгов никто не платит; заимодавцы так ожесточились, что отчаяние берет; а ты выбрала время приютить какого-то незнакомца, чужого человека, который останется здесь столько времени, сколько угодно будет богу и лекарю, вовсе не намеревающемуся вылечить его поскорее, ибо эти господа стараются затянуть болезни как можно дольше, а с твоим нахлебником, у которого нет ни гроша, мы израсходуем вдвое или втрое больше. Как ты отделаешься от этого человека? Да говори же, жена, объясни толком».

«Разве с тобой можно говорить?»

«По-твоему, я не в духе, по-твоему, я ворчу! Ну, а кто же будет в духе? Кто не будет ворчать? В погребе было немножко вина; а теперь один бог знает, надолго ли его хватит. Костоправы выпили за один вечер больше, чем мы с детьми за целую неделю. А лекарю кто заплатит? Ведь он, как ты понимаешь, даром ходить не станет».

«Здорово, нечего сказать. Так оттого, что мы в нужде, ты хочешь наградить меня ребенком, словно их у нас не хватало?»

«Не будет ребенка».

«Нет, будет; я чувствую, что понесу».

«Ты так всегда говоришь».

«И ни разу не ошиблась, когда у меня после этого в ухе свербело… А сейчас свербит, как никогда».

«Врет твое ухо».

«Не трогай меня! Оставь мое ухо! Перестань, говорю тебе! С ума ты сошел! Сам поплатишься».

«Да нет же, ведь почитай с Ивановой ночи ничего такого не было».

«Ты добьешься того, что… А через месяц будешь дуться, точно это моя вина».

«Нет, нет».

«А через девять будет еще хуже».

«Нет, нет».

«Ты сам захотел?»

«Да, да».

«Так помни! И не говори мне, как в прошлые разы».

И вот слово за словом, от «нет, нет» к «да, да», этот человек, сердившийся на жену за человеколюбивый поступок…

Хозяин. Я бы тоже так рассуждал.

Жак. Надо сознаться, что муж этот не отличался слишком большой последовательностью; но он был молод, а жена его красива. Никогда не плодят так много детей, как в годы нужды.

Хозяин. В особенности нищие.

Жак. Лишний ребенок им нипочем: его кормит благотворительность. А кроме того, это – единственное бесплатное удовольствие; ночью без всяких расходов утешаешься от невзгод, постигших тебя днем… Впрочем, доводы этого человека не становились от этого менее разумными. Рассуждая так, я почувствовал сильнейшую боль в колене и вскричал: «Ах, колено!» А муж вскричал: «Ах, жена!..» А жена вскричала: «Ах, муженек!.. Ведь… этот человек там!»

«Ну, там! Так что ж из того?»

«А он, быть может, нас слышал».

«И пусть».

«Я не посмею завтра ему показаться».

«Почему? Разве ты мне не жена? Разве я тебе не муж? А зачем же жена мужу, а муж жене, если не для этого?»

«Ох, ох!»

«Что еще?»

«Ухо!»

«Ну что – ухо?»

«Свербит, как никогда».

«Спи, пройдет».

«Не смогу. Ох, ухо! Ох, ухо!..»

«Ухо, ухо! Легко сказать – ухо!..»

Не стану вам рассказывать о том, что произошло между ними; но жена, повторив несколько раз подряд тихим и торопливым голосом: «ухо, ухо», принялась лепетать отрывочными слогами: «у…хо…», и это «у…хо…», а также нечто непередаваемое, сопровождавшееся молчанием, убедило меня, что ее ушная боль утихла от той или иной причины. Это доставило мне удовольствие, а ей – и говорить нечего.

Хозяин. Жак, положи руку на сердце и поклянись, что ты влюбился не в эту женщину.

Жак. Клянусь.

Хозяин. Тем хуже для тебя.

Жак. Тем хуже или тем лучше. Вы, по-видимому, полагаете, что женщины, обладающие таким же ухом, как она, охотно слушаются.

Хозяин. По моему мнению, это предначертано свыше.

Жак. А по-моему, там далее начертано, что они недолго слушаются того же человека и не прочь послушать и другого.

Хозяин. Возможно.

И вот наши собеседники затеяли бесконечный спор о женщинах: один утверждал, что они добрые, другой – что они злые, и оба были правы; один – что они глупые, другой – что они ума палата, и оба были правы; один – что они лживы, другой – что они искренни, и оба были правы; один – что они скупы, другой – что они щедры, и оба были правы; один – что они красивы, другой – что они безобразны, и оба были правы; один – что они болтливы, другой – что они сдержанны на язык; один – что они откровенны, другой – что скрытны; один – что они невежественны, другой – что просвещенны; один – что они благонравны, другой – что распутны; один – что они ветреницы, другой – что рассудительны, один – что они рослые, другой – что маленькие; и оба были правы.

В то время как они продолжали этот спор, которого хватило бы на то, чтобы обойти вокруг земли, не прерывая его ни на мгновение и не убедив друг друга, грянула гроза, заставившая их направиться… – Куда? – Куда? Читатель, ваше любопытство меня крайне стесняет. Что вам за дело до этого? Какой вам прок, если вы узнаете, что направились они в Понтуаз или в Сен-Жермен7 к богоматери Лоретской или к святому Иакову Компостельскому? Если вы будете настаивать, то я скажу вам, что направились они к… да-с, почему бы мне вам и не сказать… к огромному замку, на фронтоне которого красовалась надпись: «Я не принадлежу никому и принадлежу всем. Вы бывали там прежде, чем вошли, и останетесь после того, как уйдете».

– Вошли ли они в замок? – Нет, ибо надпись врала, или они бывали там прежде, чем вошли. – Но они, во всяком случае, оттуда вышли? – Нет, ибо надпись врала, или оставались там после того, как ушли. – А что они там делали? – Жак говорил то, что было предначертано свыше, а Хозяин – что ему хотелось; и оба были правы. – Какую компанию нашли они там? – Пеструю. – Что там говорили? Немного правды и много лжи. – А умные люди там были? – Где их не бывает! Нашлись также и любопытные, которых избегали, как чумы. Жак и его Хозяин возмущались во время всей прогулки… – Значит, там прогуливались? – Там только это и делали, когда не сидели или не лежали… Особенно возмущались Жак и его Хозяин двадцатью смельчаками, захватившими самые роскошные апартаменты, так что нашим путешественникам почти всегда было тесно; эти смельчаки, вопреки общему праву и истинному смыслу надписи, претендовали на то, что замок предоставлен им в полную собственность; с помощью известного числа подкупленных ими негодяев они убедили в этом множество других подкупленных теми негодяев, готовых за мелкую мзду повесить или убить первого, кто осмелится им противоречить; тем не менее во времена Жака и его Хозяина некоторые иногда на это осмеливались. – Безнаказанно? – Как когда.

Вы скажете, что я просто развлекаюсь и, не зная, куда девать своих путешественников, прибегаю к аллегориям, обычному прибежищу бесплодных умов. Жертвую для вас своей аллегорией и всеми выгодами, которые я мог бы из нее извлечь; готов согласиться с вами в чем угодно, лишь бы вы не приставали ко мне относительно последнего пристанища Жака и его Хозяина, независимо от того, добрались ли они до большого города и ночевали у шлюх, провели ли ночь у старого друга, чествовавшего их по мере своих возможностей, нашли ли приют у нищенствующих монахов, которые предоставили им скверный ночлег и скверную пищу, да и то нехотя, приняли ли их в палатах вельможи, где среди всяческого изобилия они нуждались во всем необходимом, вышли ли они поутру из большой харчевни, после того как их заставили заплатить втридорога за скверный ужин, сервированный на серебряных блюдах, и за постели с штофным пологом и сырыми, измятыми простынями, воспользовались ли гостеприимством сельского священника, со скромным доходом, бросившегося облагать контрибуцией птичьи дворы прихожан, чтоб раздобыть яичницу и куриное фрикасе, или напились отличными винами, предались чревоугодию и схватили жестокое расстройство желудка в богатой бернардинской обители. Хотя вам все это представляется одинаково возможным, однако Жак держался иного мнения: он считал реально возможным только то, что было предначертано свыше.