Джорджо Фалетти - Я убиваю

• Название: Я убиваю
• Автор: Джорджо Фалетти
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01525-4

Монте-Карло – это солнце и изумрудные волны Средиземного моря, казино и белоснежные виллы, парусные регаты и гонки «Формулы-1». Монте-Карло – это символ безмятежной жизни, идиллия, рай на земле. Но сегодня здесь царит ужас. В прямой эфир радио Монте-Карло позвонил неизвестный и словами «я убиваю» объявил начало страшной игры. Теперь он будет предлагать полиции и жителям города музыкальные подсказки, а они должны суметь предотвратить очередное убийство, которое он планирует совершить. По следу убийцы, похищающего человеческие лица, идут комиссар полиции Монако Никола Юло и его друг, бывший агент ФБР американец Фрэнк Оттобре. Игра началась…

В романе «Я убиваю» есть все – напряженный и увлекательный сюжет, неповторимая атмосфера залитого солнцем Монте-Карло, музыка от Шуберта до Тома Уэйтса, и в центре – загадочный ночной убийца, коллекционирующий чужие лица, персонаж, который по праву займет свое место между доктором Ганнибалом Лектором из «Молчания ягнят» и великим Парфюмером Патрика Зюскинда.

«Я убиваю» – самый знаменитый итальянский роман последнего десятилетия. За два года продано более двух с половиной миллионов экземпляров книги.

---

Агент ответил спокойно, словно двигался не спеша, а не мчался, как болид.

– Ксавье Лакруа.

– Хорошо, Ксавье. Обещаю тебе, если все будет хорошо, участие в автогонках мирового класса.

Агент ничего не ответил, только сильнее нажал на газ, видимо, в ответ на признание его мастерства. Пока Морелли взволнованно говорил с Фробеном, Фрэнк следил за красной точкой на дисплее. Теперь она мигала.

– Что это значит?

Агент ответил, не оборачиваясь.

– Звонит.

– Можно послушать, что говорит?

– Отсюда нельзя. У нас только определитель сигнала.

– Ладно. Главное знать, где это дерьмо.

Они неслись на скорости, которой позавидовал бы любой чемпион ралли. Пилот – Фрэнк считал его совершенно достойным такого определения – вел болид в уличном потоке с хладнокровием, присущим лишь настоящему таланту.

– Фробен спрашивает, где он…

– Поднимается по рю Кассини… Остановился… Снова звонит.

У площади образовалась небольшая пробка. Лакруа объехал ее, и даже глазом не моргнув, вылетел на встречную полосу и помчался по рю Кассини, словно был участником Гран-при. Агент у монитора, указывал, куда ехать, а Морелли передавал сведения полиции в Ницце.

– Сверни вот здесь налево. Вверх по Эмманюэль Филибер.

– Эмманюэль Филибер, – повторил голос Морелли.

– Теперь направо. Рю Готье.

– Рю Готье, – эхом отозвался Морелли.

Они свернули направо, практически лежа на боку – мчась едва ли не на двух колесах. Когда оказались в конце короткой улицы, забитой припаркованными машинами, полицейские уже блокировали перекресток с рю Сегюран. Неподалеку толпились агенты в форме. Один из них возвращался к своей машине, лениво засовывая пистолет в кобуру. Машина Фрэнка остановилась рядом. Все выскочили из нее и поспешили к коллегам. Фробен, увидев Фрэнка, развел руками, как человек, который только что вляпался в дерьмо.

В кругу полицейских стоял мальчик лет двенадцати в красной майке и коротких штанишках, совсем, как у Спайка Ли,[76] и в кроссовках «Найк». В руке он держал мобильник.

Он оглядел примчавшихся полицейских, нисколько не испугавшись, хитро улыбнулся, показав сломанный резец, и не удержался от восторженного возгласа.

– Во дают, блин!

52

Было почти два часа ночи, когда Гудзон Маккормик проехал вдоль причала порта Фонтвьей и остановился возле внушительной яхты с кранцами, зачехленными синей тканью. Соседние яхты поменьше будто охраняли его. Гудзон сошел с мотороллера и, не снимая шлема, поставил его на подпорку. Он взял напрокат мотороллер, а не машину – так намного удобнее передвигаться по Монте-Карло. Летом в городе царил настоящий хаос, и хотя парковок хватало, ездить здесь на машине было истинным наказанием.

К тому же в связи с регатой в порт Фонтвьей стекалось неописуемое множество людей – яхтсмены, журналисты, спонсоры, завсегдатаи-любители и праздные зеваки. Всякое перемещение превращалось в своего рода бег с препятствиями на неопределенное время, и на мотороллере было удобнее всего пробираться в этом всеобщем бардаке. К тому же шлем и очки неплохо защищали от досужих расспросов.

Глядя на огромную яхту, Гудзон Маккормик подумал об извечном противопоставлении парусных и моторных судов, о нескончаемых спорах любителей и противников тех и других в каждом баре. Он считал такие споры бесполезными по сути. Все лодки имели двигатель. Просто на парусной лодке не было в подводной части традиционного двигателя с кривошипно-шатунным механизмом, цилиндрами, поршнями и карбюраторами. Ее двигателем был ветер. И его тоже следовало изучать, определять его ритм, выяснять, как использовать наилучшим образом.

Сколько раз, наблюдая за соревнованиями автомобилистов, – а Гудзон Маккормик был страстным фанатом гонок – он видел, как взрывается, окутываясь белым облаком, двигатель какой-нибудь скоростной машины, как печально она замирает на треке у бортика, когда все остальные несутся дальше, а пилот выбирается из машины и присаживается на корточки у заднего моста, недоумевая, какая же деталь его подвела.

На регате было все то же самое. Яхта тоже зависела от капризов своего двигателя – ветра. Он менял направление, усиливался или ослабевал по своему усмотрению. И поэтому без всякого предупреждения вдруг опадали паруса, хотя рядом, всего в десяти метрах, лодка соперника летела на бешеной скорости с ярким, наполненным ветром спинакером, который, казалось, вот-вот лопнет.

А иногда случалось, парус рвался с таким шумом, будто кто-то расстегивал гигантскую застежку-молнию. И сразу возникал некий управляемый хаос – общее волнение, замена поврежденного паруса, распоряжения шкипера, указания тактика, а члены экипажа двигались при этом подобно танцовщикам на сцене, подверженной боковой и килевой качке.

Гудзон Маккормик не мог толком объяснить все это, он просто любил парусный спорт. Он не знал, отчего ему так хорошо в море, но какое это имело значение.

Счастье не анализируют, счастьем живут. Он понимал, что на яхте он счастлив, и этого ему было достаточно.

Он волновался по поводу предстоящей регаты. «Гран-Мистраль» – своего рода предвестие соревнований на кубок Луи Вюиттона, которые обычно проводятся в конце года. Здесь появлялась возможность открыть и перемешать все карты. Экипажи и суда, участвуя в «Гран-Мистрале», проверяли на практике готовность каждого из них, знакомились с новинками проектировщиков. Тут делались сравнения и выкладывались суммы. И оставалось достаточно времени, чтобы внести необходимые изменения к той регате, которую все признавали бесспорной королевой, самой главной, самой престижной.

На «Гран-Мистрале», соберутся все. Прославленные экипажи и новички, только-только начинающие, вроде новой итальянской лодки «Маскальцоне Латино».[77] Единственная из престижных яхт, которая будет отсутствовать, это «Луна Росса»,[78] лодка, которую содержит «Прада», – они решили продолжать тренировки в Пунта Ала.

А их яхта «Try for the Sun»[79] находилась сейчас в большом прибрежном ангаре, который арендовали недалеко от Кап-Флери, в нескольких километрах от Фонтвьей. Там, в довольно спартанской обстановке размещались обслуживающий персонал и рабочие, и самое главное – там яхта круглосуточно оставалось под надзором, дабы нескромные глаза не увидели некоторых деталей, какие необходимо держать в секрете. В парусном спорте, как и в автомобильном, иная революционная идея позволяла сразу шагнуть от поражения к победе. А новые идеи обладают одним существенным недостатком – их легко повторить, и поэтому каждый старался как можно лучше прятать свои новшества.

Конечно, у яхт, в сравнении «Формулой-1», было то преимущество, что их аэродинамические обводы, скрываемые от посторонних глаз, прятались под водой. Однако люди – это люди.

Существовали акваланги, имелись подводные фотокамеры, и всегда находились негодяи. Кто-нибудь более легкомысленный мог бы принять мелкие опасения за чрезмерную осторожность.

Тем не менее, подобное могло происходить в кругу яхтсменов, где, помимо почестей, немалую роль играли и довольно серьезные экономические интересы. Не случайно каждая вспомогательная лодка или шлюпка имела на борту аппараты, позволявшие дышать кислородом, а не воздухом, – из тех, что изобрели во время Второй мировой войны для морских диверсантов. Такой аппарат позволял приближаться к судам, не обнаруживая своего присутствия пузырьками воздуха, поднимавшимися на поверхность…

Давно не стало деревянных ног, крюков или черных повязок на глазу. Флаги с черепом и костями давно уже не развеваются на высоких мачтах, но пираты никуда не делись. Их потомки живы и бороздят моря.

Не стало королей и королев, рассылавших каравеллы по всему свету, но появились спонсоры, распределявшие миллионы долларов. Другие люди, другие суда, но цели остались те же. Изощренная система прогнозов погоды заменила послюнявленный палец, позволявший определить направление ветра.

Экипаж «Try for the Sun», в котором состоял Гудзон Маккормик, разместился на внушительной яхте, выкрашенной в те же цвета, что сверкали на эмблеме спонсора, и стоявшей в порту Фонтвьей. Так было решено из представительских соображений. Спонсор соревнования – транснациональная табачная корпорация – намеревался получить максимум отдачи от рекламы. И Гудзон полагал, что затраченные суммы давали ему на это полное право.

Портреты членов экипажа уже публиковались во всех самых важных еженедельниках Лазурного берега. Не было журнала о парусном спорте или яхтах, где не встречался бы какой-нибудь материал об их судне или интервью с членами экипажа, известными по участию в предыдущей регате.

В связи с их прибытием сюда были приобретены рекламные полосы в самых крупных газетах Монте-Карло, стоившие, наверное, целое состояние. Гудзон не без некоторого удовлетворения отметил, что фотографии, даже напечатанные на простой газетной бумаге, отдавали им должное и сильно отличались от полицейских снимков, сделанных после облавы на наркоторговцев. Сам он, в частности, получился просто замечательно. На газетной странице он увидел собственное лицо с открытой, искренней улыбкой, а не с тем пустым взглядом, как на свадебных фотографиях.