Юрий Азаров - Групповые люди

• Название: Групповые люди
• Автор: Юрий Азаров
• Жанр: Современная проза

Герои фантасмагорической антиутопии — Бердяев, Троцкий, Сталин, Каменев, заключенные спецлагеря и партийные бонзы, советские чиновники и говорящие крысы. "…Заруба так верил в могущество маколлизма, что считал втайне себя даже великим диетологом, врачевателем и, конечно же, экстрасенсом. Он нередко бывал в Москве и всякий раз посещал различные сборища, где обсуждались проблемы связи с космосом, лечения больной ноосферы, парапсихологии. На этих совещаниях он иногда зарывался, обращаясь к публике: — Приходите к нам, и мы любого из вас вылечим. Наша программа позволяет творить чудеса… Любые болезни, любые недуги — все лечим! От всего избавляем! Жажда попасть в тайное воспитательное учреждение Зарубы была невероятной, и Заруба млел от тщеславной гордости: наступит же когда-нибудь день — и толпы больных, измученных душевно и физически, хлынут в здоровые зоны его Нового Ленарка, и он будет ковать и ковать новую смену, новую породу, новые человеческие особи!"

---

Осинский. Принудительный труд отличается низкой производительностью труда. Необходимы свобода, демократия, коллегиальность и самодеятельность масс. Военная дисциплина на трудовом фронте нам не нужна. Мы не согласны подчинить свободных граждан учреждениям военных органов. Военизация труда — это худший вид аракчеевщины.

Рыков. Я не вижу в армии системы организации труда. В свободном труде свои законы. Надо ли трудовыми книжками закабалять рабочих на предприятиях, где они не хотят работать, правомерно ли лишать их права выбора?

Ленин. Стыдно говорить об аракчеевщине. Это доводы дешевого либерализма. Нам надоела пустая болтовня о свободе и демократии. Называть нашу социалистическую армию, которая проявила чудеса героизма, которая, не задумываясь, отдавала тысячи и тысячи жизней, чтобы спасти республику, жертвовала всем, чтобы помочь голодающему Петрограду и Москве, — называть ее аракчеевской организацией, простите меня, такого рода разглагольствования архибезответственны, на руку врагам рабочего класса!

Осинский. Ни в одной капиталистической стране нет принудительных мер по отношению к тем, кто не трудится. Какими же способами мы заставим трудиться тех, кто по каким-либо причинам в данную минуту не трудится? Кто определит меру наказания? Кто установит, что человек отлынивает от труда?

Ленин. У нас уже есть практический опыт применения тысячи форм и способов учета и контроля за нетрудяшимися. Эти средства выработаны нашими ячейками, рабочими отрядами, деревенскими коммунистами, коммунами. Разнообразие этих средств есть ручательство жизненности этих методов, порука успеха в достижении единой цели: очистки земли российской от всяких вредных насекомых, от блох — жуликов, от клопов — богатых, и прочее и прочее. В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы… В другом поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом — расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом — придумают комбинации разных средств и путем, например, условного освобождения добьются быстрого исправления исправимых элементов из богачей, буржуазных интеллигентов, жуликов и хулиганов. Чем разнообразнее, тем лучше, тем богаче будет общий опыт, тем вернее и быстрее будет успех социализма, тем легче практика выработает — ибо только практика может выработать наилучшие приемы и средства борьбы.

Сталин. Владимир Ильич дал не только развернутую программу, но и систему средств, методов и приемов коммунистического воспитания. Владимир Ильич всегда правильно подчеркивает, что диктатура пролетариата должна быть кровавой и бескровной. Мы не пожалеем сил, чтобы неуклонно претворять все методы, рекомендованные вождем.

Вторая (Мартов, Аксельрод, Абрамович, Дан, Каутский и другие)

Мартов. Революция и есть свобода. Уничтожить свободу — значит уничтожить революцию. Принудительный труд развалит экономику.

Абрамович. Чем же ваш социализм отличается от египетского рабства? Приблизительно таким же путем строились пирамиды.

Аксельрод. Или правительство из всех социалистических партий, или однопартийная система и неизбежный бонапартизм! Русское бунтарство наш союзник, а не враг.

Дан. Кровавая беспощадность и террор рано или поздно обернутся войной между народами, нациями, мировоззрениями, вероисповеданиями.

Общая социал-демократическая позиция. Многопартийная система. Свобода фракций, групп, коопераций, выборов в местные и государственные органы власти. Развитие частных и государственных инициатив. Гласность, демократия и свобода мировоззрений и вероисповеданий. Свободный труд, свободное предпринимательство, тесное свободное содружество с другими странами, концессии, торговля, свободный обмен, кооперация.

Третья (Бердяев, Булгаков, Розанов, Флоренский)

Мир становится холодным и злым. Тоталитарный коммунизм, подкрепленный штыками и пушками, лагерями смерти и повсеместной тиранией, — это и есть настоящая контрреволюция! Две силы способны согреть нашу душу — народная и духовная культура. Тоталитарный коммунизм, низвергающий в бездну эти обе культуры, убивающий своих поэтов и философов, есть лжеидеология, направленная и против страны, и против народов, и против каждого отдельного человека, к какой бы вере он ни принадлежал. Большевики и меньшевики стоят на одних и тех же чуждых народу позициях, с той лишь разницей, что последние половчее да подальновиднее… В русском человеке нет узости европейского мышления. Власть шири над русской душой порождает ряд качеств и русских недостатков. Вопрос об интенсивной культуре, предполагающей напряженную активность, еще не делался для русского человека вопросом жизни и судьбы. И нужно сказать, что всякой самодеятельности и активности русского человека ставились непреодолимые препятствия. Попытка насильственно загнать народ в чужие схемы и догмы есть вид преступления и перед Богом, и перед ни в чем не повинным народом!

Общая позиция русских философе в идеалистов. Учитывая, что исторический строй русской государственности централизовал народную жизнь, отравил ее бюрократизмом и задавил ее общественную и культурную жизнь, необходима ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ КУЛЬТУРЫ. Демократию слишком часто понимают навыворот — не ставят ее в зависимость от внутренней способности данного народа к самоуправлению, от характера народа, личности. И это реальная опасность для нашего будущего. Попытка навязать чуждые народу иноземные схемы развития культуры и экономики могут привести к народным бедствиям. Русский народ должен перейти к истинному самоуправлению: справедливому и честному. Это требует исключительного уважения к человеку, к личности, к ее нравам, к ее самоуправляющейся природе, то есть к ее СВОБОДЕ! Никакими искусственными взвинчиваниями нельзя создать способность к самоуправлению.

— Не кажется ли вам, — улыбнулся Чаинов, — что ваша классификация группировок носит явно… — Чаинов замолчал, будто подыскивая слова.

— Тенденциозный характер, — подсказал я, чувствуя, что Чаинов намерен затронуть весьма щепетильную тему, которая всегда была мне неясна, поскольку сам по себе вопрос о революционном еврействе всегда казался мне не только непонятным, но и в чем-то мерзопакостным, так как само обозначение национального момента уже будто вело к некоторой неправедности: "При чем здесь евреи? Не они же развязали революцию? А кто? И почему в моих двух группировках оказались евреи?" Я никогда не был антисемитом. Ага, раз так говоришь, значит, определенно антисемит. Евреи — это знак. Мистический знак. Тот же Троцкий отлично понимал, что рано или поздно именно против него, как еврея, проявившего беспощадность в кровавой революции, поведут борьбу и бывшие единомышленники, и противники. Ему Ленин говорил: "Идите ко мне первым заместителем". — "Не могу, — отвечал он. — Я еврей". — "У нас нет антисемитизма", — отвечал. вождь. Еще одно заблуждение гения: "У нас нет этого, потому что я этого не хочу!" А что есть? Ростки нового. В том числе и в национальном вопросе. Дружба и солидарность!

И из другого лагеря. Аксельрод: "Надо помнить, Лев, мы — евреи. То, что ты делаешь, возбудит еще большую ненависть к нам…" Он отвечал: "Власть в наших руках. Армия, флот, правительство, народы пойдут за нами. Мы уничтожим многовековое рабство. Мы разбудим страну. Растормошим…" Сталин ему напомнит: "Врагу нашему Аксельроду посвятил Лев Давыдович свои "Уроки Октября". Я думаю и молчу. Смотрю на Чаянова бараньими глазами: "В чем же ты хочешь меня обвинить? В троцкизме, антисемитизме? В русофильстве или в русофобии?" Я нигде не сказал ничего лишнего… Я пытался стать на общечеловеческие рельсы…"

— Ну так что ж? — улыбается Чаинов.

Я думаю: "Сейчас начнет: "Давай начистоту все. Выкладывай, сукин сын! Колись, падла!" И стулом по башке. Моей, разумеется. Я подниму руку, и на ней разломится стул". А он молчит. А потом неожиданно спрашивает:

— Значит, вы не отрицаете, что вы автор этой работы? Я пожимаю плечами. Какой смысл сюда еще Попова впутывать? Зачем же такой грех на душу брать? Однако я тяну:

— Как сказать. Надо посмотреть эту… Он улыбается.

— Ну что ж, знакомьтесь. — И ушел.

Его не было около двух часов. А я сидел наедине с очерком и размышлял о. превратностях судьбы. Если бы я еще когда-нибудь описывал эту ситуацию, я бы ее назвал так: "Допрос Степнова по поводу допроса Бердяева". Такой любопытный дуплет получился. Я бы сказал, дуплет с приветом, потому что именно в то время я был склонен, признаюсь, к некоторой мистике, которую я почувствовал в философах типа Соловьева, Федорова, Бердяева и братьев Трубецких. Я ощутил себя причастным к их фантасмагорическим заскокам, ощущая действительную потребность увидеть в себе самом ранее прожитые жизни и моих предков, и великих философов, и тех палачей, которых я знал лишь по книгам, и тех жертв, которые в муках когда-то погибли и которые меня теперь так притягивали к себе. И это притяжение носило какой-то мистический характер, что я для себя обосновывал и философски. Я считал, что мое человеческое спасение, спасение в себе моего гомо сапиенс, может осуществиться за счет того, что я отдам предпочтение не рациональному, а иррациональному моему знанию, может быть, озарению, которое прорвется на широкие просторы Большой Истины. Помню, наступил период, когда я ни о чем не мог думать. Из головы не вылезали кровавые допросы, пытки, истязания, все эти антиподные и неантиподныё пары: Сталин — Троцкий, Каменев — Зиновьев, Бухарин — Рыков, Ягода — Ежов. Я изучал их судьбы и понял, для чего я это делал. Чтобы разобраться в природе власти. Чтобы избавиться от страха. Чтобы приобщиться к новому нравственному свету, который требовал придать определенное значение мистическим и таинственным иррациональным силам, которые повсеместно давали о себе знать. Помню, я и Чаинову что-то молол об этом. Помню, были у меня состояния, когда я вдруг ощутил, что для меня такие персонажи истории, как Бердяев, Каменев, Троцкий, Дзержинский и другие, стали не то чтобы родными и близкими, а стали такими, будто я их частица или, еще точнее, они моя частица! Я видел, что и другие, тот же Попов, стали ощущать себя не только причастными к истории, но и частицами тех палачей и тех жертв, чьи тени носились в воздухе, в коридорах различных служб, в кафе, на улицах городов, в театре, в лесу, в трамваях, легковых такси — убежден в том, что эти тени наверняка избегали грузовых такси, так напоминающих "черные вороны": ну какой смысл по доброй воле в наше вольготное время — лучшего, убежден, не будет — залезать в мрачную душегубку, когда есть возможность сесть за обеденный столик, или развалиться в кресле просторного холла, или присесть у стеллажей с книгами в доме известного публициста, или в доме врача, или на даче бывшего министра, или в столовой современного рабочего, сесть рядом и включиться в разговор: