Газета Литературы - День Литературы 146 (10 2008)

• Название: День Литературы 146 (10 2008)
• Автор: Газета Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Георгий Абсава ОНЕГИН В ПАРИЖЕ

Встреча с творчеством А.С. Пушкина - всегда радость. А если oна происходит там, где его творческая траектория пересекается с орбитой другого гения - П.И. Чайковского, в точке под названием "Евгений 0негин", то это уже праздник. Трудно сосчитать, сколько раз ставили этот оперный шедевр с момента его создания на сцене Большого театра, сколько вокальных звёзд первой величины в исполнительских созвездиях доносили до слушателей бессмертные слова и музыку. Неудивительно, что Большой выбрал для гастролей в парижской "Гранд Опера" именно неувядаемого "Онегина".
Скандальная премьера оперы состоялась на сцене Большого театра, после чего Г.Вишневская отказалась праздновать там свой юбилей; были отзывы других артистов - с тем же знаком. Всё это заставило режиссёра Д.Чернякова убрать из московской постановки наиболее шокирующие сцены, и в таком виде спектакль был представлен на суд пресыщенных и жаждущих сенсаций и новаций парижан. Похоже, что пиар-кампании прочно вошли в арсенал театра.
Но и кроме рекламной шумихи, было чем поразить воображение избалованных французских меломанов, благо, не истощились ещё закрома Большого, нещадно выворачиваемые наизнанку агрессивным капремонтом - строительным и творческим.
Главный итог гастролей - Большой поддержал свою славу и блеснул исполнительским мастерством. Прежде всего надо отметить триумф придонны Т.Моногаровой. Её сопрано, серебристое в верхних регистрах и слегка матовой тональной окраски - в нижних, блестящая вокальная техника, драматический талант и полная творческая самоотдача делают её идеальной исполнительницей этой партии. Т.Моногаровой удалось с удивительной правдивостью показать порыв, восторженность и жертвенность юной влюблённой девушки (в труднейшей сцене письма), которые сменяются усталостью, разочарованием и скепсисом опытной женщины, испытавшей крушение глубокого чувства. Некоторые недостатки дикции артистки в целом не портили общего впечатления.
Можно полностью согласиться с мнением ведущего С.Бэлзы о том, что молодой тенор А.Дунаев, который прекрасно провёл роль Ленского, напомнил великого С.Я. Лемешева - очень высокая оценка. Манера пения А.Дунаева - кантиленная, хорошей итальянской школы (насколько это определение применимо к данной партии), сочетается с богатством нюансировки и с большим вкусом окрашена эмоционально. Однако в его голосе остаётся пока больше "металла", чем это нужно для партий лирического тенора.
Психологичный вокальный образ Гремина создал А.Кочерга. В его исполнении знаменитая ария звучит необычайно легко, прозрачно и элегантно. Его Гремин с успехом выдерживает сравнение с более глубокими насыщенными тембрально басами известных солистов. Прочие исполнители были в прекрасной форме, равно как и хорошо сыгранный оркестр, сопровождавший вокалистов с прекрасным чувством баланса. Благодаря маэстро А.Ведерникову, которому принадлежит заслуженная доля успеха.
Однако обзор драматургии постановки, к сожалению, вызывает разочарование. Действие, как это принято сейчас, "осовременено", т.е. даже не перенесено, а вколочено в наше время. И дело вовсе не в том, что Ленский не носит чёрных кудрей до плеч, Онегин появляется в модной бородёнке, а у Татьяны вместо привычного берета в причёске малиновый бантик. Гораздо хуже то, что сюжет великой оперы и перевёрнут с ног на голову и поставлен боком, но как-то кривовато. Что говорить - Т.Моногарову в сцене письма заставили в ажиотаже забраться на стол, а в финале сцены люстра вспыхивает и перегорает от короткого замыкания - видимо, для иллюстрации высоковольтного накала страсти в её душе. Оно, конечно, Евгений Онегин герой, но зачем казённые лампы портить? Этот трюк в духе наивного экспрессионизма уместен в заводском Доме культуры, но для Большого выглядит мелкотравчатым.
Непонятно, зачем понадобилось передавать короткую партию мосье Трике Ленскому, да ещё в такой балаганной трактовке, напоминающей раёшник? Вообще образ Ленского, очаровательного простодушного поэта, примитивизирован и шаржирован до уровня жалкого горохового шута, да не ковёрного клоуна, а "рыжего", в странствующем провинциальном цирке. Ползание на коленах при сборе разбросанных поэтических опусов, по объёму напоминающих бухгалтерский годовой отчёт, подглядывание у двери - эти и другие "находки" не несут смысловой нагрузки и не добавляют убедительности в психоэмоциональное обоснование конфликта и его развязки. Ну, а ссора с Онегиным с тыканием друг друга кулаками напоминает столкновение двух шпанистых подростков после второго литра пива - Жеки (по ухваткам, успевшего побывать "на зоне") и лоховатого Вована. Для сериала "Шпана нашего двора" это приемлемо, но действие происходит всё же не на 4-й Индустриальной улице г. Запупинска.
Кстати об Онегине. Его поёт прекрасный польский певец М.Квечень. И хотя вокальное амплуа солиста - баритон скорее драматического, чем лирического плана, претензий к безукоризненно в техническом отношении проведённой вокальной части партии нет. Коронной ролью артиста является Дон-Жуан; таким он и предстаёт на всём протяжении оперы. Манера актёрской игры М.Квеченя украсила бы любое представление бессмертной моцартовской оперы, но в данном случае смотрелась чем-то инородным. Даже тёплая и лиричная "Отповедь" интонационно прозвучала как требование возврата крупного долга. Вряд ли интерпретация образа Онегина в таком эмоциональном ключе является следствием непонимания своей роли артистом. По-видимому, это была режиссёрская установка - как дань западным кинематографическим образцам. Вообще воздействие зарубежных и домотканых сериалов и набившая оскомину вестернизация ощущается постоянно. И когда дебильного вида гости на фуршете у Лариных совместно задувают свечи на именинном пироге, невольно ожидаешь, что вот-вот затянут: "Хэппи бёрсдэй ту ю". Маститая М.Касрашвили, прекрасно отпевшая мадам Ларину, пустилась в малоэстетичной манере изображать разбитную старушку, здорово подгулявшую на радостях. Ах, Маквала Филимоновна, что сказала бы по этому поводу ваш педагог, прославленная Вера Давыдова? Тому ли она вас учила!
Уже в I акте создалось впечатление, что постановщика не очень интересовало то, что задумывали А.С. Пушкин и П.И. Чайковский. Судя по всему, была задача показать в формате мещанской драмы тривиальные события по появлении столичного средней руки бизнесмена где-то в провинции (улавливаете сходство с многочисленными сериалами, которые до дыр протёрли экраны телевизоров?). Застолье с обильными возлияния (как всегда у этих русских) привели к драке ловеласа с неудачливым графоманом, воздыхателем уездной кокетки. По классическому варианту либретто действие катится к развязке - дуэли, но на сцене логика предвещает бытовую поножовщину или разборочную "стрелку". А на деле кульминация конфликта оказалась ещё более искусственной и неуклюжей. Дуэль абсолютно несовместима с современной обывательской действительностью, куда мы перенесены волею режиссёра; не понимаю, почему ему никто этого не объяснил. Отсюда вытекают тяжёлые сюжетные ляпы, поражающие своей беспомощностью. Отсюда и непроспавшийся полуодетый Зарецкий, дрыхнущий на диване в ожидании противников, и похмеляющиеся гости, и Ленский в ушанке и шубейке (хотя дело происходит в доме, а не на мельнице), поющий свою арию какой-то сентиментальной пожилой леди.
Вообще контраст волшебной музыки с примитивизмом сценического действа поразителен; замечательный канон "Враги" совершенно выпадает из драматической архитектуры, после чего Онегин с Ленским то перебрасывают, то отнимают друг у друга двустволку, в итоге заряд, видимо, случайно, попадает в Ленского. Бедняге А.Дунаеву приходится бросаться боком на стол, изображая удар выстрела (как в голливудских боевиках)…
Во II акте, выдержанном в модной нынче гламурной тональности, Онегин по возвращении вместо бала оказывается то ли на корпоративной вечеринке Газпрома, то ли на обеде у рублёво-успенского олигарха. Там Гремин, похожий на крупного коррумпированного чиновника. Ранний выход Онегина во время полонеза - он мечется вокруг стола в тщетных поисках места, его бойкотируют присутствующие, он падает - всё это, видимо, должно символизировать его выпадение из "новорусской" действительности. Символизм довольно простодушный, зато легкоусвояемый. Монолог Онегина, внутренний рассказ о переживаниях и чувствах, поданный в виде тоста с бокалом в руке, слишком велик для узких рамок застольной речи, и слишком мал для широкой перспективы оперы.
Татьяна, благородная, нежная Татьяна, ведёт себя как стервозная гангстерша, подсиживающая конкурента: свой монолог пересказывает мужу. Его поведение столь же двусмысленно - сначала он уходит, а затем вновь появляется в последних тактах: водевильный муж, застигающий жену с поклонником. Впечатление мелкой мстительности двух заурядных человечков. Из-за такого обнищания характеров эпизод теряет свой традиционный накал, который ещё более ослабляет Онегин, размахивающий пугачом. Жалкий жребий, конечно, но ещё и разочарование.
Такое впечатление усиливают некоторые детали сценической технологии, например, беготня и мельтешение массовки хористов. В принципе, это хорошая режиссёрская идея - заставить работать задний план для динамики сцен героев (в опере им всегда присуща некоторая статичность, это специфика жанра). Но из-за неверного стратегического замысла эти приёмы не только не орнаментируют конструкцию постановки, но и вообще выпадают из логической связки и производят эффект обычной русской застольной неразберихи.
"Застольной" - вовсе не для красного словца: стол на сцене приобретает значение оси, вокруг которой развиваются события. На столе поют, за столом поют и пьют, вокруг стола поют и бегают, на стол падают бездыханными, но уже не поют. Безусловно, это необходимый предмет обихода и реквизита, но стоило ли делать его стержнем, на котором выстраивается спектакль? Зато находок на уровне "ниже пояса, выше колена" не было, и то правильно, уж кого-кого, а французов нам этим не удивить.
Итак, что же в сухом остатке? Высокая драма любви, ода женской верности и чести приземлена, обеднена и превращена в мещанский бытовой "пейпербэк", трудолюбиво, по-ученически скопированный со второсортных образцов.
Вакханалия пошлости на серьёзной оперной сцене началась не вчера. Её основа - постмодернистская идея "осовременивания" оперных постановок порочна изначально: фабула с характерными деталями прошлых эпох упорно не желает втискиваться в рамки современной действительности. Отсюда возникают логические и ситуационные нестыковки. Чтобы их закамуфлировать, режиссёру приходится создавать искусственный мирок, предлагая зачастую наигранные сюжетные инвенции.
Для чего это делается? В опере сейчас основная задача - привлечь зрителя (не слушателя!). Появились поколения, которым не привито с детства восприятие серьёзной музыки, поколения, воспитанные на рок- и поп-культуре. Поэтому вводятся приёмы, типичные для эстрадных шоу, усиливающие зрелищность, плюс виртуальное транспонирование в современность, в которой эти поколения, незнакомые с историей, только и могут ориентироваться. Конечная цель, как всегда, экономическая, но при её реализации искусство утрачивает способность возвысить духовность человека, более того, оно опускает его до земли и даже ниже, до уровня дна выгребной ямы, уровня едва ли не инстинктов и примитивных эмоций. Одновременно достигается и идеологический эффект, крайне важный для глобалистских программ, - формирование неприхотливого космополитичного потребителя суррогатного культурного продукта.
На такой почве успешно происходит массовое размножение мутировавших оперных режиссёров. Внедрение рыночной экономики и законов шоу-бизнеса в культуру отдало им на откуп оперные постановки, где примат музыки оттеснён назад, а драматургия выпячена в том виде, в котором эти господа её понимают. Но их восприятие музыкально-драматических произведений отличается своеобразностью. Создаётся впечатление, что их когда-то выгнали из музыкального училища за лень и неспособность, и теперь, получив власть, они мстят за своё унижение. Кроме того, подстёгивает жажда славы, ну и, конечно, денег.
Таковы истоки т.н. "концептуализма". Обуреваемому честолюбием постановщику приходит в голову случайная мысль, которую он самоуверенно называет "концепцией спектакля", и пока она не успела забыться, он бросается рубить либретто заново. Вместе со щепками отлетают в сторону высокое содержание оперы, иногда вместе со здравым смыслом и этическим благоразумием. Наскоро вырубленная конструкция имеет мало общего с замыслом авторов, зато выражает себя, нежно любимого. Далее СМИ проводят обработку сильнодействующими дезодорантами и продукт можно выставлять на продажу.
Здесь главное - ничем не стеснять себя. Если есть такая возможность, делайте всё, что взбредёт в голову. Всегда были и будут обыватели, прельщённые "новизной", всегда найдётся высоколобый интеллигент, который одобрительно хрюкнет: "Ор-ригинальная трактовка!". А потом учёные искусствоведы авторитетно объяснят всем (в том числе и вам самому), что, оказывается, вы хотели сказать. И назовут агрессивный интервенционизм элегантным термином.
Такова ситуация на продвинутом Западе; волна уже захлестнула даже миланский "Ла Скала", где ей долго пытался противостоять Р.Мути. И в России не хуже, а если честно, то нам, пожалуй, принадлежит пальма первенства, начиная с постановки в театре Мейерхольда гоголевского "Ревизора", о которой иронически отозвался М.Зощенко, а И.Ильф и Е.Петров спародировали её в "12 стульях". Вот и молодого одарённого режиссёра Д.Чернякова захватила эта эпидемия.
Разумеется, нельзя предавать анафеме попытки представить своё, может быть, отличающееся от традиционного, видение произведения - это священное право артиста. Можно понять дерзкого постановщика, желающего сказать новое слово в давно разработанной теме. Можно согласиться с ним, что история Онегина и Татьяны вечна, непреходяща, она находится вне временных рамок. Но если время не имеет значения, то следует обращать основное внимание на воплощение самой истории. К сожалению, представлена виртуальная модель времени в виде некой электронной игры на дисплее компьютера, а вечная драма любви вместе с музыкой отодвинуты куда-то в тень. Нельзя сказать, что режиссура оперы плоха - она могла бы "смотреться" в современной опере из жизни "новых русских", к примеру; но изначально ложна стратагема спектакля. В данном случае - было выбрано не лучшее или просто хорошее решение, а лучшее из всех возможных худших. Режиссёр поставил себе неверную задачу, и неверная задача не могла не поставить его в тупиковое положение. К чему такая эксцентричность в творческой лаборатории Большого театра, где, слава Богу, никогда не будет дефицита первоклассных исполнителей?
Остаётся посоветовать перспективному режиссёру Д.Чернякову добиваться успеха на традиционном поле великой русской и советской оперной культуры и не искать решений на Поле чудес. Золотые монеты не растут на ветках, и не во всякой навозной куче сокрыто жемчужное зерно.
Как говорил гениальный А.Тосканини: "Внимательно читайте партитуру, там всё сказано!"
Сцена Большого театре - не самое подходящее место для сомнительных экспериментов, а великие оперы, вопреки мнению м-сье Жерара Мортье, интенданта "Гранд Опера", являются общемировыми культурными ценностями, порча которых недопустима.