Андрей Посняков - Шпион Темучина

• Название: Шпион Темучина
• Автор: Андрей Посняков
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9717-0764-6

1201 г. Боевой генерал, бывший фронтовой разведчик Дубов обрел новую жизнь в теле молодого кочевника Баурджина. Благодаря своей смелости, находчивости и уму он уже достиг высокого положения при Темучине, которому вскоре предстоит стать Чингис-ханом.

Далеко на севере, на крутых берегах Аргуни, хан Джамуха, бывший друг, а ныне враг Темучина, собирает по урочищам кочевые роды, силой, угрозами и хитростью пытаясь сплотить их в непобедимые тумены. Скоро, совсем скоро эти полчища хлынут на южные равнины и сопки.

И Темучин, готовясь к неизбежной войне, посылает в стан Джамухи своего лазутчика…

---

И тут вдруг случилось… Иван даже поначалу не разобрал – что… Только громыхнуло, так что закачалась земля, и встало в полнеба яркое оранжево-красное зарево. Сразу стало жарко, светло, почти как днем. Хорошо были видны и свои и – улепетывающие! – японцы. И тот самурай… Вон он валяется, держась за грудь – маленький, худой, очечки в черной оправе, стекла разбиты. Студент, бляха муха! Форма – старого образца, на наплечных нашивках одна звездочка – нитто-хей, рядовой второго класса. Что же штыковому бою не успели обучить? Вообще-то япошки неплохо штыками бьются, уж не как этот… Наверное, из недавно призванных.

Иван повел стволом:

– А ну, поднимайся. Отвоевался, милок…

Японец поднял вверх руки:

– Не стреряй, не стреряй!

– Да нужен ты мне… Руки за голову и иди, давай, вон, где наши.

Отдав команду, Дубов кивнул, показывая, куда идти пленному, и для пущего вразумления еще раз ткнул стволом. Несильно так, для понятия только.

Как япошка умудрился вытащить нож, Иван не разобрал. Лишь увидел, как блеснуло лезвие, и, чувствуя, что уже не успевает стащить закинутый на плечо пулемет, увернулся, перехватил руку – в точности так, как учили на курсах самбо. Вывернул… Нож улетел в кусты. Схватил самурая за шиворот:

– Эх, дать бы тебе по морде! Да только добрый я сегодня, – обернулся, увидал старшину. – Товарищ старшина, принимайте пленного.

Тот ночной бой оказался удачным – бойцы батальона уничтожили штаб японской части, зенитную батарею, склады боеприпасов и горючего – это именно они так пылали. А затем майор Ремезов искусным маневром вел в заблуждение подошедшие на остановку прорыва свежие части противника, столкнув их между собой, и, пользуясь суматохой, благополучно вывел батальон из боя.

А 8 июля 1939 года, во время телефонного разговора с комкором Жуковым, майор Иван Михайлович Ремезов был убит осколком снаряда…

Иван же…

С Иваном и вовсе случилось такое… И даже не столько тогда, в тридцать девятом, сколько уже далеко после войны, в семьдесят втором…

Там, на Халкин-Голе, во время одного из боев Дубов оказался в урочище Оргон-Чуулсу, том самом, о котором невесть что рассказывали монгольские кавалеристы Лодонгийна Дангара. Был ранен осколком в грудь, потерял сознание… А очнулся уже в госпитале, где оказался весьма странным образом – его доставили молодой светловолосый парень и девушка – те, о которых говорили легенды. А на шее Ивана с тех пор появился амулет – серебряный кружочек, маленький, размером с двухкопеечную монету, с изображением серебряной стрелы.

Непонятно, может, и в самом деле амулет помогал, а только всю Великую Отечественную Дубов отвоевал почти без единой царапины – только частенько ныла грудь, куда когда-то попал осколок. И отвоевал достойно – командовал разведротой. Дошел до Берлина, а после войны, как и многие другие, был отправлен в дальний гарнизон, где, своим умом, без всякой помощи, вскоре стал командиром части. Сам, все сам… Перевод в Москву – хоть и не очень-то рвался – генеральское звание…

Вот только нельзя сказать, что в личной жизни Дубова баловала судьба – любимая жена умерла в конце 60-х, сын вырос, женился и жил отдельно, лишь иногда радовал отца, привозя внуков погостить.

Так и тянулось время, не сказать, чтоб уныло, но и без особой радости – внуки наезжали редко. И вот как-то раз…

Кажется, в конце мая семьдесят второго… Да, именно в конце мая – как раз Никсон в Москву приезжал… Во время инспектирования одной из подмосковных частей в Ленинской комнате генерал Дубов вдруг обнаружил альбом монгольских художников, и в нем одну картину – урочище Оргон-Чуулсу. Альбом этот командование части презентовало генералу.

Через некоторое время, совсем скоро, Дубов попал аварию – ехал по грунтовке на своей «Волге», как вдруг – откуда ни возьмись! – вылетел из сосняка мальчишка-велосипедист. Тормозить уже не успевал.

Резкий поворот руля…

Мост, обрыв, река…

И темнота…

Правда, в тот момент выжил, только сильно ударился грудью – тем самым местом, куда когда-то был ранен.

Грудь сильно болела, ныла, и…

Пятидесятичетырехлетний генерал Иван Ильич Дубов, фронтовик, кавалер боевых орденов и медалей вдруг очнулся… в монгольских степях, в теле никому особо не нужного мальчишки-изгоя – Баурджина из рода Серебряной Стрелы. Между прочим – в конце двенадцатого века – ну, это Дубов уже позже вычислил. А поначалу пришлось бороться за жизнь, за честь, за место под солнцем…

Род старого Олонга, из откочевавшего далеко на восток найманского племени, к которому и принадлежал Баурджин, фактически управлялся сыном старого вождя – Жорпыгылом Крысой, на первых порах попортившим Дубову немало крови. И все же, все же Ивану-Баурджину удалось сделать по-своему, сплотить вокруг себя остальных изгоев – бедных пастухов-аратов – Гамильдэ-Ичена (тому тогда было лет тринадцать), силачей Юмала и Кооршака, Кэзгерула по прозвищу Красный Пояс. Последний вскоре стал побратимом Баурджина – остальные же остались друзьями на всю жизнь… всю жизнь…

Материалист Дубов, конечно, испытал шок – а как же! Правда, особо копаться в случившемся ему было некогда – сразу же навалились проблемы, может, это в какой-то мере и смягчило адаптацию. Уж само собой, тяжеловато было генералу оказаться в шкуре сопливого мальчишки-кочевника. Хотя, с другой стороны, получить молодое шестнадцатилетнее тело, гибкое и проворное… Иван к тому же сделал его сильным. Все навыки и умения – держаться в седле, понимать речь найманов, вообще ощущать себя кочевником – это осталось от Баурджина, все же остальное – ум, реакция, память, все то, что делает человека человеком – принадлежало Дубову. И с течением времени от того, что было когда-то забитым пареньком Баурджином, почти ничего не осталось. Иван, размышляя, пришел к выводу, что Баурджин, скорее всего, погиб бы от меркитской стрелы, попавшей ему в грудь как раз тогда… когда появился Дубов.

Иван пытался, конечно, выбраться. Отыскал то самое урочище, Оргон-Чуулсу, не один отыскал, с девушкой, красавицей Джэгэль-Эхэ, будущей своей женою. И с ней же оказался там, в далеком тридцать девятом, и спас, вынес из боя… самого себя. Да, можно и так сказать – самого себя. Мистика… хотя в мистику Баурджин-Дубов не верил.

А потом Баурджин и Джэгэль-Эхэ вновь оказались в своем времени, в кочевье… и как так случилось – Дубов не мог объяснить. Иногда, правда, задумывался, а что было бы, если б ему и Джэгэль пришлось остаться там, в Монголии тысяча девятьсот тридцать девятого года? Сумели бы адаптироваться – без связей, без документов. Сумели бы, в Монголии, наверное б – сумели. Сказались бы выходцами с дальних кочевий… Но судьба распорядилась иначе, вернув обоих туда, где им и надлежало быть.

Надо сказать, с течением времени Баурджин приобрел известность как мужественный, умелый и хитроумный вожак, сначала – среди своих друзей, бывших изгоев, а затем и среди многих других людей. Ему даже удалось оказать немаленькую услугу некоему Темучину – вождю набиравшего силу объединения кочевых племен. Будущему Чингис-Хану. Поначалу Дубов, памятуя про татаро-монгольское иго, даже подмывал его убить, но… Для подавляющего большинства кочевых племен власть Темучина была наименьшим злом, пожалуй даже – и не злом вовсе, а необходимым средством защиты от алчных соседей. Что же касается Руси – к ней будущий Чингис-Хан, по сути, не имел и вовсе никакого касательства.

В общем, случилось так, что Баурджин-Дубов из врага превратился в преданного соратника Темучина, распутав гнусную паутину предательства, сотканную обворожительной цзинской шпионкой Мэй Цзы. За что и был жалован немалым кочевьем, ну и титулом нойона – степного князя – в придачу.

Правда, наслаждаться покоем долго не пришлось – Темучин вовсе не забыл умного и предприимчивого соратника, периодически поручая ему то или иное дело. Вот как сейчас…

Вернее, не сейчас, а еще в июне…

Глава 3 Глаза и уши хана Июнь 1201 г. Восточная Монголия

Путь наших предков долог был и крут,

Столетия качались за плечами.

Л. Тудэв

Какие маки цвели в долине! Рассыпанные крупными ярко-алыми звездами по зеленому склону холма, они – да и не только они, вообще весь пейзаж – казались сошедшим со знаменитой картины Клода Моне, которую Дубов видел сразу после войны в Париже, когда гулял там со своей будущей женой Татьяной. Картина так и называлась – «Дикие маки». Вот уж, действительно, дикие – трепетали на ветру огненно-красными гривами, словно тахи – вольные лошади пустыни.

Стоял та чудеснейшая пора – самое начало лета, – когда долины и сопки расцветают после зимней спячки, покрываясь густой высокой травою и сверкающим многоцветьем. Синие колокольчики, небесно-голубые васильки, трехцветные, желто-бело-фиолетовые фиалки, сладко-розовые копны клевера, пурпурный иван-чай, ромашки, одуванчики, незабудки, покрытые бело-розовыми цветками кусты шиповника, и, конечно, маки… Баурджин специально сделал крюк, проехав по склону сопки – полюбоваться. Вот еще бы домик добавить на горизонте у леса, да женщину с зонтиком – и точно, Клод Моне – «Дикие маки»! Все похоже – и яркие цветы в густо-зеленой траве, и редколесье на горизонте, вот только небо… У Моне – облачное, с небольшими проблесками синевы, а здесь – насыщенно-голубое, чистое, прозрачное и высокое. Хорошее небо! И солнце…