Раиса Аронова - Ночные ведьмы

• Название: Ночные ведьмы
• Автор: Раиса Аронова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

Воспоминания гвардии лейтенанта Ароновой, которая в 1942-45 гг. храбро воевала в составе 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного Таманского Краснознаменного полка 325-я ночной бомбардировочной авиационной дивизии, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт. Лётчиц этого полка немцы называли «ночными ведьмами», а было бы вернее им звать их валькириями, потому что много они утащили на тот свет отпрысков германских рас.

---

Иногда просто выбивалась из сил. Впадала в отчаяние. В один из таких моментов написала в Саратов Саше Суслину письмо. Говорила о том, что брошу ко всем чертям институт, уеду домой, что линия моей жизни пошла теперь книзу… А впрочем, вам, мол, на меня наплевать — я ведь не ваша студентка. Даже, мол, и не жду ответа на свое письмо.

Но ответ пришел.

«…Мне кажется, что ты писала письмо в сильно минорном настроении. Оно до предела откровенно, и в этом, пожалуй, его единственное достоинство.

… Итак, еще раз об авиации. Я все продумал и пришел к выводу — ни под каким видом уходить из МАИ нельзя. Знаю, что тебе сейчас очень трудно — и материально, и по другим причинам. Но, Рая, без борьбы сдаваться нельзя; До тех пор, пока не исчерпаешь все средства — уменье, волю, упорный характер, не уезжай из Москвы. Гони ко всем чертям упаднические настроения, тоску о Саратове. Пусть будет тяжело, но в этом-то и счастье — побеждать трудности. И ты можешь победить. Должна!

…У меня дела идут все так же, как и прежде…

Привет тебе от друзей… Жду твоих успехов.

Саша Суслин».

К письму была приложена коротенькая записочка.

«Здравствуй, Рая! Письмо Сашки к тебе я прочел. Он нрав — назад не оглядывайся, учебу не бросай — это будет роковой ошибкой. Я думаю, положение у тебя не такое уж плохое, как ты расписала.

Уверен, что выйдешь победителем из той борьбы, о которой пишет Сашка. Будешь писать друзьям, черкни и мне.

С приветом В. Кузьмин».

Когда я читала все это, мне было стыдно. Стыдно за свою минутную слабость, за то, что под впечатлением той минуты написала такое скверное письмо друзьям. Они в меня верили, а я вот при первом же серьезном жизненном испытании спасовала, захныкала: «Хочу домой, трудно»… Но как все-таки здорово, когда есть, умные друзья и в трудный момент могут оказать поддержку! С утроенной энергией и хорошим настроением засела за учебники и чертежи. «Ответ напишу после сессии, когда результаты будут видны в зачетке», — решила я, откладывая в тумбочку письмо.

И вот сегодня сдан последний экзамен. Теперь можно сообщить, что бой выиграла. Только голова какая-то тяжелая, ночь совсем не спала, — студентам часто не хватает одного дня перед экзаменом, пришлось ночь прихватить. Я привалилась на подушку.

«Завтра на вокзал за билетом нужно съездить, — строила планы, — Через неделю оформлю на работе отпуск, а потом… Здравствуй, Саратов! Здравствуй, мама! И да здравствует отдых на берегах Волги!»

«Письмо утром, на свежую голову»… — подумала, засыпая.

А наутро…

Война!

Это слово рванулось, из репродукторов, ринулось со страниц газет и набатным громом прокатилось по нашей стране, ломая мирную жизнь людей, их планы, надежды, мечты. Моя жизнь тоже надолго выбилась из студенческой колеи и зашагала по трудным военным дорогам.

С первых же дней войны юноши и девушки осаждали военкоматы Москвы, требуя немедленной отправки на фронт. С парнями еще разговаривали, а от девушек сердито отмахивались:

— Видите, что у нас творится? Идите и ждите. Будет нужно — вызовем повесткой.

То же самое ответили и мне, когда я пришла в Ленинградский райвоенкомат и сказала, что умею летать и хочу на фронт.

Вскоре по институту распространилась весть о том, что студентки поедут на трудфронт, недели на полторы-две. Я была связана работой, но на свой риск и страх, не испросив разрешения у начальства, включилась в число отъезжающих.

Вместо двух недель мы пробыли на земляных работах больше двух месяцев. За лето исколесили всю Орловскую и Брянскую области. В жару и непогоду, под дождем и палящим солнцем студентки Москвы рыли окопы, ячейки для дотов. Наша группа девушек из МАИ специализировалась на противотанковых рвах. Работали от восхода до заката солнца. Иногда приходилось стоять в ледяной грунтовой воде. Больше двадцати минут ноги не выдерживали, и мы выскакивали из рва с красными, как гусиные лапы, ногами. Поскольку я высокая ростом, то мне доставалась самая трудная работа — докапывать последние вершки и из двухметровой глубины выбрасывать лопатой тяжелую глину. Пальцы рук от беспрерывного напряжения огрубели, скрючились. Порой я с тревогой думала: как же буду чертить? Но чертить уже не пришлось, хотя пальцы вскоре стали опять гибкими.

Сводки о положении на фронтах доходили до нас с опозданием, да и получали мы их нерегулярно. Однако по отдельным фактам и явлениям все-таки улавливали общий ход войны. Понимали, что фронт откатывается на восток. Проезжали беженцы, гнали скот, проходили воинские части. Военные удивлялись, зачем мы здесь роем рвы. А мы удивлялись, почему они отступают.

Тревожно становилось на душе. И хотя мы еще мало знали, что несет с собой война, но постепенно нарастало смутное чувство опасности, какое, очевидно, охватывает человека во время приближения стихийного бедствия пожара, наводнения, эпидемии. Хотелось принять посильное участие в борьбе с этим бедствием.

Однажды утром наш руководитель вместо обычного задания на день сообщил: работы окончены, к ночи необходимо прибыть на станцию, до которой… пятьдесят километров!

— Должен сказать вам чистую правду, — медленно, как бы нехотя проговорил он, — фронт подошел очень близко, и если мы не успеем прийти на станцию к назначенному сроку, то рискуем остаться в окружении. Никаких средств передвижения у меня нет. Рассчитывайте на свои ноги.

Через четверть часа мы уже двинулись в путь. До полудня шли легко, компактной колонной. Потом некоторые стали отставать, темп движения снизился, колонна растянулась. Наступил вечер. Усталые, молчаливые, шагали мы по пыльной дороге, которой, казалось, не будет конца. Ноги налились свинцовой тяжестью, все тело ныло. Но опасность остаться в окружении подгоняла, придавала силы.

Мря подруга Галя Буйволова стала что-то прихрамывать. Пройдя еще километра два-три, она неожиданно села у дороги и сказала:

— Больше не могу. Иди, Рая, а я посижу…

— Ты с ума сошла, Галка? Оставить тебя одну в поле? Вставай, я помогу до станции осталось немного.

— Нет больше сил…

— Неправда, есть. Поднимайся. Дай подержу твой сверток. Ну, пошагали! — сказала я как можно решительнее, хотя у самой минуту назад было такое же желание — сесть и не вставать.

В полном изнеможении, голодные, доплелись мы глубокой ночью до станции. Выпив у колодца по кружке холодной воды, вошли в указанное нам здание. Но помещение оказалось уже переполненным, негде было даже ногой ступить. Кто-то посоветовал подняться на чердак. Там тоже отдыхало несколько девушек. Едва мы с Галей улеглись, как страшный взрыв потряс землю. За ним последовал второй, третий, четвертый. Здание дрожало, перила скрипели, все кругом осветилось заревом пожара. Немецкие самолеты бомбили станцию. Чердак во время бомбежки — ненадежное убежище. Но усталость была, кажется, сильнее страха смерти — никто не сдвинулся с места…

Наутро был подан состав, и мы разместились в пассажирских вагонах. Поезд тронулся, колеса убаюкивающе застучали, и все заснули мертвым сном. В пути наш эшелон бомбили, но я ничего не слышала.

Оборванные, грязные, загорелые приехали мы в Москву уже в начале сентября. Москвичи приняли нас за беженцев, сокрушенно качали головами, когда мы длинной вереницей шли с вокзала, неслышно ступая босыми ногами по асфальту мостовой.

Начались занятия в институте, приступила я к работе и в лаборатории. Но теперь учеба не казалась самой главной целью жизни. Главное свершается сейчас там, на фронте. И я ломала голову, как бы попасть туда.

В октябре 1941 года известная летчица Герой Советского Союза Марина Михайловна Раскова приступила к формированию женской авиачасти. К зданию ЦК ВЛКСМ, где проходил спецнабор девушек-добровольцев, спешили летчицы из ГВФ и аэроклубов, студентки из МГУ и институтов, молодые работницы московских заводов и фабрик. Но чтобы попасть в эту часть, одного желания было мало. Отбор был строгим и всесторонним. Правда, умение управлять самолетом не для всех было обязательным: для летной части нужны и штурманы, и техники, и штабные-работники.

Много волнующих минут переживали девушки, прежде чем получали желанный ответ: «Зачислена».

С тревогой входила и я в кабинет товарища Розанцева, заместителя заведующего отделом кадров ЦК ВЛКСМ. После обычных вопросов: фамилия, год рождения, откуда прибыла — последовал вопрос о моей военной специальности. Я поспешила отрапортовать:

— Окончила аэроклуб, имею звание пилота. Окончила также курсы инструкторов стрелкового спорта.

— Ого, да тут, оказывается, совсем готовый боец! — пошутил Розанцев. Ну, а как же с учебой? Ведь ты уже наполовину авиационный инженер. Не жалко бросать?