Чарльз Диккенс - Холодный дом (главы XXXI-LXVII)

• Название: Холодный дом (главы XXXI-LXVII)
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Проза

---

И вот, наконец, появляется коронер и производит дознание, совершенно так же, как и в прошлый раз, если не считать того, что, особенно интересуясь этим случаем, как из ряда вон выходящим, он частным образом сообщает джентльменам присяжным, что "соседний дом, джентльмены, по-видимому, приносит несчастье; это - обреченный дом, но подобные вещи иной раз случаются, и это одна из тех загадок, которые мы разгадать не можем". Затем на сцену появляется "шестифутовик" и вызывает всеобщее восхищение.

Мистер Гаппи принимает лишь очень незначительное участие в происходящих событиях, если не считать того, что дает показания, ибо, как и всем посторонним, ему велят "проходить, не задерживаясь", и он может только слоняться около таинственного дома, с острой горечью наблюдать, как мистер Смоллуид запирает дверь на замок, и обижаться на то, что в дом его не пускают. Но, прежде чем все заканчивается - то есть на следующий вечер после катастрофы, - мистер Гаппи находит нужным сообщить кое-что леди Дедлок.

С замирающим сердцем и каким-то унизительным ощущением виновности, порожденным страхом и бодрствованием в "Солнечном гербе", молодой человек, некий Гаппи, подходит в семь часов вечера к подъезду особняка Дедлоков и просит доложить о себе ее милости. Меркурий отвечает, что миледи собирается ехать на званый обед; неужели он не видит кареты у подъезда? Да, он видит карету у подъезда; но тем не менее он желает видеть и миледи.

Меркурий, как он вскоре скажет одному своему коллеге, тоже ливрейному лакею, охотно бы "вытолкал вон молодого человека", если бы не получил приказания принять его, когда бы он ни пришел. Поэтому он скрепя сердце решается провести молодого человека в библиотеку. Здесь он оставляет молодого человека в просторной, неярко освещенной комнате, а сам идет доложить о нем.

Мистер Гаппи озирается по сторонам в полумраке, и всюду ему мерещится не то кучка угля, не то головешка, покрытая белой золой. Вскоре он слышит шорох.

Уж ее... Нет, это не призрак, а прекрасная плоть в блистательном одеянии.

- Прошу прощения у вашей милости, - говорит, запинаясь, мистер Гаппи в величайшем унынии, - я пришел не вовремя...

- Я уже говорила вам, что вы можете прийти в любое время.

Миледи садится в кресло и смотрит ему прямо в лицо, как и в прошлый раз.

- Благодарю покорно, ваша милость. Ваша милость очень любезны.

- Можете сесть.

Тон у нее не особенно любезный.

- Не знаю, ваша милость, стоит ли мне садиться и задерживать вас, ведь я... я не достал тех писем, о которых говорил, когда имел честь явиться к вашей милости.

- Вы пришли только затем, чтобы сказать об этом?

- Только затем, чтобы сказать об этом, ваша милость.

Мистер Гаппи и так уже угнетен, разочарован, обескуражен, и в довершение всего блеск и красота миледи действуют на него ошеломляюще. Ей отлично известно, как влияют на людей ее качества, - она слишком хорошо это изучила, чтобы не заметить хоть ничтожной доли того впечатления, которое они производят на всех. Она смотрит на мистера Гаппи пристальным и холодным взглядом, а он не только не может угадать, о чем она сейчас думает, но с каждой минутой чувствует себя все более и более далеким от нее.

Она не хочет начинать разговор, это ясно; значит, начать должен он.

- Короче говоря, миледи, - приступает к делу мистер Гаппи тоном униженно кающегося вора, - то лицо, от которого я должен был получить эти письма, скоропостижно скончалось и... - Он умолкает.

Леди Дедлок невозмутимо доканчивает его фразу:

- И письма погибли вместе с этим лицом?

Мистер Гаппи ответил бы отрицательно, если бы мог... но он не в силах скрыть правду.

- Полагаю, - что так, ваша милость.

Если бы он теперь мог заметить в ее лице хоть малейший признак облегчения! Но нет, этого он не заметил бы, даже если бы ее присутствие духа не смутило его окончательно и если бы сам он смотрел ей в лицо, а не отводил глаза.

Он что-то бормочет срывающимся голосом, неуклюже извиняясь за свою неудачу.

- Это все, что вы имеете мне сказать? - спрашивает леди Дедлок, выслушав его, или, точнее, выслушав то, что можно было разобрать в его лепете.

Мистер Гаппи отвечает, что все.

- Подумайте хорошенько, уверены ли вы в том, что ничего больше не желаете мне сказать, потому что вы говорите со мною в последний раз.

Мистер Гаппи в этом совершенно уверен. Да он и правда ничего больше не хочет сказать ей сейчас.

- Довольно. Я обойдусь без ваших извинений. Прощайте.

И, позвонив Меркурию, она приказывает ему проводить молодого человека, некоего Гаппи.

Но в доме в эту минуту случайно оказался пожилой человек, некий Талкингхорн. И этот пожилой человек, подойдя тихими шагами к библиотеке, в эту самую минуту кладет руку на ручку двери... входит... и чуть не сталкивается с молодым человеком, когда тот выходит из комнаты.

Одним лишь взглядом обмениваются пожилой человек и миледи, и на одно лишь мгновение всегда опущенная завеса взлетает вверх. Вспыхивает подозрение, страстное и острое. Еще мгновение, и завеса опускается снова.

- Прошу прощения, леди Дедлок... тысячу раз прошу прощения. Никак не ожидал застать вас здесь в такой час. Я думал, в комнате никого нет. Прошу прощения.

- Не уходите! - останавливает она его небрежным тоном. - Пожалуйста, останьтесь здесь. Я уезжаю на обед. Я уже кончила свой разговор с этим молодым человеком.

Расстроенный молодой человек выходит, кланяясь и подобострастно выражая надежду, что мистер Талкингхорн чувствует себя хорошо.

- Так, так, - говорит юрист, посматривая на него из-под сдвинутых бровей, хотя кому-кому, а мистеру Талкингхорну достаточно лишь бросить взгляд на мистера Гаппи. - От Кенджа и Карбоя, кажется?

- От Кенджа и Карбоя, мистер Талкингхорн. Моя фамилия Гаппи, сэр.

- Именно. Да, благодарю вас, мистер Гаппи, я чувствую себя прекрасно.

- Рад слышать, сэр. Желаю вам чувствовать себя как можно лучше, сэр, во славу нашей профессии.

- Благодарю вас, мистер Гаппи.

Мистер Гаппи выскальзывает вон крадущимися шагами. Мистер Талкингхорн, чей старомодный поношенный черный костюм по контрасту еще сильнее подчеркивает великолепие леди Дедлок, предлагает ей руку и провожает ее вниз по лестнице до кареты. Возвращается он, потирая себе подбородок, и в течение всего этого вечера потирает его очень часто.

ГЛАВА XXXIV

Поворот винта

- Что это такое? - спрашивает себя мистер Джордж. - Холостой заряд или пуля... осечка или выстрел?

Предмет этих недоумений - распечатанное письмо, - явно приводит кавалериста в полное замешательство. Он разглядывает письмо, держа его в вытянутой руке, потом подносит близко к глазам; берет его то одной рукой, то другой; перечитывает, наклоняя голову то вправо, то влево, то хмуря, то поднимая брови, и все-таки не может ответить на свой вопрос. Широкой ладонью он разглаживает письмо на столе, потом, задумавшись, ходит взад и вперед по галерее, то и дело останавливаясь, чтобы снова взглянуть на него свежим взглядом. Но даже это не помогает.

"Что же это такое, - раздумывает мистер Джордж, - холостой заряд или пуля?"

Неподалеку от него Фил Сквод при помощи кисти и горшка с белилами занимается побелкой мишеней, негромко насвистывая в темпе быстрого марша и на манер полковых музыкантов песню о том, что он "должен вернуться к покинутой деве и скоро вернется к ней" *.

- Фил!

Кавалерист подзывает его кивком.

Фил идет к нему, как всегда: сначала бочком отходит в сторону, словно хочет куда-то удалиться, потом бросается на своего командира, как в штыковую атаку. Брызги белил отчетливо выделяются на его грязном лице, и он чешет свою единственную бровь ручкой малярной кисти.

- Внимание, Фил! Слушай-ка, что я тебе прочитаю.

- Слушаю, командир, слушаю.

- "Сэр! Позвольте мне напомнить Вам (хотя, как Вам известно, по закону я не обязан Вам напоминать), что вексель сроком на два месяца, выданный Вами под поручительство мистера Мэтью Бегнета на сумму девяносто семь фунтов четыре шиллинга и девять пенсов, подлежит к уплате завтра, а посему благоволите завтра же внести означенную сумму по предъявлении упомянутого векселя. С почтением Джошуа Смоллуид". Что ты на это скажешь, Фил?

- Беда, хозяин.

- Почему?

- А потому, - отвечает Фил, задумчиво разглаживая поперечную морщину на лбу ручкой малярной кисти, - что, когда с тебя требуют деньги, это всегда значит, что быть беде.

- Слушай, Фил, - говорит кавалерист, присаживаясь на стол. - Ведь я, можно сказать, уже выплатил половину своего долга в виде процентов и прочего.

Отпрянув назад шага на два, Фил неописуемой гримасой на перекошенном лице дает понять, что, на его взгляд, это не может улучшить положения.

- Но слушан дальше, Фил, - говорит кавалерист, опровергая движением руки преждевременные выводы Фила. - Мы договорились, что вексель будет... как это называется... переписываться. И я его переписывал множество раз. Что ты на это скажешь?