Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

• Название: Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы
• Автор: Дмитрий Гаврилов
• Жанр: Фэнтези

Этим романом автор продолжает тему священной Арконы, рассказывая о поколении ее героев, предшествующих тем, что сражались за исконную веру на страницах нашей книги «Наследие Арконы» (М.: АСТ, 2005, 381 с. ISBN 5-17-027292-8)

---

— Видать, птенец, — предположил словен. Но время для острот он выбрал неподходящее.

— Я тебя, хвастун, предупреждал! Пеняй же на себя! — завизжал Баюн.

— Глупости, ничего страшного! — бодрился Ругивлад, хотя мысленно клял себя самыми черными словами.

Ольга спряталась за широкой спиной своего спасителя. Тот держал меч наготове. Кот выгнулся дугой, шерсть стала дыбом. Зверь устрашающе шипел, хотя сам отчаянно трусил.

Неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, змей направился к путникам. Средняя голова спустила через ноздрю пар и, разинув пасть, осведомилась:

— Коня вызывали?

Только тут Ругивлад разглядел на спине своего полного здоровья и радости «детища» две причудливых корзины — скорее, два мешка или сумки. Они возвышались средь бронированных пластин и зубцов вертикально, как горбы.

— А ты сомневался! — обернулся словен к коту.

Тот фыркнул.

Гигантская рептилия галантно распластала у ног спутников перепончатое крыло. Оно мало походило на сходни, но Ольга бесстрашно ступила на эту бородавчатую лестницу и начала карабкаться наверх.

— Обожди! Я первый! — закинув меч за спину, Ругивлад быстро взобрался на дракона и, уцепившись за зубец попрочнее, спустил девушке ремень.

Кот, не видя разницы между змеиным телом и древесным стволом, очутился наверху самым естественным образом.

— Полетели, малыш! — приказал Ругивлад, совершенно освоившись.

Змей не сдвинулся с места.

— Моя твоя не понимай! Ты ему по-нашему, по-волшебному! — мяукнул Баюн.

— Земля, прощай! — вспомнил волхв материнскую сказку.

Сминая колючие кусты, косолапый змей хорошенько разбежался. Расправив крылья, он взмыл в воздух и быстро набрал высоту. Земля так и ухнула вниз, а пыльная торная дорога обратилась в едва различимую тропку.

Не успел словен порадоваться, что, мол, хвала Велесу, дела налаживаются, как змей завис под самыми облаками. И ни туда, ни сюда, стрекоза проклятая.

— Ну, ты! Зеленое! Пшел вперед!

— Как же, пойдет он! — съязвил кот. — У тебя, волхв, или память отшибло, или учили тебя не по-нашенски.

— Ах, да! В добрый путь! — продолжил волхв.

И что же? Полетели…

ГЛАВА 5. ГРОМ СРЕДЬ ЯСНОГО НЕБА

В змеиной сумке было тепло и уютно. Правда, кот наотрез отказался туда лезть, а устроился меж гряды широких зубцов, что шли вдоль драконьего хребта, уменьшаясь к кончику хвоста. Девушка вела себя на редкость хладнокровно, и словен, полагая летучих чудовищ не такой уж большой редкостью, поначалу не обратил на ее спокойствие особого внимания. Его забавляли змеиные головы. Коренная держала направление, правая и левая не возражали, помогая, как умели, ей на поворотах. Дорогу ящерица выбирала сама и в понуканиях не нуждалась.

Впечатлений хватило бы и на опытного воина! Пару раз окликнув Ольгу, Ругивлад почуял, что творится неладное. Смертельно бледное лицо его спутницы и судорожно сжатые девичьи пальцы подтвердили догадку.

— Воды, прах Чернобога!

Левая башка медленно развернулась и выпустила из пасти теплый, слегка отдающий серой, поток. Кота, не ожидавшего эдакой напасти, просто смыло. Едва не полетев вниз, он, по счастью, сумел уцепиться когтями и зубами за складки змеиной кожи. Хвала небесам, девушка пришла в себя и что-то прокричала волхву по-тарабарски сквозь свист ветра. Он понял лишь, что на сей раз это были не слова благодарности.

— Варвар, что ты делаешь! С ума спрыгнул что ли? — зашипел кот.

Дракон разогнался и пронзил холодное облако. Небесная влага ринулась к земле проливным дождем. Бесконечная степь под змеиным брюхом сменилась лесом.

Кот успокоился и перебрался к Ольге, погреться.

А Ругивлад снова и снова мысленно возвращался к своему разговору с Седовласом.

* * *

— Что ж, парень! Угадал я твой недуг.

В то время, как большая часть людского племени изо всех сил стремится к Жизни, к воплощению себя в грядущих поколениях самым примитивным образом, вы, герои-воздыхатели, упорно сопротивляетесь неизбежному, обладая поразительной волей к Смерти.

Ты нравишься мне, молодец, своей непокорностью. Я не стал бы попусту терять время, коль не было бы надежды втемяшить хоть каплю здравого рассудка в твою голову.

После воли к жизни, влечение кобеля к суке — самая грозная, беспощадная из созидательных сил. С неизмеримой простотой и легкостью это влечение может перетекать и на противоположнуючашу Мировых Весов. В ней тяга превращается в великую силу разрушения и смерти.

Справедливости ради, скажу, что, по моему разумению, влечение и любовь суть разные вещи. Вот лежит лесной кот. Спроси его о времени — он не знает, о чем и речь. Животные не ведут ему счет, подобно вам, людям. И разве можно любовь сравнить с весенним кошачьим мяуканьем! Стремление к женщине поглощает время и мысли людей. Оно лежит в основе всякого побуждения мужчины. Любовь же женщины к мужчине есть стремление возместить свою ущербность, через рождение ребенка. Вдвоем они заткнут за пояс любого мудреца, ибо устами матери говорит Лада, а устами мужа вещает Род. Женщина знает, чего она хочет, а вот мудрец — никогда, иначе какой же он мудрец!

Любовь рождает уничтожение. Она подвигает людей на самые отвратительные действия. Это Сила, что разрывает прочнейшие связи и тут же опутывает новыми. Любовь к женщине разрушает самые крепкие клятвы, самую бескорыстную дружбу. Что уж говорить о братских узах! Не нынешний ли князь киян, чтобы заполучить жену брата, заманил Ярополка в ловушку? Хоть и болтают — изменяла грекиня, — между делом добавил Седовлас и продолжил. — Смущая точнейшие умы, коверкая неповторимые инструменты творца, непрошеной гостьей проникает любовь и в пещеру к волхву-отшельнику, и на княжий совет, не стесняясь своей наготы… У богатого она требует в жертву богатство, у владыки — его силу, у верного героя — его молодость…

Но скажи мне, словен! Чего стоят все эти жертвы пред истинной, настоящей Любовью?! Вот загвоздка! Странное, неразрешимое противоречие! Одной рукой Любовь попирает жизнь, другой — дарит ее снова. Дошедшее до исступления чувство, неодолимая тяга влюбленных друг к другу становится новым, отдельным существом. Хотя еще и не дитем, которое они могут произвести на Белый Свет… И которое производят. И даже безо всякой любви! Так, дескать, между исполненными страсти взорами вспыхивает искра бессмертия.

Глупцы! Скульптор, при помощи куда более грубого, чем людская плоть, материала, оставляет свой след в этом мире. Волхв, копаясь в пыли пещеры, извлекает крупицу знания и остается в памяти своих заурядных потомков…

Седовлас усмехнулся.

— Хотя ничего нет хуже идеи мудреца переложенной в пустые головы. Боян единственный находит верные слова… И скульптор, и волхв, и боян в своем неосознанном стремлении к бессмертию куда последовательней и разумнее прочих. Применительно к смертным, о разумности говорить, вообще, затруднительно… А началось-то все с дурацкой мечты, которую Род и Лада, вечные поборники Воли к Жизни, внушили человечеству, под видом блага и наслаждения, сочетания приятного с полезным!

Я — тот, кто поставил под сомнение эту Волю, и потому я тот, кто и вершит ее. Выбирай. Либо падешь ты на жертвенник собственных страстей, либо последуешь по пути, на который уже вступил, когда не подчинился неумолимому закону жизни — Любви!

Ругивлад молчал, не зная что ответить. Привычно избегая страшного взгляда своего покровителя, он вдруг не удержался и поднял глаза.

Черные очи Седовласа были пусты и бездонны. И там, в этой тьме, увидел словен первозданную мощь. Древнюю, никому не подвластную стихию. Глубинную, существующую с начала всех времен магию… Молодой волхв почувствовал, как его охватывает благоговейный ужас. То были очи бога, а никакого не колдуна… Промедли смертный еще миг, он потерял бы себя навек. Но Седовлас опустил тяжелые веки.

— Ну, что, волхв? Повезло тебе нынче! — снова усмехнулся Старик. — Хорошо, что твои желания совпадают с моими намерениями. Пока это так, удача тебя не оставит. Лишь одна преграда будет вечно стоять на твоем пути — ты сам.

— Когда я слышу слово «судьба», моя ладонь ложится на рукоять меча! — осмелел молодой волхв.

— Этого, что ли? — за спиной внезапно полегчало, а клинок сам собой очутился в руке Седовласа. — Нет, герою иной меч надобен.

Старик с легкостью переломил металл посередине и отшвырнул обломки в сторону.

— Вот кладенец, достойный дела, которому служит! — Седовлас вонзил ореховый посох в обсидиановый пол пещеры, словно копье. — Не расставайся с ним! Враг тебя найдет, да сам погибель сыщет. Помни это!

Стены загудели, застонали, запричитали… Дерево менялось на глазах, выпрямляясь, обретая металлический блеск.